Но экзамены они должны были сдавать на общих основаниях. На вид ему было лет за тридцать, но возрастной планки, как у нас, у них не было. Была, но где-то ближе к сорока.

– Как у тебя с русским языком? – спросил он. – В смысле, что нужно писать сочинение. Математики и прочих предметов я не боюсь. А вот с запятыми тире и точками могу погореть. Школу-то пятнадцать лет назад закончил. С этим у меня всегда туго было.

Я ответил, что больше боюсь математики, а сочинения всегда писал на свободную тему и всегда успешно. Их даже в газетах печатали, да и сам я был внештатным корреспондентом. Думаю и сейчас так же поступить, писать на свободную тему.

– Тогда сядем за один стол на экзаменах. Я тебе помогу в цифирях, а ты мне с литературой поможешь.

С математикой он мне помог, и мы оба получили отлично. А вот когда пришли на сочинение. Не думал, что парень так слаб в этом. Своё сочинение я написал, когда до конца оставалось чуть меньше часа. А парень так ничего толком по своей теме не написал. Я понял – провалится. Взял его черновики и быстро, как-то видоизменяя своё написанное, набросал и ему. Многое, целые предложения, точно совпадали с моими мыслями, и я боялся, что при проверке это вскроется, но времени оставалось мало, тут уж не до жиру. Он успел всё переписать на чистовик, я проверил – нормально. Решил проверить своё сочинение, но помешал звонок. Задания отобрали.

А вечером на разборе, когда мы пришли узнавать оценки, преподаватель сразу подошла к нам:

– Я не знаю, кого обвинять в плагиате, но, как говорится, не пойман – не вор. А сочинение мне понравилось. Образно, свежо, я бы сказала, профессионально. И поэтому вам я поставила отлично, – кинула соседу, – а вот вы, – уже мне, – допустили непростительную ошибку.

Действительно ошибка непростительная. Машинально в слове рассказ поставил только одну букву. И не прошёл по конкурсу. Так мне сказали. От какой мелочи, порой, зависит наша судьба. Это уж потом я узнал, сколько «блатных» было только в нашей эскадрилье. А ребята, прибывшие из других республик, вообще ничего не сдавали. Все экзамены проводились у них дома при своих управлениях, а там, известно, как они проходят. Лишь бы медицину прошёл.

За ужином мы надрались. Я с горя, парень от жалости ко мне. Ему-то как раз прошла бы и четвёрка, ибо военные лётчики имели преимущество перед остальными и прочими. Такими олухами, как я.

Утром он провожал меня на вокзале. Я возвращался домой. Предстояло ждать ещё год. И где-то работать, ведь из школы я необдуманно уволился. Потом пропал год из-за сломанной не вовремя ноги.

В следующий раз председатель ВЛЭК был несказанно удивлён, увидев меня снова в качестве абитуриента. Узнал земляка. И препятствий уже не чинил. А все экзамены я сдал отлично. Домой уехал с твёрдой уверенностью: поступил. И вот он вызов. Омрачало одно: Томку я так и не увидел. В городе её не было. Что ж, лето, отпуска. От друзей узнал только одно: перед тем, как исчезнуть, у неё был какой-то крупный скандал с отцом, человеком властным и жёстким. Говорили, что в семье он был настоящий деспот и не терпел ничего, что не совпадало с его мнением и желанием.

Вокзальный громкоговоритель визгливым женским голосом, хрипя и заикаясь, объявил, наконец, о прибытии моего поезда. Пожилая женщина проводница долго рассматривала мой проездной документ.

– Что-то не так?

– Знаю я вас, молодёжь, – пробурчала она, – не раз старые билеты подсовывали.

Не усмотрев фальши, билет вернула.

– Постель брать будешь – гони рубль.

– Спасибо, мы йоги.

– Чего-о? – не поняла проводница и снова подозрительно уставилась на меня.

– Йоги – это люди, которые на гвоздях спать могут. А на досках – тем более.

– Болтун, ей богу! – удивилась хозяйка вагона. – Проходи уж!

С трудом я нашёл свободное место, бросил куцый чемоданчик на третью полку и приник к окну. Поезд лениво выкатывался за черту станции, гулко прогрохотал по мосту через реку Хопёр и, надрывно свистнув, стал набирать скорость. За окном ещё с полчаса мелькали знакомые с детства места, потом пошёл сплошной лес. Я откинулся к стенке вагона и закрыл глаза. Рядом несколько парней резались в карты, пили вермут, закусывая арбузом, громко спорили и смеялись. Один из них периодически доставал из портфеля новые бутылки и ставил взамен опустошённых.

Ну, вот и всё. Все предотъездные волнения позади. С каждым часом я всё дальше от друзей, от родных, от тебя. Впереди – новая и такая долгожданная жизнь, новые друзья, новые дела. Завтра экспресс доставит меня в нужный мне сейчас больше всего на свете, затерянный в бескрайних степях Заволжья провинциальный городишко со странным названием Красный Кут. И только через год, когда будет отпуск, такой же поезд повезёт меня обратно домой. К родственникам, к друзьям. К тебе.

––

– В три шеренги становись! Ровняйсь! Смирно!

Ничего себе! Что это такое? Куда мы попали?

На выполнение этих команд ушло минут пятнадцать. Ребята, отслужившие срочную службу и понимавшие такие команды, как-то привычно встали, образовав костяк строя. К ним беспорядочно стали пристраиваться остальные. Какой тут к чёрту строй! Многие не понимали, что такое шеренга. И удивлённо возмущались.

– Да здесь что военная часть что ли?

– Какие ещё шеренги? Разве мы в армии? Зачем это всё?

– Ни хрена не пойму! Действительно, зачем нам это?

– Три года слушал эти осточертевшие команды, – ворчал здоровенный то ли казах, то ли кореец, пристраиваясь, однако, привычно к строю. – А кто такой этот капитан? И причём здесь вообще военные?

– Что такое? Зачем становиться-то? И куда? – спрашивал удивительно маленький с роскошным казацким чубом парень. – Мы ведь и так стоим, а не сидим.

Понятно было, что воинские команды он слышит впервые, как и многие другие. Ему никто не ответил, сами не понимали, зачем и для чего это нужно. Парень, не получив ответа, разочарованно запустил руку в пышную шевелюру и стал усердно драть свой затылок. При его худобе линия шеи у него почти отсутствовала и голова как бы была продолжением спины, отчего он походил на молодого слонёнка с головой хоботом. Производил он впечатление не взрослого человека, а наивного ребёнка, каковым казался и на внешний вид.

– Тебе сколько лет, мальчик? – спросили его. – Видишь, сколько тут офицеров?

– Ну и что?

– Становись в строй, потом объяснят.

– Да куда становиться-то?

Чья-то рука затащила его в первую шеренгу.

– Ни хрена себе, порядки! – обратился ко мне сосед. – Мы что же сюда служить приехали? Или учиться?

Я только пожал плечами, дескать, посмотрим.

– Не пойму, ведь авиация-то гражданская, причём тут военные? – не унимался он.

– А притом, что здесь всё, как у военных, – сказал ему кто-то из-за спины. – И служить будешь и учиться.

– Не болтай! Чего несёшь?

– Не болтаю, а знаю, потому что местный я. Насмотрелся. Ты не видел что ли, как тут курсанты строем ходят?

– Слушай, а нам и автоматы выдадут? – спросил парень слонёнок. – Не заливаешь?

– Тебе только автомата не хватает, – с сарказмом ответил ему кто-то из бывших армейцев, – знаешь хоть, на какой ноге его носят?

– Да ты что, ему дай автомат – весь Красный Кут разбежится.

Слонёнок обиженно засопел и, снова запустив руку в роскошный чуб, перешёл во вторую шеренгу, пристроившись рядом с высоченным парнем с огромным носом. Голова его как раз оказалась подмышкой носатого парня. Рядом захихикали.

– Слушай, друг, иди-ка ты на левый фланг, твоё место там, – обратились к нему.

– Куда?

– Где левая рука у тебя знаешь?

– Ну, вот она! Ну и что?

Наоравшись до хрипоты и кое-как вылепив подобие строя, старшина, назначенный из бывших армейцев, восстановил, наконец, тишину и объявил:

– Сейчас будем знакомиться с командиром нашей роты.

– Роты?! – ахнул кто-то. – Ни хрена себе! Какой ещё роты? Это же армия!

До этого мы неделю жили в общежитии похожем на казарму и были предоставлены сами себе. Никто ничего нам не объяснял. В столовую ходили уже в курсантскую, но без всякого строя. И выходили оттуда голодные. И тут же шли в столовую так называемого постоянного состава. Курсантов туда не пускали, но мы пока ещё ходили без формы, патрули к нам не придирались, как и всевозможные начальники. На лбу же не написано, что курсант. О порядках в училище узнавали только от старшекурсников, приходивших искать земляков.