- А у меня свой бог! - до жутиков нагло и самоуверенно ответил Тим, в душе мысленно проклиная тот миг, когда его спутником по метро оказался этот проповедник Великого Иеговы. Вообще-то странно, как это посреди просвещённого двадцатого века ещё могут быть люди, всерьёз верящие, что есть на небе Бог, которому есть дело до людских страданий и бед… А уж с какой навязчивостью они рекламируют своего Всевышнего - так это и вообще уму непостижимо! Если бы с таким же напором и страстью рекламировалась, скажем, «Кока-кола», то человечество уже давно забыло бы и о квасе, и о молоке, предпочитая лишь коричнево-красную «радость мира», что можно пить лишь холодной, поскольку согревшись и лишившись газа, этот напиток сильно отдаёт хозяйственным мылом…
- И что же за бог у тебя? - не унимался проповедник, - О нём есть хоть какое-то сказание, а? А об Иегове гласит Книга Всех Книг, глашатаем которой мы и являемся!
- «И был изначально Эру, которого в Арде называли Илуватаром, и сотворил он Айнуров, Первых святых, и приказал он им петь, и пели Они, и в песнях Своих постигали совершенство Своё! И из песни Их родилась Земля…» - Тим с удовольствием посмотрел на вытянувшуюся физиономию проповедника и вышел на остановке, оставив того в вагоне с застывшим недоумением на лице.
«Хорошо, что этот лох Толкина не читал и про «Силмариллион» не слыхивал!» - мысленно улыбнулся Тим и поспешил к выходу.
Стоя на эскалаторе, представил себе Тим совсем уже дикую, апокалипсическую картину - диспут, в котором участвуют все мыслимые и немыслимые проповедники Земли - иеговисты, кришнаиты, «обычные» христиане, монахи дзен, священники из храмов Хранителей… ещё какие-нибудь поклонники Мурмыз-Мады из племени мумбо-юмбо. Споры о создании мира, о том, что именно пробудило к жизни Пустоту Миров, попытки назвать словами то, для чего и слов-то никогда не подберёшь… Тим словно на мгновение оказался в этом огромном зале, заполненном странными людьми в рясах, тогах, халатах, набедренных повязках и строгих чёрных костюмах с широкополыми шляпами. Даже джинсы мелькали тут и там. Стояла в этом зале непрекращающаяся какофония слов, каждый доказывал своему собеседнику что-то своё, а тот его не слушал, говоря сам как можно громче, как можно заумнее, будто бы пытаясь убедить в произносимом прежде всего себя. И невозможно уже было разобрать ни одного слова - шум бил в уши, как прибой, только не было в нём свежести морских просторов… Тим попытался посмотреть поверх голов, и, хотя в обычной толпе взрослых это было невозможно, тут он с лёгкостью увидел, как у стены зала на высоком помосте сидит Некто в короне, окружённый облаком тьмы, и злорадно усмехается, глядя на беснующиеся толпы.
«Неужели они не замечают его?» - подумал Тим. - «Это же так просто - взглянуть поверх голов…»
И он повернулся, чтобы посмотреть на другой конец зала. Он только успел заметить клубящийся свет, как эскалатор закончился и его достаточно сильно и с заметной злобой пихнули в спину - мол, нечего тормозить на проходе, щенок.
Тим вспыхнул и вывалился из воображаемого мира в реальность, отыскивая взглядом такого уверенного в своём праве отталкивать всех с дороги нахала, но оказалось, что это была старая бабуля, навьюченная мешками.
Тим мысленно махнул рукой. Он вдруг вспомнил, что опаздывает в школу. Предстояло ещё пересесть на троллейбус, протолкаться как-то внутрь, и затем уже в тесноте и духоте общественного наземного транспорта ехать аж до школы номер три. А троллейбус имеет обыкновение опаздывать в самое неподходящее время, например, как сейчас вот, когда бессовестно проспал, а теперь опаздываешь на урок…
Троллейбус действительно опаздывал. Прошло почти пятнадцать минут, а его всё нету и нет! И детей на остановке нет, зато взрослых всё больше и больше… Протискиваться среди них - себе дороже: сомнут в спешке на свои работы, сомнут и фамилии не спросят… Дети-то, скорее всего, по школам давно, а взрослые всё спешат… Давка будет - не приведи господи! В такой в самое время кричать: «Господа, если вам интересно, чем я завтракал - я и сам расскажу, не надо это из меня выжимать!»
А троллейбуса всё по-прежнему нет… И - так неохота, честно говоря, опаздывать в школу в первых числах нового учебного года! Что ж делать?! Отчаяние подтолкнуло Тима, и он прыгнул на кромку проезжей части, отчаянно голосуя проезжающему мимо легковику. И, когда машина остановилась, тут же выпалил, обращаясь к водителю:
- К третьей школе подвезёте? Правда, денег у меня всего две гривни, но может…
- Ученик, который платит за то, чтоб добраться до школы? Похвально, юноша! Садись! Да спрячь свои деньги, я и так довезу, мне по пути! До третьей, говоришь? Это та, что бывшая Морских Юнкеров? За пять минут домчу!
И действительно, через пять минут машина взвизгнула тормозами у нижних ступенек улицы-лестницы.
- Спасибо! - крикнул Тим доброму шофёру, выскакивая из машины и привычным движением закидывая сумку с учебниками на плечо. Авто скрылось за поворотом, но мальчик не глядел ему вслед. Некогда! Надо спешить! Тим прощёлкал подошвами своих сандалет по крутым ступеням лестницы, ведущей с нижних улиц на вершину холма, вбежал в школьный двор и стрелой пронёсся мимо тронутых первой позолотой листьев акаций, вскочив в парадный вход под чугунным решётчатым балкончиком. И только когда он схватился за ручку двери класса, грохнул сверху звонок. Успел!
- Тимофей? Похвально, похвально, - седой учитель математики чуть улыбнулся, так, чтобы не заметили ученики. - Похвально, когда ученики мчат, словно метеоры, лишь бы не опоздать на уроки. Я всегда любил тягу к знаниям во всех её проявлениях… Жаль только, что у Вас, Тимофей, нету тех выдающихся способностей к математике, что всегда отличали Вашего отца, ещё когда он сам учился у нас в школе в пятом А. А пока что садитесь на место и приготовьтесь к грустному: Ваша контрольная на проверку сохранности знаний написана всего лишь на тройку. Правда - на твёрдую тройку, но всё же не на «отлично», как всегда было у Вашего отца…
Тим уселся за парту, и услышал шёпот Светки:
- А что, твой папа действительно учился в этой школе?