Четвёртая. Прекрасная Незнакомка.

Дом с другого конца улицы на пересечении с ул. Ленина продавали срочно и дёшево. Кто-то из старшего поколения там умер, дожив свою жизнь, и наследники, еле дождавшись 40-ка дней, выставили дом на продажу. Молодому поколению не терпелось начать сорить деньгами. Молодость хотела всего и сразу, ничего не давая взамен. Воспитанные потребителями, они спешили употребить остатки жизни почившего родственника. И, естественно, покупатель нашёлся достаточно быстро. Ведь выгодное предложение на жильё никогда не "висит" долго. Только успей схватить!

Именно там и поселилась Незнакомка (имя её ещё неизвестно). Безусловно, всё живое любит солнце, а она была прекрасным рыжиком. Юное создание, недавно переехавшее в этот район, естественно, ещё не было знакомо с ним, но это было только вопросом времени. Она покорится – это было предопределено. Такова их судьба, его и её. Она станет его солнышком, его рыжиком.

Он.

Не нужно думать, что все они были легко доступны или озабоченны сексуально. Нет, конечно, нет. Просто он был настоящей "грозой района", рыжий, наглый котище неизвестных лет от роду, с рваным ухом и многочисленными шрамами на шкуре который год царствовал во всех близлежащих дворах. Он очень ответственно подходил к своим обязанностям и умело гонял даже собак. Проживал сей царь у бабы Галы скорее во дворе, чем в доме. Звали его Боцман. И в его жизни были две великие любви, за которые он готов был драться насмерть: кошки и рыба. И, Бог его знает, может, кошек-то у него было и больше, чем четыре. Но к этим он ходил.

Мурка – это четырёхцветная кошка, жившая на улице Кленовой в одном несколько запущенном доме. Там же, в этом доме, жили и её хозяева: Настя и Денис. Уже немолодая пара, сошедшаяся в молодости по причине отсутствия лучших вариантов. И если для Дениса это был крайне удачный шаг, то Анастасия, кажется, прогадала. Её муж пил и бил. Пил и от горя, и от неудач, и от счастья, и при редком везении. Бил же, в основном, чтобы порядок был, и на сторону чтобы даже не вздумала взглянуть. А с вечными синяками и запуганная, кому она нужна будет? Разве что такому же выпивохе и рукоприкладчику. И на этом круг замыкался: ни туда, и ни сюда. Жизнь проложила свою привычную, дурно пахнущую, непривлекательную колею.

Денис работал грузчиком, так и не пожелав выучиться на каких-нибудь курсах, чтобы пристроиться чуть лучше. А о старости он не думал, говорил, что не доживёт, хотя заболеваний никаких не имел, за исключением тех регулярных травм, что получал в пьяном виде (то ноги переломает, упав с моста, то подерётся с кем-то, то зимой палец на ноге отморозит, заснув под чужим забором)… А Настя, будучи женщиной не глупой, но загнанной в угол, всё ещё пыталась из него выбраться: закончила на «отлично» заочные курсы бухгалтеров и почти устроилась на крупное предприятие в контору. Но муж перечеркнул взмахом кулака и это: сломал ей нос и правую руку (в больнице всё списывалось на несчастные случаи) и, естественно, мечты о приличной работе «накрылись медным тазом», и она продолжила работать уборщицей в двух местах. Ну, а когда Денис в очередной раз терял работоспособность или работу, ей приходилось подрабатывать разнорабочей на базаре: мыть овощи, таскать ящики и мешки, подметать и выполнять другую грязную работу.

Единственный, кто её всегда поддерживал и говорил, что они достойны лучшего, был их с Денисом сын Валюша, Валентин, 16 лет от роду, отрада и утешение, которого переехала машина несколько лет назад. Свидетелей или видеокамер поблизости не оказалось, а виновники скрылись с места преступления. И их сын умер в больнице, успев только что и сказать, что это был чёрный джип, и чтобы она не плакала: он обязательно выживет. Но не выжил. И с тех пор жизнь в доме № 63 стала ещё более серой и неприглядной. Сойти с ума Насте и Денису так и не повезло, а остаться с глухой бездной наедине – сколько таких по стране? И каждый справлялся с этим как мог. Да вот только не могли они, не возможно с таким справиться в одиночку.

Собака Жучка регулярно получала пинок под хвост и тарелку супа. Чёрно-белая беспородная сучка, которую по пьяни купил Денис и принёс в ладошке должна была вырасти в огромного кобеля, но вышло вот что. И её, как и крысоловку Мурку, Настя жалела и содержала как могла. Они же отвечали ей своей животной искренней любовью, привязанностью и верностью. Это были единственные существа на всём белом свете, которые видели в ней добро и свет. Для них она всегда была человеком: и здоровая, и больная, и в синяках, и без них, и чистая, и грязная, и хорошо одетая, и плохо… Их человеком, их хозяйкой.

Двор и огород заросли травой, были запущены и завалены мусором, металлоломом, который на досуге собирал её муж и тащил во двор, мол, пригодится, если сдать и купить что захочется (а хотелось, в основном, спиртного). Настя же не смела трогать все эти железяки: они были на пересчёт и для определённых целей. А когда пару раз она стащила несколько полных сумок и на полученные деньги купила картошку и лопату, чтобы посадить огород, ей так влетело, что с тех пор она и думать забыла самовольничать. Ведь с каждым годом Денис становился всё более жестоким, а её здоровье всё менее крепким.

Но посадить его за побои она не могла. Боялась. Ни семьи, ни друзей хороших, ни заступника какого у неё не было. А всё потому, что на работе Дениса любили, жалели, и соседи, все как один, были за него, считали, что пьёт-то он и по её вине тоже: не поддержала, не поняла, не приголубила, когда надо было. Характеристика в случае чего у него была бы отменная, и Настя это знала. Да и сам он регулярно напоминал ей, «убогой», что, если что такое она выкинет, – до смерти забьёт или прирежет, и никакая полиция не спасёт, не успеет. На людях-то он вёл себя более или менее приемлемо, а дома превращался в жестокого тирана и деспота.

А она, Настя, влачила своё, уже беспросветное существование, с тем необъяснимым упорством, с которым комар садится на кожу раз за разом и, в конце концов, бывает убит… Она вставала в 5 часов утра, собирала своему мужу «тормозок», готовила завтрак, кормила собаку, выкидывала принесённых Муркой на порог мёртвых крыс и уходила на работу до 18 часов вечера. По возвращении же она обязана была купить продукты, приготовить ужин, постирать вещи, погладить и множество других незначительных, но сжирающих время дел. А времени на собственные нужды у неё оставалось так мало, что она только и успевала, что ноги да голову помыть, да и то не всегда. Денис говорил, со злобой выбивая из её рук пилочку для ногтей или лак: «Для кого прихорашиваешься, а? Хахаля, что ли нашла, убогая? А то смотри у меня, кровью умоешься!» Поэтому ногти были неухоженные, а волосы не докрашенные, очки – поломанные и с горем пополам подклеенные, а на ногах в сентябре – летние шлёпанцы с тёплыми носками. А на туфли она ещё не заработала, потому что две прошлые зарплаты ушли на оплату долгов. Муж брал в ближайших магазинах в долг продукты, но при этом совершенно не считался с их ценой и своими финансовыми возможностями. Так и жила эта семья, полностью потеряв надежду на светлое будущее и замкнувшись в своём потускневшем мирке. А у благотворителей или другого рода неравнодушных людей здесь власти не было, да и вообще их там не было. Да и куда им с таким тягаться: маленький город – это колыбель и могила для любой проблемы, ибо он её породил он её и скроет от чужих глаз (особенно власть имущих и нагоняй дающих). И в этом хаосе жизни так и мыкалась эта семейная лодка от одной скалы до другой скалы, от водоворота до водоворота…

Осенний день был самым обычным. В доме уже включили отопление, пара мух летала по кухне, вечно работающий при муже телевизор работал, а Настя только что сварила суп. Хороший такой рисовый суп на курином бульоне. Она часто покупала куриные спинки или кости по выходным дням, варила, ощипывала с них мясо и пускала всё в употребление: кости собаке, мясо и бульон – людям (в суп или кашу). А такое питание было очень даже не плохим, учитывая их экономические возможности. И Настенька, потрудившись на славу, налила первую тарелку супа мужу, он любил есть всё горячим, с пылу с жару.