+++

Я устал, не успев проснуться. Я ничем не занят. Я ничего не делаю. Но плотное одеяло усталости обволакивает теперь меня все время. У меня теперь много времени. Бездна времени. Чёрная дыра времени. Потому что времени теперь совсем нет.

Когда Искусственный Интеллект просчитывал оставшиеся возможные варианты, он, видимо, собирался подарить нам надежду. Нам, оставшимся нескольким тысячам. Не знаю точно, сколько нас осталось. Не хочу у него выяснять. Думаю, что несколько тысяч, ведь наш корабль был не единственный. Все ли доберутся до цели? Рыбы откладывают миллион икринок, мальки вылупляются уже из тысячи, а до состояния взрослой рыбины доживают сколько? Один процент? Три – четыре штуки, говорит мне интернет. Интернет ИИ любезно подгрузил на корабельный сервер, весь целиком, включая последние записи с уличных видеокамер. А вот рыб как раз не подгрузил. Как и животных. Довольно ущербный у нас ковчег получился. Сказок целый воз. Неужели у нас есть шанс?

+++

Итак, я устал. Устал настолько, что согласился принять этот бессмысленный флешмоб от нашего ИИ. Устал держать в себе. Допустим, я не зря тут пишу. И следующий вахтер не поленится прочесть мои излияния. Впрочем, я не прочитал ни строчки из дневников предыдущих. Потом, все потом, я слишком устал. Когда-нибудь открою и их файлы. Или хотя бы посмотрю, сколько их было до меня. Наверное, узнав это, я смогу посчитать, сколько мы уже летим или сколько нам осталось. А могу и просто спросить об этом у нашего ИИ, он ведь контролирует полет. Надеюсь, что могу. Или даже – предполагаю. Но даже этого я не делаю. Я слишком устал.

Я помню, когда эта глыба усталости стала наваливаться и придавливать все больше и больше. Столько нужно было успеть сделать, подготовиться, обезопаситься, запастись, разрулить, достать и подбить. Только смысл этих действий таял с неумолимой скоростью. И помню, как стало понятно, что надежды нет. Я сидел посредине комнаты на шатком стуле с подминающейся ножкой, передо мной раскрыл широкий зев пластиковый, в красный кружочек, чемодан, вокруг валялись вещи – трусы, носки, книги, наушники, бритва, сумка-холодильник, цветные карандаши, старый телефон, провода зарядки – все вперемешку: казалось, что чемодан стошнило, и все это теперь не запихнуть обратно, все это пропиталось вонючей слизью, и это была слизь прошлого, все осталось в прошлом, ничего не пригодится, не будет иметь смысла. Я искал глазами что-нибудь хотя бы не самое нужное – самое ценное, но не находил. Мир распадался на однородные атомы прямо в моем присутствии. Я устал пытаться продолжать длить этот мир. Тогда я просто встал и вышел за дверь. Я вышел и куда-то пошёл. А над головой уже свистело, горячий ветер раздувал свои паруса, потом все куда-то побежали, и мои ноги инстинктивно подхватили ритм бегущих, прячущихся, отползающих, ноги несли меня, руки двигались, защищали тело, как могли, но в голове была только ватная глухая усталость – заполняя, притупляя все.

+++

Сегодня я видел, как рушится мир. До этого все, что помню – как прятались в подвалах, как нас перевозили в закрытых цинковых поездах. Выхватывали пофамильно из роящейся рыдающей массы, заталкивали в тёмные вагоны. Потом этот сладковатый запах химической свежести – и мир погрузился в серебристый туман. Может, это был сон? Сумбурная невнятная суета.

А сегодня я решился посмотреть. Видео закачивалось на облачные сервера со множества уличных камер по всему миру до последнего доступного пикселя. Крупные планы, средние, издалека, почти изнутри. Я даже подумал освоить видеомонтаж и сварганить весёленькийклип для следующего вахтера. Поставить ему прямо на заставку.

Есть в этом какое-то неизъяснимое наслаждение – наблюдать, как гибнет твоя планета. Рвется на куски. Эта безвозвратность. Безапелляционность. Беспечность. Бездна. Я листал файлы – тысячи свидетельств нескольких секунд, грандиозных секунд. И не мог вместить в свою маленькую голову, как возможно взять на себя такую ответственность – осуществить такое. Решить за всех. В юности я долго размышлял над дилеммой робота из азимовского "Основания", который завис и перегорел в момент осознания, что гибель Земли – возможно, благо для человечества, условие для его выживания. Но азимовский робот практиковал роботический дзен и невмешательство, а у нас некто выбрал весьма активное действие. Возможно, нажавший красную кнопку, подобно древнекитайскому императору, хотел забрать с собой на тот свет своё терракотовое войско, только из жадности решил прихватить всю планету. Или он был настолько туп, что не посмотрел заранее симуляцию ИИ про то, насколько быстро произойдёт вымирание всего живого в случае совершения этого микроскопического действия. А ведь мы все посмотрели, все, кроме него.

А может это рок, судьба, предначертанность? Или, наоборот, хаотичное стечение случайностей?

Личная воля, предопределение, хаос: в любой из трёх вариантов почти невозможно поверить. Проще поверить, что я сейчас путешествую в своём персональном бардо, чем принять происходящее за реальность. Впрочем, одно другому не мешает.

+++

А помнишь это видео про первые испытания ядерной бомбы? Когда они отстроили целый город посреди пустыни, повтыкали тут и там манекенов, установили камеры в каждом углу. И поставили кресла с откидными сидениями, как в кинотеатре. Немного, рядов пять – шесть по десять мест, наверное. На спинках – аккуратные номера в красных кружочках. Кресла скреплены общей металлической рамой – наверное, чтобы зрители взлетели все вместе, дружно, если вдруг расчёты окажутся неверны и взрывная волна дотянет до них свои шаловливые пальчики. Помнишь те кадры, такая плотная сепия, и не столько из-за эффекта старой плёнки, сколько из-за песчаной взвеси, наполняющей этот сухой аквариум. Песчариум. Но как же ты можешь помнить?– ты же тот самый манекен, которого раскрошило в пластиковый фарш, который превратился в такую же песчаную взвесь, как и все вокруг. За долю мгновения. Как жители древнего Мохенджо-Даро: их скелеты лежат повсюду, они даже не напряжены, у многих рука поднята ко лбу – они хотели рассмотреть, что же там к ним летит, такое яркое. Любопытство было в их позах, не страх. Это у тех, кто оказался на улице. Те, кто сидели дома, занимались своими делами – так и были раскопаны спустя три тысячи лет – кто с ложкой в руке, кто с книжкой. Конечно, и ложка, и книжка сразу испепелились, но поза выдаёт, мы же по себе можем предположить, что они там делали. А в следующий момент песок превратился в стекло. Камни размякли. И все, кто не был развеян в пыль, вплавились в этот пустынный пейзаж, как мушки в янтарь, как ракушки в гранит. Впечатались в время. Помню, ходила по сети такая шутка: почему квартиры в центре столицы стоят так дорого? Когда ядерная бомба упадёт в центр, все, кто там находится, аннигилируются за мгновение. Не успеют даже испугаться – просто приставят козырьком руку ко лбу, вглядываясь в небо, силясь определить, с какой стороны летит. И в следующий момент – просто испарятся. Или превратятся в пыль. А может, и то, и другое. Труднее придётся жителям окраин – одни будут медленно запекаться, другие – распадаться на части под воздействием радиации. Их подплавленые скелеты будут находить спустя три тысячи лет. И окажется большой загадкой, кем были все эти люди и что с ними произошло. Но этого вам не скажет ни один будущий скелет, ни один предположительный песчаный фарш. Сейчас он стоит на перекрёстке, взмахивая своей пластиковой палочкой, инициируя пластикового водителя начать движение, – камера, кнопка, – и в следующее мгновение зрители в круглых солнечных очках улыбаются, наблюдая возвышающийся алый серый гриб, а весь город с пластиковыми жителями уже сдуло с лица земли.