Издали уже вскоре послышался, ответный кличь. Не человеческий. Ни призыв эльфов к бою. Даже не оркский. Это были – Куины – древняя порода хищников, похожих на помесь волков и шакалов, если бы те увеличились до размера медведей, и видели в инфракрасном диапазоне красок, особенно подмечая теплокровных жертв.
Калиб, Моз и Коуб тотчас обомлевши, застыли. Гайт чьи мышцы сделались свинцовым, судорожно потянулся к ножнам. И только Безродный замер без лишних эмоций. Он положительно помнил, что они так же располагают и потрясающим слухом, и им будет впору отступить, если посеют отскоки частот от ближайших объектов. Вся надежда была на его отряд, который не сдрейфит. Увы, зряшная надежда.
– Что это Клайд? – стуча зубами, в охватившей лихорадке затрясся белее полотна виконт.
Следопыт безмолвствовал, и уповал на сознательность сановника. Опять-таки тщетно.
– Кто это?! – не улавливал сути, прыскал тенором человек привыкший получать ответы немедля, коего кряду обуяла сверлившая его нутро паника, в стукотне молотков по вискам.
Внезапно, почти пожелтевшая Риба, реявшая бадьяном, которая сидела под очередным пнем вблизи виконта, обхватив разбухший живот, щурив зеленые веки и болезненно выпуская клыки умеренно дыша и пуская по шеи следы струй пота, цежено и лаконично шепнула ему.
– Заткнись…
Её хриплый голос был пред рвотным, а уши, и вовсе будто стали прижиматься и тлеть, но, тем не менее, она знала, о чем лопочет. Обидно, было ей чуть позже, что эффекта это, по сути, не дало.
Отдаленно заслышались отклики увесистых прыжков через сокрушающиеся ветки дебрей, и рев взбеленившихся оскалов. Клайд вновь выхватил меч, и, перебросив вес, уминая рыхлость прощупывая иные ловушки, встал в боевую стойку. Впереди за завесой непроглядной чащобы, и преград выдернутых букетов корневищ деревьев, то и дело отголосками доносился вой, отдающийся перекатистым отзвуком. У всех неприятно затряслись сробевшие поджилки, особенно у до воска, бледнеющего остолбеневшего Джоаля. Риба подавляя неминуемое извержения несварения, стянула лук, а в её сапфировых глазах, через усиленную синеву набухших капилляров проглядывал угнездившийся страх.
– Всем сгрудиться по двоя, и рубить рядом с собой ветки! – гаркнул искоса им Клайд, остававшись на передовой в гордом одиночестве.
– А ты?! – расхоложенный боязнью, искренен рассеянно, зыкнул Калиб, занося на уровни плеч свою секиру. Увесистую и выедающую силы на излете.
– Встречу в лоб, – брыкнул он, не оборачивая русового затылка, – а вам держать оплот возле “королька”, – впервые обозначил он свое подлинное отношение к виконту.
Поодаль в сердцевине чащобы, то и дело рокотали собачьи тявканья, сопровождаясь одичалым лаем. Они безжалостно к себе рвали морды, об ветки раззадоривая себя все пуще. Изголодавшие и нетерпеливые, они бросились бездумно, не щадя ни окружения, ни себя. В их почти прозрачных в сторону бельма ониксового-алых очах, белесые капилляры, покрылись желтеющей частью, что для их физиологии было сродни приливу ярости.
Кряжистый Калиб и щуплый Гайт встали с левого фланга, прорубая себе простор для маневров от насаждений тонкого подлеска, и рослых не знавших беды стволов. Моз и Коуб, тоже облагораживали себе сцену для пируэтов мечей, уже с правого края. И только Риба с Джоалям, остались вне всего этого в арьергарде. Но она быстро сообразила. Пень, под которым она сидела, стал отличным постаментом для баллистического превосходства, и она, недолго думая шепнула Джоалю, бойко одёрнув того за рукав окаймлённого жёлтыми полосами тесьмы.
– Подкинь меня бестолочь, – один жестом короткого, но налитого синими жилами указательного пальца наметила она, на сажень столба дерева, что сорвало во время беснующих гроз. И пока он стушёвано решался найтись из пленившего беспамятства, она быстро сложила ему одеревеневшие ладони, создав из них челн трамплина. Он не одномоментно, но обуздав своё исступление поднял её достаточно высоко, чтобы та, ухватившись за оттопыренную часть уступа скола, подергивая мелкими сапожками, забралась на вершину, ободрав фаланги пальцев у начала ладони, задев и стенающий живот. Но гоблинка тут же гаркнув, поняла свою опрометчивость.
– Эй Джо? – она намеренно сократила его имя.
– Да? – совершенно забыв о статусе, и непреклонно стуча зубами, отозвался тот с синими устами на осунувшемся снежном лике с двумя серыми отметинами усов и клочка на бородке, заискивая даже перед такой маленькой волевой персоной как Риба.
– Лови, – чуть левее его ушедшего в еловую хлябь сапога, по индиговую рукоять в мягкую землю воткнулся её нож, которым она намеревалась проучить эльфийку в гостиничном доме (в другой раз). – Меть в буркалы, и выю, – посоветовала она, и, стянув лук с пышного лона, внесла первую стрелу под свой большой палец левой длани, которой держала длинноватую для неё рукоять свода дерева, и плечи, почти упиравшиеся ей в мыски сапог.
Наскоро, точно сквалыжный старец, уронивший златую чеканку, вынув нож, и забыв о тщеславии вытерев грязь, об незапятнанный давеча рукав, Джоаль робко держал его к сдавленной взмокшей холодным потом груди, согнув локоть. И пока подмоченная челка стелилась у его вылупленного глаза, настигающие преодолели последний рубеж.
Одно из масштабных скоплений препоны ветвей дало трещину, и из-за него с треском пробилась огромная вытянутая пасть, и широченные красные ониксовые глаза, пропитанные желтыми вздутиями повисшего в них голода. Их вздыбленная шерсть была необычного пестрого цвета, чем-то напоминающую сизо-зеркальную поверхность, и даже не смотря на примесь въевшейся грязи и слизанных ужимками игл, она все ещё приметно выделялась, среди ссохшихся ветвей, и разлапистых иголок, что налетом облепили им хребет на широкие спины, на котором от возбуждения поднялось встопорщенное плато шерсти. Их мутные глаза, в природной оправе капли-подобной формы, темного цвета границы века, уже ухватились за их единодушно учащенное сердцебиение, которое они слышали, так же отчетливо как отражение переливы трелей птиц, отскакивающие от противоположных стволов деревьев, упираясь в кору и ветви. Лица, застывшего истуканами скопища, были для них почти полностью залиты красной краской, с редкими белыми прожилками костей и желтой окаемкой. Все вокруг буквально блекло в сероте рельефа, пока теплокровные перекрикивались между собой, расширяя свои легкие, и грудную клетку, повышая температуру тела, выделяясь для куйнов все сочнее и обворожительнее.
Первый из проявившихся куйнов прельщенной лакомой добычей, сиганул, конечно же, на стоявшего, в авангарде Клайда. Несмотря на полное внешнее хладнокровие, следопыт окунулся в пробирающий ужас, так как всегда уходил от прямого контакта, с этой породой коренастых бестий в такой численности. Широкие угловатые сизые уши с прявшими кистями, на крупной вытянутой голове, прижались при прорезавшемся оскале, и когда широкие лапы, с тремя черными когтям прянули к нему в одном прыжке, тот сделал выработанный шаг влево, и замахом палача саданул того по крупной голове. Вот только поспешен был его выпад на упреждение. Всполох рун меча, ушел острием в землю, зацепив широкий пень, а вертлявый было расчетливо подавшийся назад куйн, вмиг потерял часть удлиненного синеватого языка и передних клыков с попавшей под горячий выпад мордой. Остатками купированного источавшего окропляющие желтые потоки языка тварь жалко взвизгнула, стушевавшись от невыносимой тукнувшей боли, и не успела податься, сдавшись на попятную, поджав хвост и уши, как следующий замах вырванного лезвия, свистнувшего по воздуху, обрушился ей на сжатую в мешковину шерсти шкирку. Фатальный удар прибил зверя, и его сизая-зеркальная шерсть, пропитанная серой грязью, залилась вырвавшейся вон желтоватой густой кровью, что уже успела бурно стечь под мельком обколотой мечом морды, в небольшую лужу, что смешалась с сопревшими палыми иглами под свисшими ветками, и уже отдавала солено-острыми каперсами.
Мельком орошённый брызнувшей желтой капелью Клайд, не сильно радуясь, напаиваясь густым привкусом их терпкой крови, наскоро обернулся с огнем в зеницах, так как меж барьера веток с бравурным хрустом прорвалось ещё четверо верзилы, и взрывая землю поднимая в воздух взвесь игл, понеслись в сторону остатков отряда, щеря жуткие пасти и бельма белых зрачков в сетях желтых капилляров в ониксе. Среди них без затруднений с диким хрустом снеся обступившие непролазные ветви, приметно объявился и особо крупный, который гордо скопил в своей коренастой спине отголоски отломанных прутьев стрел, что с наконечником ушли далеко в толстокожую плоть поверх сизой грязной шерсти. И он, повинуясь возобладавшим инстинктам, наметился на самого слабого. Им оказался Гайт. Стушеванный белее полотна оруженосец, приметив выросшего из неоткуда громадного восьмифутового в длину зверя, успел лишь с вырванной испугом испод ног твердью присесть, вытянув лезвие, на которое и наткнулся неистовый затмевавший проблески ясности тучей тела коренастый набросившийся хищник. Вспоротая мякоть заросшего брюха, тем не менее, до поры не остановило его прыть, и, встав на дыбы, сколько хватало длины лап, он отправил их к квелому юноше, который бросив увязший меч в грудной клетке зверя, не помня себя, помчался прочь. От подоспевшей вскоре разразившейся изнутри боли щетинистая громадина подкошено осела с дыбов на брюхо, и растравляющий меч подтолкнуто ушел глубже, пробираясь к могучим легким. Зверь вымученно первобытно взвыл, и тогда его заметил (а не заметить было неисполнимо) Калиб, который переступая игрался в гляделки, с одной из вырвавшейся к нему из чащи самки, которая крутила виражи мимо крепнувшего стволами подлеска, улучая момент для атаки, и все ужимками высовывала удлиненный синеватый язык из плутовской длинной морды с малиновым ромбическим носом в центре, стреляя пустыми сердцевиной ониксовые очами, на черной оправе века. Проявившийся альфа-самец, был столь огромен, что вызвал у него потерю контроля над самим собой, и нежданного не своевременного онемение членов. Его секира повисла в одеревеневших руках, и, если бы не свистнувшая стрела, пущенная Рибой, подкравшаяся и улчившая момент самка куйнов, растерзала бы его со исподтишка. Тем не менее, та, получив ранение на сжавшихся в пружину закорках, сложившись гармошкой, поджав острую сметку хвоста, жалобно заскулив, поджав кисти ушей, сробев, отступила. Калиб очнувшись из беспамятства обуявшего первобытного страха, влив в стывшие жилы горячей крови, замахнулся и что было силы, вогнал топор, к изливающейся кровью из-за зева сизошёрстой дюжей твари, коя будь целее, лихо закусила бы таким сотником на пол клыка.
