Обозлился я на себя. Переломил свою жажду топтать этот мир, выпустил воздух и позволил топи себя увлечь. Я просто хотел умереть там. Просто исчезнуть.

И тогда я увидел свет.

Он был вокруг, он шёл из мелких насекомых, что свободно перемещались в воде, от мошкары, зудящей сверху, от меня. И я потянулся к этому свету. Мои глаза видели сквозь веки. Мои руки, нет не те, что были скованы отчаянием, а другие, сплетались из этого света. Они будто жили своей жизнью...

Знаешь, они вытягивали нити из живого вокруг и втискивали в эту коровью тушу. Не знаю, сколько времени прошло. Но корова, глупая заблудшая корова, открыла глаза и дёрнулась наверх. Так она меня на поверхность и вытащила. Вот только странно это... Болото вдруг стало чистейшим озером. А на берегу...

На берегу стоял мой брат. Да, Луи... Сколько ж я его не видел. И свет, что был вокруг меня, вдруг соединился с его. И нас с коровой будто бы потащило к Луи...

Он сказал, что нашёл меня по медальону, который наша мать сплела из своих волос. И тот, в момент моей смерти, помог открыть наконец мою силу, за что я ему очень благодарен.

Ты... Спишь? Нет? А что тогда? Голова болит? А у кого она сейчас не болит? Ступай домой. Приходи утром, расскажу, что дальше было.

Ты рано, но проходи. Нет, я ещё не ложился. Что это? Ох, благодарю! Ты хороший человек.

А что ещё, кроме хлеба принёс? Творог, яйца... Овощи... Ох, это же те самые помидорки из предместий Радонаса! Я только слышал о них, этот солнечно-жёлтый цвет и запах заливных лугов. Кто бы мог подумать, что в горах, ласкающих небо, может расти такое чудо.

Молоко? Козье? Лемерское озеро? Да, конечно слышал. А как же, ведь в городе на его северном берегу мы и купили тот домик с моей роднулечкой. Там самые жирные козы дают самое вкусное, густое, душистое молоко. Только им детишки хвори и лечат. Где ж ты его достал за одну ночь? А-а... Давненько я на наш рынок не выбирался, на знал, что там такое продаётся.

Что будешь готовить? Может, сподмогнуть чем? Ну вот, совсем старика ни в грош не ставишь! А я ведь раньше хорошо готовил, да годы уже не те, силушка поисчерпалась, да и вкусы все к одному. Что это там осталось? Пахнет...

Мятный сбор, да ещё и с чабрецом? Это ж под Гристеном растёт? Эти их зелёные бескрайние холмы... Но как? Давно моё утро не было таким хорошим. Спасибо тебе!

Ну-ка, подсоби! Вот ту чеплашку сдвинь, ага. Ух, хоть бы мыши не пожрали, а то они могут. Была у меня тут одна, всю зиму прожила... Открывай! В порядке ягодки! Это наш боярышник засахареный! Смотри, как высох, в чай его твой сейчас добавь и будет хорошо! Для сердечка полезно и мне, старику, и тебе, толстяку.

Шкворчит, шкворчит маслице! Ну, не отвлекаю... Я так и хотел: пока ты готовишь, рассказывать. Думал, пойду на боковую? Дулечки! Кишка кишке колотит по башке. Уж дождусь твоей стряпни. Давненько мне тут никто не готовил.

На чём, бишь, остановились ночером? А, вспомнил, как Луи пришёл за мною в лес...

Знаешь, мы с ним вместе родились, а вот не похожи. Он с детства был одарённым: и пел красиво, и чародейство в нём рано проклюнулось, и жилка торговая проросла. А я будто обделён этим был, даром что лицом вышел, да статью. Хе-хе... Да уж, а как меня любовь поломала, так и того не стало.

Перемешивать не забывай! И мне три яйца, да чтоб желток не сырой и не вкрутую. И помидорок туда! Ух, как жратеньки охота, пузо сводит!

Луи по ту пору в городе на западном берегу Лемерского озера представления давал со своим передвижным театром. Брат мой как подрядился в Цветочной столице быть их глашатаем новых уличных искусств, так с тех пор по свету и колесит... Колесил?.. Что? Нет-нет... Просто ощущение такое... Ладно с ним.

Ты чайничек приткни куда-нибудь, чтоб есть и пить сразу. Учить тебя ещё и учить. Ды ты не волнуйся так, я сейчас быстренько доскажу, позавтракаем, да я спать пойду. А ты иди по делам своим... Да я и сам удивляюсь, чего я такой бодрый, будто силушка прибавилась, будто омолодел весь. Давненько такого не было.

Значит, был Луи в городе... Был, да увидел Рыцаря Смердящего средь простого люда. Невесть как Рыцарь признал родича моего, разговорились, да отправил он его меня проведать. Вот брат и прибыл, а там ощутил отклик в своём медальоне от моего, пошёл на этот зов, да увидел, как чернота болота осветилась изнутри, и как корова, что была мертва, воскресла.

Знаешь, после этого я и занялся вплотную своим чародейством, но сразу скажу, что более мне воскресить никого так и не удалось... Увы. Возможно, как сказал тогда брат, я вытянул из хранителя топи и окрестных существ жизненные силы, а сам, будучи на пороге смерти, смог исполнить свой долг — вернуть рогатую скотинку домой живой и здоровой.

Кабы я знал, что там было и как... Столько лет с этим бьюсь, а всё бестолку.

Мы отдали корову старшему смотрителю и пришли в мою баньку, косенькую, серенькую. Одна труба, как столб закопчёного камня в небо с укором смотрела. Я брату на дом указал, где моя былиночка одинокая была и заметил, что во дворе стопкой сложены накидки неотбитые из той самой травы.

Помнишь, небось, я тебе тогда рассказывал, как колотил их, чтобы форму придать? Так вот, я места себе не находил!

Понимаешь, родненькая моя ведь не могла их отбить, чтобы на продажу отнести, я этим занимался всегда. А тут, увидев их, понял сразу: она меня так зовёт, хочет, чтобы я, как и прежде, помог ей! Значит, согласна она на моё предложение, на ту тёмную тропу, что я ей указал.

И в голове у меня всё от радости помутилось. Вытолкал брата, велел возвращаться вместе с Рыцарем через полгода, как время истечёт, а сам, будто вожжой под хвост гонимый, побежал, спотыкаясь и падая, на двор любимого дома.

Забрал я полешки, накидки, приволок всё в баню, да принялся за работу. День прошёл, другой прошёл. А я не ел, не спал, без продыху тук да тук. Да вот только стоило кому ко мне приблизиться, так падали они, а их сила будто бы перетекала, становилась моей. И эти руки светящиеся все ниточки из окружающих ко мне тянули. Уже и люд собрался, говорили, кричали, но близко не подходили.

Не знаю, сколько времени прошло, да только доделав всё, упал я и уснул мертвецким сном. Знаешь, я тогда выспался, казалось, на всю жизнь вперёд. И снилось разное... Такое... Дай-ка вспомнить... Ты хлеб потоньше режь, а то толстый жевать неудобно.

Вкусно... Действительно вкусно... Умеешь же готовить! Повезёт жёнушке твоей! Что, уже повезло? ... ох, сочувствую. Да, когда любимая вдруг умирает, это... Кх-кх-кхах... Фу-ух... Фу-ух... Как-то я притомился. Доесть бы... Дорассказать...

Что снилось?... Горы высокие, красно-серые такие, две скалы, будто пара у алтаря, да только дыра у них в груди одна на двоих, будто сквозная. Не был там, не знаю, существует ли это место.

Ещё маяк снился, страшный и тёмный. И вода, много воды... Были горы белые, что острыми гребнями в тучи чёрные входили, как меч в тело зверя... А ещё домики такие... То ли из дерева, то ли из глины... Красивые, завитые... И будто люди на них изображены, да только и не совсем люди... Не помню, что не так было в них, да только напугали они меня...

А, точно, ещё и эта снилась, вторая, что по небу бегает. Не по нраву она мне. Где ж видано, чтоб вдруг вторая луна появилась? Двадцать лет али больше прошло, а я всё не привыкну.

А потом я открыл глаза. Я лежал в нашем домике, а роднулечка моя рядышком была и всё по голове гладила, смотрела на меня ласково-ласково, но в лице — печаль, как побережье после отлива. И чувства на личике её прекрасном, как мёртвые рыбки, трепыхались и замирали. Одни глаза жили...

И тогда я увидел её проклятье... Нет, потом, потом дорасскажу.

Уходи, убирайся! Дай отдохнуть старику!

Устал!

Не хочу! Не хочу вспоминать! Не хочу говорить!

Уходи... Только вернись...

Это ещё не конец.

...а я им так и сказал: "Не в себе я был!" — покаялся, значит. Сам и не понял, как то со мной произошло. Сколько не бьюсь, так и не знаю.