По ночам моим мыслям, надеждам и мечтам не существует пределов. Нет границ для радости, и для боли тоже… Неволей судеб, страшную боль мне причиняет тот, кто дарит больше всего счастья. Я много общалась с людьми и поняла, что они бояться боли, потому что забывают одну важную вещь: боль — признак жизни, не больно только мертвым, а я как раз живая…
Взгляд любимого одновременно пронзает и латает дыру в самом центре моего естества.
Я часто вспоминаю сказку из его прошлого мира. Там была ластоногая девушка, которая из-за любви сменила рыбий хвост на женские ноги, хотя каждый шаг отзывался ей прогулкой по битому стеклу… Думаю каждая влюбленная девушка узнает в себе русалочку.
Возможно, я сейчас обнимаюсь с трагедией, но пока что мне больше некого обнимать. Я всё чаще хочу быть больной, потом смертельно больной, чтобы под конец меня где-нибудь зарыли. Хочу, чтобы после похорон он долго искал меня, найдя откопал, оживил и крепко обнял, позволил мне зарыться в любимого, прижаться к его груди и поцеловать те губы, от которых трудно отвести взгляд.
Всё чаще по ночам мои внутренности грызут дикие звери… Когда страдает абсолютно всё, боль легче переносить. У моего сердца много запасов клея… оно может разбиваться хоть каждый день. Я даже бываю рада иногда что он не любит меня, так же как я, потому что не желаю ему таких страданий.
На его долю и без меня выпало немало тяжестей…
— О чём ты задумался опять? Надеюсь, он сейчас, не упивается своей болью на моём примере. В этом ремесле он шагнул намного дальше, он любит расчесывать раны, чтобы смотреть как они кровоточат.
* * *
Я стоял перед окном и смотрел как дым на горизонте отбрасывает тень на моё королевство. В последнее время я имею привычку наблюдать за мобилизованными мужчинами, обреченно идущими на смерть по улице и на женщин что, плача в истерике хватают их за ноги и говорят — Не уходи! Я жить без тебя не могу! Мару очень вовремя поинтересовалась моими мыслями.
— Мой вопрос… Что есть мужчина и что есть женщина?
— Не слабые у тебя вопросы… но зато сразу ясно, что они твои. Сам то, что думаешь?
— В моей голове при слове мужчина возникает образ Герасима. Чистейший преобразователь мира. А ты как считаешь? Мару подумала секунд сорок и выдала…
— Я уверена, что мужчина — это нежнейшее, миролюбивое создание, которое в случае необходимости может в одну секунду переключиться в режим дикого зверя, чтобы защитить то, что ему дорого, а мужчина дорожит семьей, принципами и идеей. У мужчин широченные плечи и сердца, они сильные, непроницаемые и хладнокровные, но одновременно с этим самые мягкие и добрые жители планеты, хоть никогда в этом и не признаются.
Интересные вещи говорит Мару… Даже я таких осознанных мыслей пока не произвожу. Кажется, в эту секунду я нашел ответ на вопрос — а что такое женщина? Женщина — мудрейшее создание. Понятно, почему у мужчин никогда не было шансов против них…
Интересно, а Герасим тоже мил и добр внутри? Я же его такому не учил…
* * *
Герасиму же в эти минуты было не до лирики…
Одной пощечиной могучей ладони, что по ширине напоминает размеры снеговой лопаты, он выбивает противнику зубы и после засовывает их в ноздри, пока они не провалятся внутрь и не расцарапают горло.
Самые удачливые давились и умирали сразу…
Зачем я трачу столько времени на ерунду? — Подумалось ему, но он еще был одним из самых адекватных на поле боя. Сражение идет много дней, и он не помнил, когда в последний раз смыкал глаза, может быть это было десять ночей назад… Но ничего, господин говорит — что мужчине отдых вообще не нужен.
Герасим стер пятки до костей и мясо на ступнях стало одним целым с ботинками, а доспехи превратились во вторую кожу, они словно дышат, и каждая царапина на металле приносит боль. Великан уже и забыл, что такое мирная жизнь, он воплощение битвы и досуг у него соответствующий.
Валяет противника в песке, как рыбку в муке перед обжаркой, вырывает указательные пальцы и засовывает их в уши, чтобы враг не слышал собственных криков. Гуманность мать её! Он не раз замечал нездоровую привычку засовывать в оппонентов что-то…
Взмах руки создает воздушную подушку, что сметает особенно худых и юрких зверей. Интересно, а если такого звереныша целиком запихнуть в… А впрочем не нужно… От странноватых мыслей его отвлекла тяжелая гвардия.
В ряд выстроились носороги, медведи и львы, ростом под три метра. — Мы твоя погибель! Ты хоть зна… Герасим не стал дослушивать пустые угрозы и отвесил носорогу такого крюка, что у него голова завязалась в узел как у мультяшки, только с фатальными последствиями…
— Я не боюсь вас падаль! Давайте все на меня! Любого порву сука! Прорычал Герасим, выражение лица такое, словно он только что оторвал голову двадцати котятам. Пар из его ушей рискует обжечь мимо пробегающих бойцов.
Богатырь оценивал обстановку. — Они слева, справа, впереди и сзади, это значит, что на этот раз им от меня не убежать!
Звери не торопились нападать, верзила и вправду внушал страх. Борода пропитана густой кровью как гуталином, выдув из носа мощнее компрессора, так же не стоит забывать про глаза, они красные и свирепые как у быка, которому на яйца наступили.
В такие моменты у него словно тестостерона с адреналином в крови больше, чем самой крови. Один бизон нашел в себе смелость ударить его копьем в живот, но оно вошло всего на два сантиметра вглубь, кубики пресса как стальные листы под кожей…
Герасим выхватил палку из рук и откинул её прочь, после чего ударил кулаком по горлу копейщика, размалывая хрящи в пыль. В одну секунду шишка разбухла до состояния горлового мешка у жабы и тот упав на землю, предсмертно захрипел.
Носорог из мести ударил его по лбу, но тут же отдернул руку со сломанными пальцами. Герасим обнял его как при борьбе и укусив за шею, выдрал большой шмат мяса, после чего стал пить кровь большими глотками.
Воды и калорий рядом нет, а жажда мучает…
Зверье смотрит на него как на более ужасного зверя, высшего хищника. Быки и тигры превратились в сутулых собак, у которых из задница целлофановый пакет торчит. Массивный лев с подъятой гривой, единственный кто вышел вперед.
— Ты умрешь великан! Тело усилено магией, вот это уже плохо…
Здоровяк ударил топором размером с самого льва, а тот встретил его ударом алебарды. После первого же обмена колкостями орудия взаимно рассыпались, у Герасима словно ток через руки прошел… — Деремся на кулаках! Взревел он от обиды. Лев принял условия и перемкнул ему пару раз.
Герасим контратаковал и сломал котенку нос, а у самого лицо выглядит так, словно его граблями пропахали, левая бровь свисала и держалась на тоненькой полосочке кожи. Он просто дорвал её и выбросил чтобы перед глазами ничего не маячило, кровь стекает по лицу, ощущение словно тебе на голову куриное яйцо разбили, но кого это волнует…
— А теперь отправляйся в ад! Прорычал лев, но Герасима не проняло. Господин говорил нам что ада не стоит бояться, у него там много знакомых, и он если что замолчит за нас словечно, чтобы нам достались самые теплые места…
Герасим встретил кулак врага своим, от столкновения его средний и безымянный палец лопнули, но он не тратил времени на скулеж и свободной рукой заехал кошаку в челюсть, калитка льва приоткрылась и он воспользовавшись возможностью, растопырил тому пасть шире, чем девственница ноги перед дембелем и засунул пострадавшую руку в глотку по самый локоть.
Лев задыхался минут восемь и пока он задыхался, бил и царапал могучую спину здоровяка. Когти пропахивали борозды и щекотали мышечные волокла.
За кошачьего командира принялись мстить, но Герасим был только рад. Вновь поднятый топор в его руке двигался как тень, никто не мог уследить за его движениями, единственное что было возможно, это прослеживать траекторию по брызгам крови и мясу.
