Особенно был склонен руководить операциями в отрыве от войск начальник австро-венгерского Генерального штаба генерал Франц Конрад фон Гетцендорф. Он отдавал приказы, не учитывая состояние войск, забывая, что любое решение претворяется в жизнь лишь при готовности к этому личного состава частей и соединений. Солдаты любого воинского подразделения, от которых постоянно требуют больше, чем они при всем их желании в состоянии совершить, теряют самообладание и уверенность в себе. Это и случилось в Карпатах, где подрыв требуемых моральных качеств личного состава вылился в поражение войск.

Сражение в Карпатах началось с наступления с целью отстоять Пшемысль. Но оборона русских вылилась в попытку прорыва их войск на территорию Венгрии, и наш фронт начал прогибаться.

Для воспрепятствования прорыва русских в Венгрию Германия выделила вновь сформированный резервный корпус под командованием генерала Георга фон дер Марвица. Развернутый на правом фланге 3-й армии, он отразил атаку русских и вынудил их остановиться, а затем, проведя контратаку, вернул утраченные территории. Однако русские нанесли сокрушительный удар по 2-й армии, и фронт вновь стал прогибаться уже на этом участке.

Здесь следует заметить, что наше наступление в Карпатах как минимум не обернулось бы бесперспективным отступлением, если бы командование на фронте не приняло целый ряд ошибочных решений. Прежде всего, многократно повторяющейся ошибкой являлось мнение о том, что участок фронта, который вообще не подвергался атаке противника, невозможно удержать только потому, что войска на соседнем участке потерпели поражение. Тот факт, что противник, прорвавшись в узком месте, открывает для контратаки оба фланга и поэтому может быть эффективно контратакован, упускался из виду, что и приводило к добровольному отказу от удержания позиций и потере тактического преимущества. При этом немецкие войсковые командиры в этом отношении, безусловно, обладали более крепкими нервами и умением более спокойно оценивать обстановку.

Однако после того, как вернувшийся с фронта князь Виндишгрец без обиняков разъяснил начальнику австро-венгерского Генерального штаба генералу Францу Конраду фон Гетцендорфу, что на карту поставлена честь армии, и тот безжалостно наказал некоторых командиров, состояние дел в войсках Австро-Венгрии заметно улучшилось. В мартовском приказе австро-венгерского Верховного командования 1915 года прямо говорилось: «Если локальная неудача одной войсковой части приводит к сдаче позиций целыми дивизиями и корпусами, а такие явления, к глубокому сожалению, имеют место быть, то нет ничего удивительного в том, что это приводит к подрыву уверенности высшего командования в отношении стойкости подчиненных командиров и войск. Обеспокоенность тем, что где-либо решительные меры не будут приняты, препятствует выработке решений и делает невозможным достижение каких-либо позитивных целей».

Во время боев в Карпатах среди негерманских войск проявились, кроме того, первые явления национальной розни. Дело заключалось в том, что боевые потери оказались очень большими и их пришлось восполнять, а с маршевыми ротами на передовую пришло и предательство. Не случайно в том же мартовском приказе австро-венгерского Верховного командования 1915 года указывалось: «С прибытием на фронт маршевых частей из чешских земель боеспособность отдельных кадровых полков упала до такой степени, что их неустойчивое состояние в бою стало создавать опасность для соседних воинских частей».

Так, численность 28-го Пражского пехотного полка в течение 24 часов сократилась с 2000 до 150 человек, а в уже упоминавшемся приказе прямо отмечалось: «Его личный состав почти без единого выстрела был взят в плен и уведен с занимаемых позиций силами всего лишь одного русского батальона». Тогда этот полк был расформирован и воссоздан уже гораздо позже. Но и в сражениях между чехами и венграми в 1919 году[3] солдаты этого полка остались верными себе, самовольно покинув поле боя. Настолько тщательной и глубокой оказалась воспитанная в них готовность к предательству!

Румынские пополнения тоже оказались ненадежными. Было точно установлено, что румынские священники-подстрекатели начали брать с молодых новобранцев перед их отъездом из родных мест клятву стать перебежчиками при первой же подходящей возможности.

Поэтому для спасения армии прибывавшее ненадежное пополнение стали равномерно распределять среди фронтовых частей. При этом новобранцы из числа немцев и венгров становились желанной опорой войск. Именно они были главной силой, которую направляли туда, где ожидались наиболее жаркие бои.

Верховное командование переживало трудные и полные забот недели. Ведь с фронтов поступали одни плохие новости. И когда обслуживавший его аппарат вызывал какого-либо офицера для получения требуемых сведений, у членов ставки возникал один и тот же тревожный вопрос – что принесет этот офицер на этот раз, новые неприятности или, наконец, что-то хорошее? В воздухе витало огромное напряжение. Мысли вновь и вновь возвращались к положению на Карпатском фронте. Никто об ином почти не думал и не говорил. А ко всему этому добавлялась еще и перспектива вступления в войну на стороне противника Италии и Румынии!

Чем больше нависала угроза, тем сильнее становилась потребность в поддержке Австро-Венгрии со стороны Германии. Это выражалось по-разному. Одни австро-венгерские офицеры с явным неудовольствием требовали немецкие войска, считая, что если осенью 1914 года Австро-Венгрия фактически спасла Прусскую Силезию[4], то теперь Германия должна спасти Венгрию. При этом поражение в битве на Марне[5] в вину Австро-Венгрии не ставилось. Причем утверждалось, что Восток не может навсегда остаться заботой высшего командования.

У других перед лицом ужасающих потерь и печальных последствий национальных беспорядков возникали сомнения в благоприятном конечном исходе войны, а опасения за судьбу Карпатского фронта перерастали в беспокойство за родину. Третьим же было невыразимо трудно признать необходимость помощи немецких войск – у них законная гордость за австро-венгерскую армию боролась с пониманием того, что она потерпела поражение. Они полагали, что даже самому верному союзнику не нужно знать, что австро-венгерская армия находилась на грани краха.

Связи между штаб-квартирами австро-венгерских и немецких войск тогда еще были поверхностными. Австровенгерское Верховное командование предпочитало вести переговоры без посредников со стороны немецкого высшего армейского руководства, представители которого поэтому в большинстве случаев были осведомлены только о главном. В тревожные же дни битвы за Карпаты все изменилось. Немецкие офицеры стали присутствовать на совещаниях в австро-венгерском Генштабе и могли слушать мнение своих товарищей по оружию. Я же получил возможность обсуждать с генералом Францем Конрадом фон Гетцендорфом всю серьезность сложившейся ситуации и с этого времени начал выступать в качестве признанного посредника между ним и начальником германского Генерального штаба.

Что-то должно было произойти! И речь шла лишь о том, окажут ли немецкие войска помощь своим союзникам непосредственно в зоне их ответственности или нанесут отвлекающий удар на другом участке фронта.

На протяжении нескольких недель русские продолжали подтягивать со всех фронтов резервы и, не считаясь с потерями, бросать свежие силы в топку войны. Их потери были тоже огромными, а снабжение боеприпасами не успевало удовлетворять растущие потребности. Пополнения личным составом не хватало, и к тому же у русских солдат постепенно начал ослабевать боевой дух.

Обо всем этом нам было известно, поскольку русские оказались настолько любезными, что передавали донесения по радио в доступной для нашего понимания форме. Поэтому в сводных оценках положения противника специально уполномоченными для этого органами с определенной уверенностью удалось доказать, что неприятель столкнется на другом фронте с неравными ему силами и что русские окажутся в трудном положении по запасам продовольствия и боеприпасов.