Но мысли, как спастись и избежать участи тронга, никак не приходили. Верёвки были слишком крепкими, чтобы их перерезать. Тяжелее всего дались ночь и вечер, когда по пещере разлился манящий запах жареного мяса. Саббатон не только ощутил жуткий голод, но и настоящее отвращение. Он никогда не думал, что будет пускать слюни от запаха пекущегося тронга. И даже мысль, что он может стать следующим блюдом, не подавляла его проснувшийся аппетит.

Мальчик благодарил всех богов, – каких угодно, – за то, что угруры забыли о нем и не стали кормить его мясом тронга. Возможно, они уже не считали его человеком, а будущему ужину или обеду – по определению, еда не полагалась.

Запах стал его личным мучителем до утра. Он не давал желудку успокоиться, а обильно выделяющиеся слюни мешали уснуть. Под храп угруров Саббатон еле сомкнул глаза, а в темноте, едва освещаемой догорающим костром, ему постоянно мерещился ухмыляющийся лик Азраида.

Утром его грубо разбудили и заставили идти следом. Невыспавшийся и измученный мальчик, еле переставляя ноги и шатаясь, брёл среди угруров, лишь краем поблёкшего сознания осознавая, что к вечеру тоже станет ужином.

Его взгляд цеплялся за камни и кусты, иногда мельком ловя лучи солнца. В горле ком обиды, сдавливающий всё внутри, подталкивал к самоубийству. Хотелось орать, но тридцатилетний опыт жизни с Жанной и каждодневная закалка пленённого ребёнка её подлостью не дали Саббатону издать ни звука. И уж точно он никогда не посмел бы добровольно расстаться с жизнью. Хоть какой-то плюс от бытия с ведьмой – неприхотливость.

Овраг, словно змея, вился между холмов, которые росли с каждым шагом, превращаясь в неприступные скалы, а овраг – в глубокое ущелье. Камни на дне становились крупнее, их края острее. Саббатон, перешагивая через них или перепрыгивая, всё больше выбивался из сил, спотыкаясь и падая несколько раз за день.

После пятого падения, когда он снова ударился лицом о валун, но из-за апатии не почувствовал боли, его грубо схватили за шиворот, поднесли к горлу нож – возможно, тот самый, которым убили Тронга – и рявкнули:

– Твоя идти! Живо! Иль я порезать тебя на десять кусков и раздать собратьям. Слышишь?

Но Саббатону было всё равно. Казалось, что мир вокруг погрузился в пульсирующий мрак, и он постепенно становится темнее… и темнее… очень хотелось спать или… умереть.

– Ну же, – прошептал Саббатон. – Закончи это мучение. Делай своё дело. Я больше никуда не пойду.

Угрур замахнулся ножом, чтобы перерезать мальчику горло. Саббатон закрыл глаза, готовый встретить смерть. Но вместо этого раздался удар, и мёртвый угрур рухнул на него.

Мальчик распахнул глаза и уставился на окровавленную макушку на своей груди. Из неё вытекало что-то мерзкое.

Со стороны ущелья доносились крики оставшихся угруров. Саббатон, собрав последние силы, столкнул тело врага и оглянулся.

С крутых утёсов на его пленителей сыпались камни. Через несколько тревожных мгновений все угруры были мертвы.

Саббатон попытался подняться, чтобы скрыться в горах, но ноги не слушались. Он упал на спину, и глаза сами собой закрылись.

Очнувшись, он увидел перед собой расплывчатое лицо светловолосого воина, того самого, что пытался спасти его от солдат короля.

«Несуществующего короля», – напомнил себе Саббатон. «Боги, как это было давно…»

– Алика! – воскликнул мужчина. Хмурые и грязные воины, стоявшие рядом, расступились, пропуская к нему девочку лет Саббатона. Она бросила на него косой взгляд и повернулась к светловолосому предводителю.

– Да, отец?

– Оботри его, намажь раны эликсиром Сионны, найди одежду, – распорядился он.

– Хорошо, отец, – отозвалась Алика и быстро упорхнула сквозь строй солдат, видимо, за тряпками и эликсиром.

Один из воинов обеспокоенно произнёс:

– Сир Ангдар, разведчики докладывают, что неподалёку видели отряд Сифа Раонрога. Нам стоит объединиться и вместе двигаться в Оурдэн. Предгорья кишат бывшими союзниками, сами видите. Вот и угруры никуда не делись. Если так пойдёт, мы вообще не выберемся отсюда. С каждой тварью придётся разбираться отдельно.

Ангдар, сидевший рядом с мальчиком, помолчал, а затем неторопливо произнес:

– Тебе, Имчек, не мешало бы выставить дозорного. В остальном ты прав: предгорье кишит тварями и отрядами бывших союзников, озлобленных поражением. Озверели, одичали. Так что за округой глаз да глаз. А вот Сиф Раонрог – гнида редкостная. Доводилось мне с ним по службе сталкиваться, урод немыслимый. Прежде чем с ним и его отрядом связываться, надо бы разузнать его настроения. Исход битвы в Долине Оракулов и Красных Драконов мог на его планы повлиять. Короля нет, и теперь таких мерзавцев никто не сдерживает.

– Что же делать, сир? – спросил Имчек.

Ангдар лишь взглянул на него, и мужик по тяжёлому взгляду всё понял.

– Ты и ты, – скомандовал он, – за южным и северным концами ущелья следите. А ты… – он указал на третьего воина, – наверх, за горами смотри.

Когда солдаты разошлись и к Саббатону подсела Алика, Ангдар продолжил:

– Мрак – не Тьма. Тьма – это абсолют, где не живёт ничто. А Мрак – это пограничное состояние тьмы. В нём рождаются и собираются, как мухи на… впрочем, не только мухи, но и другие твари, все с пограничным разумом. Те, кого обманули, не поняли, не послушали, обидели или не приняли на светлой стороне.

Эти существа, кем бы они ни были и как бы ни пропитались мраком, впитывают его ещё больше. Настолько, что становятся частью этого мира. И, как ни странно, они могут вернуться на светлую сторону, но мрак так пропитан мнимой свободой, что они не хотят…

– Отец, – перебила Ангдара Алика, – мне кажется, этот мальчик скоро умрёт, а ты ему про Мрак и как сложно из него выбраться. Ещё чуть-чуть и он начнёт бредить.

– Не переживай, дочь, – отозвался отец. – На пути туда ему нужно будет чётко осознать, что Свет не так беспомощен, а Мрак не ведёт к свободе. Там тоже придётся делать выбор: куда отправить бессмертную душу – в тернистый свет или в манящую тьму. Сейчас мальчику важно слушать что угодно, лишь бы не терять сознание, не погружаться во мрак. А мне давно хотелось высказаться. Я вот не вовремя понял, куда нас всех ведёт король, и… вот я здесь, а Тантара скатывается в пропасть анархии и хаоса. А твари, которые раньше и носа не высовывали из своих нор, теперь разгуливают на свободе и творят что хотят. Вчера только мы уничтожили три стаи краунов, два отряда угруров и стаю сэрилов. Откуда они здесь вообще взялись? Впрочем, неважно. А о Мраке главное знать: чем свободнее ты себя чувствуешь, тем крепче цепь, на которой сидишь. Вот король…

Ангдар не успел договорить. Сквозь пелену перед глазами Саббатон еле разглядел, как огромный камень обрушился на плечи предводителя. Раздался хруст, и уши заложило от вопля Алики. Она вскочила и бросилась к отцу. К Ангдару подбежал Имчек, и после короткого осмотра вскочил на ноги и заорал:

– Тревога! Враг окружает! Защищаться! Готовиться к бою!

Крики сражающихся и звон оружия эхом разносились по ущелью. Имчек, выхватив из ножен длинный меч, ринулся в бой, скрываясь из виду Саббатона. Мальчику оставалось лишь надеяться, что Ангдар выживет, но судя по воплям и рыданиям его дочери, дела обстояли плачевно…

Звуки битвы стихали, то тут, то там раздавались предсмертные хрипы. Имчек вновь появился в поле зрения Саббатона, но уже отступая и отражая удары другого воина. Здорового детины в блестящих латах, вооружённого огромным мечом и щитом. Из-под забрала черного шлема выбивалась густая черная борода.

Несколько мощных ударов, и Имчек, рассечённый почти пополам, упал на камни.

Чернобородый, которым, скорее всего, был Сиф Раонрог, быстро подошёл к Ангдару и одним пинком сбил Алику с ног, а затем встал над поверженным солдатом.

– Сиф! – еле слышно прохрипел Ангдар. – Что ты делаешь? Мы же союзники!

– О какой стороне ты говоришь, Ангдар? – прорычал Сиф. – О несуществующем королевстве Эльмира Третьего? Этот слизняк не дал нам ничего при жизни, и после смерти от него ничего не жди! А новый мир сулит огромные прибыли, и я его не уничтожу, но вот использовать… использовать ради выгоды я всегда готов. Например, твою дочь, Ангдар. Через несколько лет она станет красоткой. Продать её в нужное место – и можно неплохо нажиться.