– Никак нет!

– И не надо. Это была…Была проверка. Учение, которое вы провалили. Поэтому держите язык за зубами, чтобы не последовали оргвыводы. Вы же не хотите потерять работу и попасть под следствие за допущенную халатность?

– Никак нет! – побледнел охранник.

– Вот и забудьте все. И всем накажите. Это был мой человек, которого я попросил… который проверил вашу службу. Возможно, это не последняя проверка. Вам ясно?

– Так точно.

– Все. Идите…

Так все было. И теперь, вспоминая эти события, Никита Сергеевич морщился, как от зубной боли. Все это какая-то чушь – бульварный роман с благородными бандитами и сыщиками. Но с другой стороны… Первый визит… И этот побег… Они смогли разыграть все, как по нотам, оставив всех, в первую очередь его, в дураках… Смогли…

А у него, как ни крути, нет надежных исполнителей, которые будут держать язык за зубами. Так может эти… Черт их знает! Конечно, можно ошибиться, но все другие варианты еще более безнадежные. И если они не врут, если служили Кобе и Лаврентию… В конце концов он ничем не рискует – письменных приказов не дает, служивый люд не привлекает, через посредников исполнителей не вербует. Все с глазу на глаз. И, значит, всегда можно от всего откреститься. Да и не пойдут они жаловаться – некому!

Так?

Да даже если не так – один он, на вершине. Вся страна под ним, а тех, кому можно на все сто доверять, нет – все под всеми ходят и друг на друга стучат. Споткнешься – в тот же миг с потрохами сожрут. А если ничего не делать, то один черт сожрут, пусть чуть позже, но непременно из собранного дерьма Дело сшив. Такая вилка. А эти… тут хоть какой-то шанс есть. Если они без вышестоящего начальства, без приказов и архивов. Сами по себе. Знал Никита Сергеевич силу бумаг, которые иногда хуже кистеня могут череп раскроить. Подмахнул приказ или распоряжение, а его лет через пять вытащат и предъявят. Как в тридцать седьмом – что писал, что говорил… Надо чистить – под метлу сор выметать. Пусть даже человеческий.

И что?.. Выходить на связь? Ему!.. С кем?..

Никита Сергеевич поморщился – не по чину, ему… Но как иначе?.. Нет, тут надо подумать, хорошенько подумать…

Разговор был приватный, за «чашечкой» водки. Черт знает почему, но на Руси все серьезные разговоры идут под «беленькую». Может потому, что водочка страхи убирает и языки развязывает. Недаром говорится – что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Может, потому Сталин застолья любил, что накачивая единомышленников грузинскими винами, вперемешку с коньяком «Кс» или «Енисели», слушал, о чем они говорят, подбрасывая «горячие» темы. Сталина не стало, а привычки остались.

Да может они и не пили, кто им в рюмки заглядывал, но бутылки на столе стояли.

– Не верю я Хрущу, доберется он до нас. Не сегодня, так завтра.

– Брось Лазарь, Он нынче в победителях ходит, зачем мы ему?

– С испугу. Никита всегда трусоват был и теперь, думаю, опасается, удара в спину. А с испугу чего не учудишь. Ленинградское дело помнишь – как он там кровавой косой шуровал?

– Может и так.

Терты-перетерты были собравшиеся на даче друзья-собутыльники, сколько чисток прошли, скольких их приятелей из самых высоких кремлевских кабинетов чекисты под белы рученьки на Лубянку сволокли, а потом процессы над врагами-оппортунистами и пуля в затылок. Понимали, что должности и звезды большие на погонах не защита, не оберег, скорее наоборот. Чем выше взлетел, тем больней падать… Хрущев, конечно, не Ежов с Ягодой, но ручки в кровушке по самые плечи попачкал. И теперь может. Все, кто через революцию, гражданскую и чистки прошел – не агнцы божьи, все к смерти привычны, как к инструменту классовой борьбы. Хрущев не исключение – сколько народу загубил, пытаясь выслужиться. Что ему чужая жизнь – спичка, переломил и забыл. Сколько раз его Сталин осаживал, и на Украине, и в Ленинграде, когда он зарывался… Никого не щадил и их не пощадит…

– И что ты предлагаешь?

– Не знаю. Но уверен, что в покое он нас не оставит. Нынче он всеми четырьмя в трон вцепился, как клещ – не оторвать.

– А мы тут при чем?

– При том, что пока мы есть и при должностях, он спать спокойно не будет – заговоров опасаясь.

– Мы же помогли ему – вместе Лаврентия свалили.

– Именно поэтому. Если такую фигуру, как Берия, переиграли, то его, как он считает, тем более. Теперь большая чистка будет, как в тридцать седьмом.

– Скажешь тоже. Так чистить пупок развяжется. Никто ему большой крови не простит – только вздохнули свободно и опять. Не решится Никита. Пустит по стране кровь – она же его и смоет. Что он понимает.

– Так – не решится, но от власти отодвинет. Объявит врагами народа и сошлет на Соловки. С глаз долой – из сердца вон.

– Сгущаешь, Георгий.

– Может и так. Но только окажись мы на его месте, как бы действовали?

Все замолчали. И то верно… Там, наверху, под звездами на башнях друзей не бывает. Там только соперники или враги, которые на твое место метят. Так было и будет. Мало что ли на Руси Самодержцев смерть от приятелей-заговорщиков своих приняли? И они, коли на трон сели, оглядываться бы на прежних друзей стали. Тут не поспоришь. И Никита теперь ночами в кровати ворочается, прикидывая, кто ему может кинжал в спину воткнуть или яд в стакан подсыпать. Хотя теперь не так, как прежде, теперь без стилета и яда, просто соберут Политбюро, поставят вопрос и проголосуют «за» или «против». За тебя или против тебя. И, все, кончилась твоя власть. Тут кто вперед успеет и больше голосов соберет. Такие нынче перевороты, где не оружие под полой, а поднятые вверх руки. И лучший способ, это сомнительные фигуры из окружения заранее вычистить, своих поставив, которые как надо голосовать будут. Такая логика…

– А ты его, помнится, Георгий, из-под Хозяина вынул, когда он его за Киев и Харьков снять хотел и под суд отдать. Помнишь?

– Было дело. Да ведь не только я, за него Берия больше других хлопотал, чтобы при должности оставить. И Булганин. Все мы. Он же в ногах у нас валялся, моля спасти его. Чуть не ботинки целовал. Испугался очень. Сообща Кобу уломали.

– На свою голову.

– Берия – так тот точно. Получил ответку. Спас Никитку, а тот его под смерть подвел. Такая благодарность. Так что не приходится ждать от него милости.

– Что делать будем?

А что тут сделаешь, когда Никита под себя большинство членов Политбюро перетянул. Начнешь их теперь агитировать, тебя быстро во враги народа определят. Упущено время. Да и как против идти, когда он не враг народу, когда линию партии продолжает, перегибы выправляя. Пусть через колено, но иначе как? Вся беда в том, что кроме власти все они за страну болеют, которую из царского болота вытянули. Все! Поэтому при всех чистках, никто в открытую против Сталина не шел – не царь он был, что корону по наследству передает, а должностное лицо. Первое среди прочих. Но – среди прочих! А если бы как при царизме, его бы те враги народа легко могли жизни лишить в любой момент, потому как в кабинет были вхожи, на банкетах рядом сидели и на трибунах стояли. А кто-то мог, пару эскадрилий в воздух подняв, Кремль в пыль разбомбить или артиллерией охрану смести. Для армии с ее калибрами, это было бы делом пустяшным. Но никто на это решался, даже когда им судилища устраивали. И когда арестовывали, не сопротивлялись, не отстреливались, хотя у каждого под подушкой маузер лежал, а то и пулемет на чердаке. Отправлялись как телки на убой, потому что не могли против партии идти, против социализма. Против Сталина – может быть, но против народа – нет. И показания на открытых процессах против себя давали и перед смертью не матом партию крыли, а кричали «Да здравствует Советская Власть!». А кто-то и «Сталин!». За мгновение до смерти, с револьвером упершимся в затылок, когда что-то изображать глупо.

И теперь, Хрущ хоть и подминает под себя власть, но не ради своей прихоти, а чтобы социализм строить, пусть на свой лад, но на благо советского народа. И это связывает руки любым заговорщикам, потому как прежде чем заговор чинить, надо партийным большинством заручиться. А просто лишить Хрущева жизни – зачем? Чтобы свои шкуры спасти и через это, не исключено, ввергнуть страну в пучину гражданской войны, которую они еще все помнят. Или врагов, которых у страны Советов без счету, на агрессию спровоцировать.