Девушка вздернула подбородок и гордо покинула комнату. Как только она вышла, живот юноши скрутило резкой болью. Святослав согнулся, упал на колени, раскрывая рот настолько широко, насколько позволяли суставы. Но несмотря на боль и рвотные позывы, изо рта ничего не вылилось. Святослав выпрямился, отер выступившую на лбу испарину и закашлялся. Воздух вокруг него заволокло серой пылью, на языке осел вкус угля. Где-то в недрах дома засмеялась Милорада.

Приступ прошел так же неожиданно, как накатил. Мгновение – и слабость исчезла, о дурноте напоминали только бисеринки пота. Свят встряхнулся и принялся одеваться. Он пообещал себе не удивляться, но вот опять ходил как огретый дубиной. В очередной раз княжич ловил себя на странном ощущении: с одной стороны, он прекрасно понимал, что все вокруг него происходит взаправду, а какая-то часть его все равно питала надежду, что он сейчас проснется – и все будет обычно. Хотя какое оно, это «обычно»? Жизнь в тереме, где заправляет княгиня-ведьма, едва ли могла называться обычной.

Чем дольше Святослав думал, тем труднее ему было решить для самого себя: предложение Милорады – это спасение или еще одна возможная ошибка? Чем она лучше княгини Даны? Но чтобы ответить на этот вопрос, нужно было разобраться, кем была Дана.

При мысли о мачехе Святослав дернулся. Век бы не вспоминать о ней. Раздумья о княгине камнем повисли на шее.

Свят подошел к тазу с водой и плеснул себе в лицо, смывая усталость и паутину тяжелых мыслей. Подняв голову, он взглянул на отражение в зеркале. Из-за тонкой глади стекла на него смотрел молодой мужчина, в котором Святослав с трудом узнавал себя. Угрюмый, промеж бровей залегла глубокая складка. И какой князь из него выйдет?

Стоило княжичу подумать об этом, как поверхность зеркала покрылась рябью, отражение расплылось, цвета и очертания перемешались, а через мгновение сплелись в новый узор. Святослав увидел главный зал в отцовском тереме и себя в княжеских одеждах. Его руки крепко держались за подлокотники, на плечи давил тяжелый меховой ворот, а на лице было написано гордое спокойствие и уверенность, которые он прежде видел только у отца. Из-за зеркала донеслись приглушенные ропот и гомон. Сколько Свят ни вслушивался, он не мог разобрать ни слова. Жаловались ли ему? Просили о чем-то? Давали советы? Вдруг отражение зашевелилось. Поверх княжеской руки в зеркале легла тонкая белая ручка. Святослав прилип к стеклу, но в одно мгновение отражение дрогнуло, вспыхнуло и исчезло. Все звуки в заколдованном тереме померкли, и остался только один – оглушительный визг Милорады.

Княжич ворвался в светлицу, где хозяйка занималась колдовством. Сердце колотилось где-то в глотке, по спине бежали мурашки, а разум перебирал все возможные причины, доведшие Милораду до такого ужаса. Но все, что он придумал, растаяло, когда он увидел зажатую в угол хозяйку терема и огромного черного волка, нависшего над ней. Милорада осела на пол и заслонила лицо руками.

Княжич бросился на зверя и, обхватив его за шею, изо всей силы потянул на себя.

– Убегай! – велел он девушке, пытаясь удержать волка. Тот мотнул головой, и ноги Святослава оторвались от пола, словно юноша ничего не весил. Мир перед глазами закрутился, спину пронзила тупая боль, выбившая воздух из груди. Зверь позабыл о Милораде и теперь встал над Святославом. Большие черные глаза всматривались в него. С губ капала слюна, тяжелое дыхание обдавало лицо. Княжич, как ни хотел зажмуриться, заставил себя распахнуть глаза и смотреть на исполинское животное.

Волк облизнулся, раскрыл пасть пошире и подался вперед.

– Свят! – мягкий горячий язык прошелся по лицу княжича, оставляя после себя длинный мокрый след. Святослав дернулся.

– Влас?!

– Это я! – отчаянно проскулил волк. – Не знаю, что эта девка со мной сделала. Она меня чем-то опоила и превратила…

– Никого я не превращала, – Милорада выпрямилась и отряхнула руки. – Ты чарами был покрыт, как коконом. Я просто сняла их.

Святослав немного неуклюже выбрался из-под зверя и поднялся на ноги.

– То есть как – сняла? Почему, если ты сняла их, он не стал человеком?

– Потому что человеком он никогда и не был, – раздраженно повела плечами девушка, словно ей приходилось объяснять им самые простые вещи.

Свят и Влас переглянулись. Из пасти Власа раздался скулеж, напоминающий скрип плохо смазанных петель. Свят провел рукой по лицу, пытаясь привести мысли в порядок. Еще чего не хватало! Влас, сын старого конюха, которого он знал с детства, оказался не человеком. Что еще ему предстояло узнать?

– Тогда кто я? – пискнул Влас, обращаясь к девушке. Черная шерсть на его холке встала дыбом.

Милорада отряхнула руки и подошла к волку, провела ладонями по высокому лбу, вывернула ему уши, потом разжала челюсти и заглянула в пасть. На каждое движение волк отзывался чем-то отдаленно напоминавшим «ай!» и «ой!». Ну точь-в-точь щенок, а не грозный хищник.

– Похоже, двоедушник, – пожала плечами Милорада. – Не видала их еще так близко.

– То есть он может превратиться обратно в человека? – оживился Святослав.

Милорада кивнула.

– Нужно как следует о землю удариться. Попробуй двумя лапами, вот сюда, – она топнула ножкой перед собой.

Волк жалобно взглянул сперва на нее, потом на друга и неуверенно обошел место, на которое указала хозяйка терема. Он поскреб пол лапой, примерился и неуклюже подскочил. Стоило когтям клацнуть о доски, длинные ноги подкосились, волк неловко шмякнулся об пол и распростерся на нем уже человеком, изрядно потрепанным, словно его пропустили через мельничные жернова. Грудь под черной рубахой тяжело вздымалась, глаза ошалело шарили по комнате.

Влас сел и, оглядев себя, радостно закричал. Вскочив на ноги, он принялся с воплями обнимать Святослава. Конюх даже потянулся было к Милораде, но та отшатнулась и наморщила носик.

– От тебя псиной несет. После баньки, может, и обнимемся.

– А когда я псом был, тебя это не останавливало.

– Так я и сказала, что тебе собакой лучше, – хмыкнула девушка и смерила юношей насмешливым взглядом. – Ну, поговорите тут, а я пока своими делами займусь.

И, бросив обрывки ткани и засушенных трав в корзинку, Милорада вышла на задний двор.

Святослав надеялся, что, как только Влас вернет прежний вид, все наладится само собой. Они смогут по-человечески поговорить, придумают, как справиться с Даной. Но теперь друзья сидели в бане как чужаки. Свят смотрел на коренастого болтливого парня, которого всю жизнь считал человеком, а Влас и вовсе пялился в пустоту перед собой. Только иногда он пошевеливал губами, но слова так и не шли. Хотелось обсудить все причуды Алой Топи, но было не до них.

– А я ведь во снах видал, как волком хожу, – наконец подал голос Влас. Черные короткие волосы налипли на лоб, мелкие капли воды то и дело срывались и звонко разбивались об пол.

– Разве твой отец ничего об этом не знал?

– Говорил, что пройдет, – пожал плечами Влас. – Что воображаю я все…

– Мы вернемся и расспросим его, – быстро пообещал Свят, но Влас только смерил друга хмурым взглядом.

– Куда там? У тебя своя напасть есть, – хмыкнул конюх и еще раз оглядел свои руки. – А теперь и я нечисть. Как я отцу таким покажусь?

– Вот же нюни распустил, – зазвучал где-то поблизости голос Милорады. Юноши подскочили и заозирались, пытаясь различить ее силуэт в плотной пелене пара.

Послышалось шлепанье маленьких лапок, и на скамью между ними взобралась ящерка с переливающейся серебряной спинкой. Ящерка раскрыла рот, и из беззубой пасти полился женский голосок.

– И жалуется, и жалуется, мол, нечисть. Что ты жалуешься? Ты, как захочешь, сможешь бегать в волчьей шкуре и легко перекидываться в человека, а мне, чтоб обратиться, приходится в звериную шкуру втискиваться. И то лишь в того зверя, который сам мне свою шкуру уступит или подарит.

Влас, может, и хотел что-то ответить, но мог только удивленно хлопать глазами, глядя на говорящую ящерку.