– Муть, вот и все, – коротко ответил сын, снова уселся на диван и раскрыл «Технику – молодежи».
– И лицо как будто знакомое, – раздумчиво продолжала мать. – Тебе не кажется?
Молодой человек, пролистывая журнал, покачал головой:
– Нет, мам. Может, ты его с кем-то спутала. Киргизы все друг на друга похожи.
– Может быть. Ты смотри поздно в сквере не гуляй. Шпана сейчас знаешь какая!
– А я и не гуляю. У меня на это нет времени. Ты же знаешь – я готовлюсь к экзаменам в институт.
Мать глянула на сына и улыбнулась:
– Это хорошо, сынок. В наше время без учебы никуда. Был бы жив папа, он бы тебе то же самое сказал.
– Да, мам, я знаю.
Женщина отложила вязанье и ласково посмотрела на сына.
– Подойди ко мне, – попросила она.
Молодой человек нехотя поднялся, подошел к креслу и наклонился. Женщина нежно поцеловала его в лоб.
– Совсем большой ты у меня стал. И на отца так похож. Жаль, что он не дожил. Гордился бы тобой.
Она всхлипнула. Молодой человек погладил ладонью седые волосы женщины, поцеловал ее в щеку и выпрямился.
– Пойду к себе позанимаюсь, – сказал он.
Женщина кивнула:
– Иди. Только допоздна не засиживайся. Совсем ты с этой учебой не высыпаешься.
– Ничего, мам, на том свете отосплюсь.
– Дурачок. Типун тебе на язык.
Молодой человек хохотнул, еще раз поцеловал мать в морщинистую щеку и ушел к себе в комнату.
Желтый свет настольной лампы ярко освещал раскрытый учебник «Истории СССР». Однако молодой человек смотрел не на учебник, а в черный квадрат окна с еле виднеющимися тусклыми пятнами далеких фонарей. Вот уже десять минут он сидел с напряженным лицом, погруженный в глубокую задумчивость.
Когда на столе зазвонил телефон, молодой человек вздрогнул и поспешно схватил трубку:
– Слушаю!
– Правильно делаешь, что слушаешь, фраерок, – прошипел в ответ знакомый шепелявый голос.
– Калмык?!
– Он самый. Только не надо так орать.
Молодой человек нервно оглянулся на дверь комнаты и понизил голос:
– Ты где?
– Где надо. Смотрел сейчас телик?
– Да. Тебя еще утром показывали. Я тебе домой звонил, но там никто трубку не берет.
– А кому там брать? Папаша третий день из запоя не выходит. А мать вообще дома не ночует. Та еще семейка!
Молодой человек переложил трубку в другую руку и снова плотно прижал ее к уху.
– Калмык, тебе нужно уехать из города, – хрипло прошептал он. – Тебя ищет вся столичная ментура.
– Не впаривай, фраерок. И без тебя знаю.
– Что делать-то теперь?
– Пока не знаю. По-любому, сперва надо залечь на дно. Там решим, что делать.
– Где сейчас?
– В Караганде. – Калмык помолчал. – Встретиться нам нужно. Помнится, ты мне кое-что должен.
– Я помню. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.
– Конечно, не заржавеет. А то ты вслед за своим жирняем отправишься. Ты меня знаешь, фраерок, я шутки не шучу. Придется тебе мошну порастрясти. Такса возросла в три раза, всосал?
– К-как – в три раза? Где же я… возьму?
– Твои проблемы. Мне чтобы к субботе бабки были, понял? Иначе я сам в ментуру сдамся и тебя на поводке, как телка, приведу.
– Погоди, Калмык. Погоди, не горячись. – Молодой человек потер потный лоб. – Я… я что-нибудь придумаю. Честное слово!
– Смотри, фраерок, ты у меня на крючке. Послезавтра перезвоню, примерно в это же время. И не дай тебе бог не оказаться дома. Из-под земли достану, понял?
– Да понял я, понял!
– Ну тады бывай.
В трубке раздались короткие гудки. Некоторое время молодой человек сидел молча. Его лоб и щеки поблескивали от пота. Глаза блестели. Костяшки пальцев, все еще судорожно сжимающих трубку телефона, побелели от напряжения. Наконец он положил трубку на рычаг и тихо проговорил:
– Будь что будет.
6
Трава была высокая и мокрая. В ботинках хлюпало. Брюки, промокшие и потемневшие до самых колен, неприятно липли к ногам. Вдалеке между деревьями виднелись первые окраинные дома деревни. Это были простые крестьянские срубы, сложенные из посеревших от времени бревен.
Молодой человек выбрался из травы на проторенную дорогу, остановился и отжал штанины. Стало лучше, но ненамного. Он хорошенько огляделся.
– Крайний справа дом, – прошептал он. – С флюгером в виде петуха…
Нужный дом он увидел не сразу. Тот был совсем невысокий и изрядно покосившийся. На коньке крыши сиротливо торчал ржавый флюгер. Лишь имея богатое воображение, можно было опознать в этом куске почерневшей жести петуха.
Молодой человек уверенно двинулся к дому.
Калитка, тоскливо скрипнув, отворилась, и он вошел во двор. В окне дома мелькнуло чье-то лицо и тут же скрылось снова. Полминуты спустя в сенях тяжело лязгнул засов. Дверь распахнулась с душераздирающим скрежетом. На пороге стоял худой, небритый Калмык.
Он молча посторонился, и молодой человек вошел в небольшие, пропахшие гнилыми досками сени. Калмык задвинул засов и повернулся к гостю.
– Хвоста не было? – быстро спросил он.
– Да вроде нет.
– Вроде – у бабы в огороде, – недовольно прошепелявил Калмык.
– Точно не было, – спокойно сказал тогда гость.
– Смотри, – угрожающе сказал Калмык. – Ну че стоишь, как хрен на рассвете? Двигай в комнату!
В комнате гнильем воняло еще больше, чем в сенях. К запаху гнили примешивался запах водочного перегара.
– Как ты только тут живешь? – брезгливо поморщившись, сказал молодой человек.
– Каком, – сухо ответил Калмык. – Водяры дернешь?
– Нет, не хочется.
– А я дерну. – Калмык взял со стола бутылку с криво приклеенной этикеткой, плеснул в грязный граненый стакан, прищурился на гостя: – Точно не хочешь?
– Точно.
– Хрен с тобой. Ну за свободу – век воли не видать! – Он опрокинул содержимое стакана в рот и, поморщившись, зажевал водку вялой редиской. Затем в упор посмотрел на гостя и пролаял:
– Ну че, фраер, бабло принес?
– Да. Только…
– Что только? – вскинул кривую бровь Калмык.
– Я не смог собрать всю сумму.
Калмык сплюнул сквозь зубы прямо на пол и хищно прищурился.
– Че-то я не понял, фраерок, – гундосо пропел он. – Повтори-ка!
Молодой человек нахмурился.
– Что тут непонятного? – спокойно сказал он. – Я не смог набрать нужную сумму. Но я отдам. Пусть не сразу, но отдам.
Несколько секунд Калмык в упор разглядывал гостя. Наконец по лицу его расползлась жестокая улыбка.
– Вижу, ты по киче стосковался? Ладно, давай что есть. Остальное потом донесешь. Мы теперь часто будем видеться, фраерок. Ты у меня вроде посыльного будешь – подай-принеси. Сам-то я нынче невыездной.
– Тебе нужно уехать.
– Не твое собачье дело, что мне нужно. Где лавандос?
Калмык протянул ладонь. Молодой человек сунул руку в карман болоньевой куртки и небрежно швырнул на стол пачку денег, перетянутую белой резинкой.
– Ого! Живем, братуха! – Калмык сгреб деньги, стянул с пачки резинку и принялся скрупулезно пересчитывать купюры, шевеля плоскими губами.
Гость тем временем встал со стула и принялся неторопливо похаживать по комнате, поглядывая на лысоватый затылок Калмыка. Тот, увлеченный пересчетом, не обращал на гостя никакого внимания.
– Семь… восемь… девять… – бубнил Калмык, то и дело слюнявя пальцы.
Продолжая коситься на затылок бандита, молодой человек спокойно взял с печки небольшую, почерневшую от копоти кочергу. Взвесил ее на ладони и крепко сжал в пальцах.
– Ну как? – спросил он.
Калмык выровнял пачку ладонями, снова перетянул резинкой и запихал в карман пиджака.
– Маловато, но на первое время хва…
Удар прозвучал глухо и отрывисто. Калмык охнул и медленно повернулся к гостю. На его покатый, желтый лоб стекла струйка алой крови. Калмык поднял руку и потрогал лоб пальцами. Затем поднес испачканные кровью пальцы к лицу. В глазах его застыло искреннее изумление. Он перевел взгляд на гостя и, разлепив губы, прохрипел:
