— Ладно. Считай, что убедил. Покажи мне кабак, скажи, к кому там подойти, и можешь быть свободен.

Колян показал. Издали. И рванул ловить извозчика с такой прытью, что я аж призадумался — не определить его, после того как всё закончится, в курьерскую службу к Урюпиным?.. А что. Читать умеет, расположение улиц выучит. А что Поречье, а не Смоленск — так он сам сказал, что куда угодно готов бежать, абы подальше от дорогого папаши…

С этими мыслями я подошёл к дому Обломова. Куда ещё идти-то было? Братья охотники для моих целей не годятся.

* * *

— Илья Ильич завтракать изволят, — зачем-то сообщил мне обломовский лакей, выскочивший навстречу.

— Рад за него. На меня прибор ставить не надо, только что из кабака. Ещё картоху не переварил.

Я направился к столовой.

— Одну секунду-с! — лакей обскакал меня. — Доложу-с!

Юркнул в столовую и захлопнул дверь.

Хм-м. Это ещё что за новости? Дорогой друг Илья Ильич не готов меня видеть? Или там, за дверью, происходит что-то нехорошее? Неспроста ж лакей как на амбразуру кинулся. Мало ли что, не люблю я загадок!

С этой мыслью я распахнул дверь.

Ну… Ничего такого нехорошего в столовой не происходило. Скорее, наоборот. Илья Ильич реально завтракал, причём не один. Рядом с ним сидела дама.

При виде которой я вспомнил о боге. Так и вспыхнуло в голове: «О, Боже! Вот это сиськи».

Илья Ильич, судя по тому, как смотрел на даму и её неоспоримые достоинства, мои эмоции полностью разделял. Хотя при виде меня немного смутился.

— Вот, Владимир, знакомься. Это Аглая Бонифатьевна. Моя, э-э-э… знакомая. Аглаюшка, это Владимир Всеволодович Давыдов. Мой лучший друг и наш знаменитый граф-охотник.

Аглая Бонифатьевна подала мне руку для поцелуя и мило порозовела. Я изо всех сил постарался, исполняя обряд знакомства, смотреть ей в глаза.

— Аглая Бонифатьевна почтила меня, так сказать, — продолжил неловко объяснять Обломов. — Изволила присоединиться к завтраку…

Я кивнул.

— Ну да. Завтрак — дело хорошее. Силы восстановить не помешает, перед новым-то раундом… Илья Ильич, прости за беспокойство. Кабы знал, что у тебя тут такое божественное явление, не впёрся бы. Но коль уже всё равно впёрся, будь добр, удели пять минут.

— Конечно!

Обломов вместе со мной вышел из столовой. Я быстро изложил суть дела. Обломов нахмурился.

— А не опасаешься, снова-то Троекурова дразнить?

— Это пусть он меня опасается. А не думает, что своим визитом напугал до усрачки. Ну и тебе хорошо — одной клоакой в городе меньше будет. Ты скажи, человека дашь?

— Да это — конечно, это не заржавеет! Хоть, вот, Парамонова возьми, который вчера к Троекурову ездил якобы с поручением. Хвастал, что хорошо справился.

— Справился, — подтвердил я. — Где его найти?

— Да обожди в гостиной. Я распоряжусь, позовут… Али, может, ты позавтракать с нами желаешь?

Тут Обломов посмотрел на меня так умоляюще, что от завтрака я бы отказался, даже если бы помирал с голоду. Пожрать, в конце концов, где угодно можно. А таких, как Аглая Бонифатьевна, я в Смоленске ещё не видал. Да и в принципе… Гхм.

— Спасибо, завтракать не желаю. Удачи тебе в личной жизни. И, это…

— Что? — Обломов, устремившийся было назад в столовую, обернулся.

— Если что, жениться тебе теперь ничто не мешает. И детей иметь — тоже.

— А ведь и верно! — возрадовался Илья Ильич. — Чёрта-то больше нет! Пойду, обрадую Аглаюшку.

— Уж ты постарайся. Радуй как следует. Не справишься — зови на помощь. Так и быть, выручу.

Но Обломов меня уже не слышал, нёсся обратно.

Тот парень, что приходил гонцом к Троекурову, появился в гостиной минут через двадцать. Вытянулся передо мной в струнку.

— Звали, ваше сиятельство?

— Звал. Прежде всего — благодарю за службу. Красиво исполнил, молодец. Держи, — я протянул парню серебряный рубль. — А теперь — как насчёт еще одного поручения?

* * *

Новую задачу парень выполнил так же безукоризненно. Полчаса спустя вышел из кабака в сопровождении неприметного мужичка. Ещё с полчаса он и сопровождающий петляли по улицам, уходя всё дальше от центра города. Я, на безопасном расстоянии, следовал за ними.

Путь закончился у входа в мастерскую. Сообразив, что именно здесь мастерят, я малость прифигел. Решил, что объекты слежки пока просто не добрались до места, остановились передохнуть. Парень, выделенный мне Обломовым, судя по всему, подумал так же. И задал спутнику вопрос, на который получил вполне однозначный ответ.

Неприметный мужичонка развернулся и упылил прочь. Парень остался обалдело стоять перед дверью в мастерскую.

Я, подождав, пока неприметный скроется из виду, свистнул. Парень подошёл ко мне.

— Это что ещё за фокусы?

— Не могу знать, ваше сиятельство! Сам изумился. Но тот, из кабака, поклялся, что правильно привёл.

— В гробовую мастерскую?

— Ну да. Заходи, дескать, не сомневайся. Хозяину в конторе скажи, что гроб тебе нужен дубовый, трижды лаком покрытый, с латунными ручками. Хозяин поймёт. И там уж можно о настоящем деле разговаривать.

Угу. Нет, ну я сам — не сказать, что ангел. Но Троекуровский цинизм просто все рекорды бьёт. Не удивлюсь, если заказчику порчи потом скидку дают на гроб. А у отдельных личностей, может, и накопительная действует.

— Что дальше, ваше сиятельство? — парень снова вытянулся в струнку. — Какие ещё будут указания?

— Только одно. Ступай в хороший кабак, угостись как следует и выпей за моё здоровье. Оно мне, чую, понадобится.

Парень откланялся и ушёл.

А я, прислонившись к стене дома на противоположной стороне улочки, ещё раз рассмотрел мастерскую. Н-да, это тебе не подвальчик в Питере. Здесь у Троекурова дело поставлено с размахом.

Мастерская представляла собой длинное, приземистое одноэтажное здание. Справа — дверь. Над дверью вывеска: «Гробовых дел мастер Зеленчук».

Кто такой — чёрт его знает, но это неважно и мне неинтересно. А интересно то, что в мастерской нет окон. Ни единого. Дверь, а дальше глухая стена. Хм-м…

Я, стараясь не палиться — на случай, если окна таки есть и за мной кто-то наблюдает, — обошёл здание. Здесь стена тоже была практически глухой. Единственное небольшое окно, напротив того места, где спереди дверь.

Я приблизился к окну. Ухватился за подоконник, осторожно подтянулся. Заглянул.

За столом, спиной ко мне, в тесной захламленной комнатушке сидел плешивый старик и читал газету. На столе перед ним я заметил письменный прибор и наваленные грудой бумаги.

Угу. Это, стало быть, и есть та самая контора. А старик — весьма вероятно, Зеленчук, хотя этот момент меня сейчас беспокоит меньше всего. Мне интересно, где, чёрт возьми, окна?

Если там, внутри здания, и правда мастерят гробы — они что, наощупь это делают? Я ещё раз оглядел здание. Под крышей, с обеих сторон фасада, увидел чердачные окошки — для вентиляции, чтобы крыша быстрее просыхала после дождя, — но забраться в дом сквозь них сумела бы разве что кошка. Даже мой пятнистый Бро бы не пролез. Наверное. Ещё пара раз погостит в моей усадьбе, на тётки Натальиных хлебах — точно не пролезет…

Ладно. Зато крыша — из соломы, как водится в здешних местах. Если забраться на неё с обратной стороны здания, то с улицы меня не увидят. Можно будет раскидать солому и пробраться на чердак. Осталась ерунда — попасть на крышу.

Полёт, что ли, открыть? С одной стороны — двадцать родий жалко до зарезу. С другой стороны — штука полезная. Мало ли, когда ещё пригодится. И на крышу по-другому не попасть… Эх, ладно!

Через минуту я стоял на краю крыши. Ещё через десять нырнул в лаз, который проделал, разобрав солому. И оказался на чердаке.

Под ногами были настелены доски. Грубо, их даже не стелили толком — просто покидали на балки, оставив щели толщиной в палец. Как же тут, наверное, зимой-то холодно! Хотя, так-то, я и печной трубы на крыше не видел…