Познав механизмы общества, становишься искусен в жизни и замечаешь, думаешь о тех, кто пользуется дарами и выгодами мирного времени, к которым ты так неумолимо стремился…
В груди зарождается болезненное отчаяние, которое под силу вылечить только дулу пистолета. Там на войне погибла не только половина моего лица, но и половина души высохла, испарилась, умерла, её отрезали и выбросили…
На долго ли хватит оставшегося кусочка…
Я сделал то, чего делать не стоило, стал задавать самые глупые и тревожащие вопросы…
В чем смысл жизни? По чьей вине или задумке я появился на свет? Неужели цель моей жизни убивать? А как же семья, дети, творчество?
Я бы очень хотел проводить больше времени с дорогими людьми. Наживать не шрамы, а приятные эпизоды в памяти, чтобы в глубочайшей старости, сохранив крепкий ум вспоминать, смаковать каждый кадр. Как жаль, что людей, с которыми ты мог бы их разделить, остается все меньше и меньше…
В госпитале я безутешно отрыдал по Варламу.
Друзья приходят и уходят…
Больно привязываться к кому-то, ты становишься уязвим, но если не подпускать человека ближе, то жизнь будет унылая настолько — что жить не хочется.
Господи, как же тоскливо… Я бы душу за бесценок продал, чтобы любимая подруга детства оказалась рядом. Она бы увидела меня, вскрикнула, прикрыла бы ладошками губы от испуга и бросилась к кушетке чтобы пожалеть, а я бы отвечал в ответ — Что всё это пустяки и царапины, поскольку мужчина и других слов не знаю.
Правда вот, я стал еще ужаснее, особенно внешне… Захочет ли теперь какая девушка прислонится к моему лицу, не побрезгует ли погладить щеку, а если осмелиться поцеловать, то не вырвет ли её…
Тяжело черт возьми.
В груди ноет, мысли, какие бы не приходили в голову, окрашиваются в серый цвет. Вокруг стонут десятки таких же горемык…
Как же отвратительно, просто тошнит от мыслей, что меня утешает факт того, что они покалечились сильнее меня, что я хоть в чем-то оказался удачливее остальных.
Многие даже ходить не смогут, лишь возить туловище на тележке… Кто-то и вовсе стал самоваром. Это когда у мужчины нет ни рук, ни ног, только голова и крантик снизу… Заливай воду, корми и готовься ловить мочу на выходе…
Как хорошо, что мудрый человек в руководстве мужчины изложил быстрый и четкий ответ на вопрос — Что делать если тебе тяжело? Книга спрашивает в ответ — А кому сейчас легко? Один из немногих примеров того, где можно и нужно отвечать вопросом на вопрос.
* * *
От самокопания меня отвлек ласковый звучный девичий голос.
— Ну и чего ты в потолок смотришь как лох печальный, может тебе таблетку дать, уснешь? Средний росточек, худенькая фигурка, рыжеватые волосы переплетаются в две косы, хитрый прищур, тонкие губы, пушистые ресницы.
Это что еще за недоразумение?
— Ты где маленькая особа таких выражений нахваталась? Бровка поползла верх, стоило ей услышать «маленькая», а еще она зачем-то на грудь посмотрела…
— Маленькая⁉ Да мы с тобой одногодки, а речь свою проявлять от таких как ты «бестолочь древесная» научилась. Возгордилась девица.
— Не нужно мне таблетку, не вкусная она. От медикаментов в горле печет…
— Я бы с тобой шоколадкой поделилась. Отломила она кусочек плиточки. — Но тебе с дырявым кишечником пока нельзя. И проглотила дольку…
— Да ты язва похуже той — что желудок разъедает!
— А ты как хотел обморок лежачий? Если с каждым из вас нянчится, то никаких душевных сил не останется, потом матерью быть расхочешь. Похоже и у неё служба не сахар… Не сахар, а шоколад…
— Понимаю, сам салобончиков гоняю…
— Такой молодой и уже командир? И за какие заслуги? В глазах промелькнул легкий интерес. Не думал, что девочку регулярно видящую смерть можно чем-то удивить.
— Заслуги? Хмм… Лицо в момент приобрело странное выражение. Убить стольких многих, такова моя заслуга?
— Перед отечеством, разумеется. Ответил я.
— Что-то ты не выглядишь шибко воодушевлённым. Многие ребятки и руку, и ногу теряют, а всё равно улыбаются и просятся обратно. И такие фанатики бывают…
— Ты что психологом на пол ставки заделалась?
— Будешь паясничать, я тебя антисептиком забрызгаю.
— Лучше шоколадку отломи изверг малолетний.
— Ладно, но если живот заболит, то скажешь, что сам стащил.
— Договорились… Вот она победа дипломатии.
Сладко до такой степени, что пара слезинок проступила…
— Спасибо тебе, подруга дней моих суровых…
— Можешь звать меня Инга. Имя и голос я запомнил, но продолжить разговор был не в силах, от сладости голова кружилась так, что пиздец, словно на карусели вращаюсь…
* * *
Девушка повадилась навещать больного каждый день, но я старался не льстить себе, работа просто такая, наверное… Ставить уколы, менять повязки, подкармливать конфетами, носить горячий чай.
Под чай разных сортов мы и беседовали.
Я старался вспоминать самые безобидные и не пошлые солдатские анекдоты, а она старалась хорошо реагировать даже на самые не смешные. Инга посвятила юношу в свою историю. Такая же сирота, как и многие из нас… Интересно, почему я почти не встречал людей с живыми родителями… Юная особа с детства отличалась острым человеколюбием. Как только началась война, она буквально первая записалась в добровольцы, прошла необходимую подготовку и уже много месяцев без выходных выхаживает таких недобитков как я.
Всё чаще Инга как бы незаметно, невзначай клала ладонь на мою руку и сжимала её в кулаке. Губки с каждым визитом всё краснее, а смех звонче. Особенно веселило, когда в ответ она выдавала фразочки. — Ну он конечно и сука бестолковая ахах! Её присутствие облагораживает госпиталь…
С Ингой становится легче на сердце, в голове, в суставах… Душа поёт и регенерирует, мысли светлеют, снова хочется жить.
— Хорошо, что я ходячий, а то было бы крайне неловко, когда за тобой ухаживает девушка.
— А я думала, что всё дерьмо из вас выбивают еще в учебке.
— И то верно…
Стал замечать за собой, как старался занять такую позицию, при которой половина изуродованного лица утопала в подушке. Впервые за долгое время я пожелал казаться симпатичнее, чем есть на самом деле…
Дни незаметно пролетали. Душевные и телесные раны рубцевались быстро. Думаю, ускоренной реабилитацией я обязан Инге, девушка оказалась эффективнее сотен литров антибиотиков и мазей, тысячи уколов, километров бинтов и много килограмм гематогена.
Вот оно лекарство от всех болезней…
— Ну и где эта бестолочь⁉ Вопила разгневанная старшая сестра.
— Ой! Спрячь меня! Испуганно ойкнула девушка и запрыгнула ко мне в койку, спрятавшись под одеялом.
Грозная тучная женщина в возрасте отдернула занавеску и спросила. — Не знаешь куда ушла? Выглядит она жутко, я бы не удивился если бы первая реплика была — ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ!
— Не могу знать. Ответил я по солдафонский, на что она хмыкнула и удалилась.
Но как выяснилось, грозная тетка лишь затишье перед бурей в моей «личной» жизни. Я ощутил жар молодого тела, Инга грудью прильнула к спине.
— Она уже ушла, можешь вылезать. Девочка не спешила вставать, а только прижалась еще сильнее и обвила туловище руками, я перевернулся и наши глаза встретились. Носы почти соприкасаются, дыхания попутно ударялись друг о друга, щеки горели что у неё что у меня… Инга хотела что-то сказать, губы приоткрывались на миллиметр, но быстро закрывались и так много раз… Она стесняется и стесняет меня… Даже при ранении, сердце не стучало так сильно.
Вот язва… Девочка все же заползла в самые глубины сердца, думаю теперь даже скальпелем не выковырять. За секунду жидкие невнятные мысли в голове вылились и отвердели в ясную картину.
