– Замечаешь простор для исторической параллели, кстати? – хохотнул я.

– Я своего цесаревича в обиду не дам! – пообещала она.

Чмокнул девушку в губы, укрылся пледом и отрубился, проснувшись от хлопка после отлета из Свердловска, и второй раз – после дозаправки во Владивостоке. Полюбовавшись океаном, приземлились в аэропорту Токио. Никаких многолюдных приветственных делегаций, само собой – безопасность превыше всего, поэтому, поправив костюм и пропустив вперед «дядей», выбрался на трап.

– Просто жесть! – оценил стоящую на улице жару и искажающие воздух испарения от прогревшегося за день асфальта.

На горизонте – небоскребы, за которые успело закатиться вечернее солнышко. Ну хоть не печет! Спина почти сразу покрылась потом, а дышать было трудно – воздух, как и обещалось, влажный.

– И чего мы сюда ранней весной или поздней осенью не приехали? – выкатил риторический упрек и натянул на рожу отработанную улыбку – трио фотографов запечатлели наш спуск с трапа.

– У нас все равно летом жарче бывает, – патриотично заметила Таня.

– Это потому что у нас воздух сухой, – пояснила ей Надя.

Спустились с трапа и поклонились сначала сопровождающим нашего Чрезвычайного и Полномочного посла Олега Александровича Трояновского – качественно причесанного улыбающегося мужика пятидесяти одного года отроду (почти даже и не потеет – привык, видимо) – важным япошкам из их МИДа, потом поручкались с русскоязычной частью делегации, и, в конце, поклонились японским фотографам – последним едва поклон обозначив, чисто вежливость проявить.

Никаких прогулок по терминалу, никакой таможни – у нас же дипломатическая поездка – сразу погрузились в кортеж (я, подружки, Вилка, дядя Герман и Олег Александрович – в лимузин, который вскладчину арендовали для меня наши действующие партнеры в виде «Сони» и «Шуэйши»), и покатили в наше посольство.

– Жуткая у вас тут жара, Олег Александрович! – поделился я с послом ощущениями. – Как вы здесь вообще выживаете?

– Повезло, что всю ночь шел дождь и дул сильный ветер – обычно по Токио нужно ходить в респираторе, потому что обилие промышленных предприятий порождает совершенно ужасный смог. Завтра вы с ним столкнетесь. А так – главное пить побольше, – с улыбкой поделился он лайфхаком, сразу вызвав симпатию.

– Это нам надо, – согласился я и скомандовал девочкам. – В буржуазных лимузинах всегда есть бар или типа того. Ищем!

Повезло Наде, мы разлили по фужерам холодной минералки на всех и чокнулись:

– За новые свершения на дипломатической почве!

Предложенный мной тост всем понравился, и мы выпили.

– Еще и кондиционер влепили, капиталюги проклятые, – потыкал я пальцем в расположенный в крыше воздуховод, наполняющий салон приятной прохладой.

– Сережа, не юродствуй, – хихикнула Виталина.

– Все, перестал, – одернул я сам себя и рассказал присутствующим о японском городовом.

– Такие исторические аллюзии нам не нужны, – с улыбкой согласился со мной товарищ посол.

Девочки глазели в окно – у Тани от видов небоскребов немножко отвисала челюсть, а вот успевшая много где побывать Надя вела себя как ни в чем не бывало.

– Народу – жесть, – посмотрел в окно и я.

Японцы в эти времена предпочитают костюмы и платья скромных тонов, не сильно-то отличаясь от остальной части сумевшего обеспечить пролам приемлемый уровень жизни мира. Мы, кстати, не исключение. Еще в глаза бросалась пестрая реклама, включающая в себя такой элемент, как наряженных в униформы промоутеров – до этого наши кооператоры пока не додумались, но мы активно пользуемся. Ну а как еще клиентов в наших непростых условиях привлекать? Полутора страничками в трех газетах, которым рекламу разрешили печатать? Это ж курам на смех. Ничего, журнал «Советский кооператор» скоро начнет работать.

– А правда, что здесь специальные люди в метро пассажиров в поезд заталкивают? – спросила посла Таня, тоже осознавшая степень населенности Токио.

– Правда, – подтвердил товарищ посол. – Японцы общественный транспорт уважают.

– Смотрите, молоко из пирамидки пьет! – обратила внимание Надя на выбравшегося из магазина японца с дипломатом в руке. – У нас такие же!

– Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой. То мне страшно, то мне грустно – потерял я свой покой, – пользуясь моментом, пропел я.

– Новая песня? – поинтересовалась Таня.

– Зачатки, – кивнул я. – Но к Японии не подходит – тут народ дисциплинированный, а Токио – город относительно безопасный. К Нью-Йорку условному лучше подходит. Текст такой…

Процитировал полностью, народ одобрил. По возвращении Магомаеву отдам, он у нас самый «поездивший», получится органично.

– У нас Котаро-сан по деревне так же иногда ходит! – захихикала Таня на бредущего по улице одетого в кимоно и деревянные тапки лысого и бородатого японского дедушку.

– Бонсай поди выращивает, – поддержал я разговор. – Традиционалист и консерватор строгих японских нравов, потерявший жену во время бомбардировок в Хиросиме. Фамилия, например, Аоки – зеленое дерево, если по-нашему.

– Откуда ты знаешь? – вытаращилась на меня Танюшка.

– Да придумал я!

Словом, путь до посольства пролетел незаметно, мы въехали в ворота, и я несколько расстроился, потому что знакомого по фоткам из интернета, венчающегося восьмиэтажным зданием комплекса с барельефами работы Церетели еще нет – жить будем в особняке еще царских времен, немного изуродованном и расширенном Советской властью. Впрочем, так даже интереснее.

– Новый комплекс будем строить? – спросил я товарища посла.

– Пытаемся выбить, – кивнул он. – Но пока не получается. Ничего, – улыбнулся. – В тесноте да не в обиде. Кроме того – памятник архитектуры.

Сигнал считан, посодействуем скорейшему строительству нового Советского посольства – в свете улучшившихся отношений будет прямо в тему и символично.

После экскурсии по посольству в ходе которой я перезнакомился со львиной долей «случайно» попавшихся на глаза сотрудников и их детьми – из ровесников только пацан по имени Федя, наполовину казах, по материнской линии – нас покормили в местной столовой старой-доброй картошкой с котлетами и гороховым супом. Из японского только десерт – булки-данго, которые мне не понравились – то ли приготовлены плохо, то ли просто не моё. А вот Таня и Надя экзотику оценили.

Далее пошли заселяться – я привычно с Вилкой, подружки тоже вдвоем, а вот остальным придется потесниться. Нет площадей – царская власть как-то не подумала, что в Японии придется держать такое количество сотрудников, поэтому семьи львиной доли наших представителей ютятся в одной комнате, пользуясь общими «удобствами».

– Нисимура у нас где? – спросил я Виталину, когда мы переложили часть шмотья из чемодана в шкаф.

– Этажом ниже, седьмая комната, – не подвела она. – Сходить с тобой?

– Не, справлюсь, – покачал я головой. – А где поговорить можно будет?

– В переговорной, двадцать третья дверь.

Поблагодарив, я покинул временное пристанище.

На стульчике у входа – дядя Дима, и он меня спрашивать не стал, присоединившись явочным порядком. Ничего не поделать.

– Как вам здешний климат, дядь Дим?

– Духота, – честно ответил он. – Но в джунглях – хуже.

– В каких именно джунглях спрашивать смысла нет? – уточнил я.

– Нет, – с улыбкой кивнул он.

– Приду к власти и посмотрю, – пообещал я сам себе.

– Посмотри! – гоготнув, одобрил он.

Постучали в дверь.

– С товарищем Нисимурой в непредвиденной ситуации я справлюсь, – показал я КГБшнику «спецручку».

– Извини, у меня приказ, – покачал он головой.

– Держите тогда, – передал ему спецсредство.

– Юморист! – припечатал он меня, не приняв подарка.

Пока мы разговаривали, за дверью происходила суета и раздавались шепотки, самые громкие – мужские. Далее последовали шаги, и на пороге появился одетый в костюм и успевший причесаться Каташи Ичирович, за спиной которого – жена в бело-оранжевом Советском платье в полосочку и Сойка – последняя в синей футболке и серой юбке. Под глазами – глубокие тени, вид в целом бледный, в глазах – тоска.