Я замер на мгновение, но после медленно кивнул, не задумываясь о последствиях.
– Обещаю…
В темноте спальни мы слились в любовном экстазе. Две души объединились в порыве страсти, наслаждались телесной теплотой. Я с почтительной нежностью коснулся женской кожи, будто трогал самый драгоценный цветок из выжженного войной сада. Она изгибалась под прикосновениями, как гибкий стебель, что тянулся к солнцу.
Мы отдались друг другу полностью. Девушка шептала о жизни, о добре, которое желала подарить простым людям, а я с восхищением слушал и нежно любил. В ту ночь мы обрели друг друга не только как союзники в борьбе, но и как путники, что шли вместе по дороге жизни. Но только на одну ночь – у судьбы всегда свои планы.
После акта истинной любви я быстро накинул на себя что было и невзначай спросил о Торрене, лидере сопротивления Гармонистов:
– Спасибо за столь прекрасную ночь, – я ещё раз поцеловал прелестные губы. – Хочу вас спросить… Вы случаем не знаете, как найти Торрена? У меня есть несколько вопросов, а также жгучее желание помочь освободительному движению. Я на самом деле шёл не проверять эффективность работы тайной полиции, как вы уже, наверное, поняли. Я хотел присоединиться к…
– Единственное, что говорил Торрен по поводу плана Б, так это то, что нужно бежать в Вестрию. Только там гармонистам будут рады.
– Понял. А как я смогу с вами связаться?
– Есть один знакомый, что живет во Враксе, но я не уверена, что он жив. Его зовут Голден Маффин. Если найдёте его, то выйдете и на Торрена.
«Жаль, что пришлось тебе наврать…»
После этих слов случилось непоправимое. Я знал, что расплата придёт, но не думал, что так скоро. Тайная полиция пришла по её душу, когда эхо наших вздохов еще не успело растаять в ночном воздухе. Раздался оглушительный грохот – дверь внизу выбили чудовищным ударом. Топот сапог разносился по лестнице, отдавался ударами в венах. Я подобрал пистолет и спрятал за спиной.
Удар. Ещё удар. С каждым стуком ноги по запертой двери я думал, что делать. На уме была только одна фраза. Пришлось медленно направить пистолет на гармонистку.
– Это конец, – сказал я с болью в сердце.
Она спокойно улыбалась, ведь с самого начала знала, что гармонии не выжить в столь падшей стране.
Вновь раздался удар, и дверь слетела с петель. Отряд УОП в черной униформе влетел вперёд.
– Полиция Гегемонии! Всем оставаться на месте! – рявкнул офицер и уставил дуло автомата в лицо террористки.
Девушка вскрикнула, когда другой полицейский прошёл глубже в комнату, грубо взял её за волосы и ударил головой о стол.
Под козырьками фуражек скрывались гримасы фанатизма. Как маски театра ужасов, они скрывали истинный страх тех, кто находился за ними. Гармонистка съежилась, прикрылась потрёпанным платьем и попыталась спрятать глаза от этого кошмара… Но даже тогда она почему-то незаметно улыбалась.
– Спасибо, хайвенгруппенфюрер, за то, что донесли до нас столь ценную информацию. Мы не расслышали ваши слова, но то, что говорила террористка, мы записали и уже отправляем в центральный отдел, – он похлопал грязной рукой по плечу. – Никогда бы не подумал, что добиться таких результатов можно одними словами! Мое уважение. Надеюсь то, что мы прослушиваем всех командующих, вам было заранее известно, ведь ветеран-егерь королевы, я уверен, знал об этом и не стал бы…
Пустой трёп раздражал меня сильнее и сильнее. Другой полицейский продолжал бить гармонистку, пока я смотрел на них через дуло пистолета. Я думал, что не выдержу такую ужасную пытку, но тут третий подошёл ближе и заговорил с глумливой улыбкой:
– А пускай ветеран-егерь докажет преданность Великой королеве, – он смотрел на меня с презрением. – Если всё это не просто спектакль, и он верен стране, то хайвенгруппенфюрер сможет самолично прикончить новую подружку.
Меня охватил гнев ужасающей силы. В моменте захотелось пристрелить каждого, кто нагло ворвался в спальню и начал о чём-то рассуждать, будучи ничтожным отребьем.
«Мусор, что дослужился лишь до хайвст-лейтенанта, смеет судить генерала армии…»
Внутри разорвался бурлящий вулкан, лава ненависти стекала по венам. Я понял, что через минуту сгорю в адском пожарище злобы, если не изобью столь отвратительного ублюдка.
Пришлось подойти поближе. Я посмотрел офицеру прямо в глаза, навел оружие на девушку и, помедлив лишь мгновение от мгновения, нажал на спуск. Хрупкое тело с шумом рухнуло на пол.
Вокруг было тихо, лишь тяжелые хрипы нарушали звенящую тишину. Я ощущал, как с каждой секундой боль утраты становилась все ужаснее. Офицер заставил убить беззащитную. Я почувствовал, что разум вот-вот не выдержит и поглотит сознание в пучину ненависти. Нужна была отдушина, груша для битья. Я знал, кто станет следующим. Тело приготовилось преподать урок ебаной твари, что возомнила себя непонятно кем.
– Значит, вы сомневаетесь в моей верности Кристализ? – я шагнул ближе. – Вот это реально попахивает изменой, офицер.
Тот попятился к стене и на ходу попытался выхватить из кобуры пистолет. Я отбил оружие в сторону – тяжелый ствол со звоном покатился по полу. Офицер остался безоружным и замер у стены, точно припорошенный солью слизняк. Я навис над ним и кипел от гнева.
– Ты – жалкое ничтожество… Ну как? Понравилось вершить суд над хайвенгруппенфюрером, над генералом армии Великой королевы Кристализ? – я схватил офицера за отвороты мундира. Мужественные руки встряхнули идиота, как тряпичную куклу.
Я поздно понял, что сорвался и больше себя не контролирую. Тяжёлый кулак обрушился на челюсть. Офицер захрипел. Ошметки крови и осколки зубов брызнули в стороны, но удары продолжались – жестокие, яростные, пока коллеги-дегенераты наблюдали и лишь садистки ухмылялись. Наконец обмякшее тело сползло на пол. Офицер сжался в комок и захрипел. Я вытер темно-алые капли с разгоряченного лица и расправил плечи.
– Тварь, сука ничтожная, – прошипел я сквозь зубы. – Усомниться в преданности Её Величеству! Ещё раз ты что-то мне выскажешь – я тебя нахуй закопаю!
Нога со свистом рассекла воздух и обрушилась на офицера. Раздался хруст, и тот сразу обмяк, больше не подавая признаков жизни.
Я удовлетворенно кивнул и выпрямился. Сомнения в лояльности были жестоко наказаны, пусть и оказались небезосновательными.
«Теперь никому и в голову не придет подвергать мою верность сомнению… Полежит немного в отключке и поймёт, что так с генералом говорить нельзя».
Уставший взгляд метался между бездыханным телом девушки, окровавленным трупом хайвест-лейтенанта и ликующими ухмылками офицеров.
«Мы несём ответственность за тех, кого приручили… Какая ирония…»
– Простите, хайвенгруппенфюрер, н-но мы лучше пойдём. Мы все приносим глубочайшие извинения и…
Лава в душе остывала, отбрасывала тлеющие угли былой веры в справедливость. Каждое следующее бессмысленное слово офицера было ударом кнута, что вышибал из легких остатки воздуха, пока я прожигал взглядом окровавленную пародию на человека.
Глубоко внутри затухала первобытная ярость. Благородное, возвышенное – сгорело дотла, поглотило адское пламя истинного гнева.
Я хотел убить всех присутствующих, но понимал, что это того не стоило. Сама судьба стояла на моей стороне. Не каждому было дано избежать смерти дважды за ночь. В голове заиграла знакомая музыка.
Я посмотрел на костяшки рук. Окровавленные кулаки оказались стёрты, но боль не прожигала разум, а наоборот приносила облегчение.
Полиция постепенно ушла и забрала с собой тела.
«Горничная придёт только завтра…» – пришлось укладываться спать с запахом крови у носа.
Я лег в постель и тихо, совсем незаметно пролил слезу безысходности. С самого рождения я шёл до конца. Таков был долг настоящего мужчины. Но что-то внутри не давало успокоиться. Я почувствовал себя преданным, брошенным и не мог больше терпеть. Но спустя несколько минут шум листвы убаюкал истерзанную душу.
«Ты забыла свой медальон, глупышка…» – и я всё же уснул, не замечая, как сильно болят окровавленные руки.
