– Тебя кто спрашивал? – едко прорычал на него осерчавший Калиб.

– Идем с ним. Король уповает на меня. А по сему, мне надлежит доказать свою преданность, – высоко поднял голову смевший сосавшие чувство под ложечкой Джоаль.

От всего этого подступившего и повисшего в лесном воздухе пафоса, Риба не привыкшая к нему, лопнув терпением, начала посмеиваться, и прежде, чем Клайд успел ей указать, на смирение, она, гуляя глазами из стороны в сторону прородилась, на одну из своих не произвольных скабрезных шуток.

– Их троя. Вас шестеро. А страшитесь так, будто в жизни не подымали нечего тяжелее…

– Риба! – гаркнул на неё Клайд. Та понурилась и насуплено отвернулась к лесу.

Всех мало по малому устроил такой расклад, и они начали удаляться в неведомую чащу за ведущим.

Мимо мшистого рассыпанного тлетворного валежника, и высветившихся на сколах зубов пней рассады грибов, весь звучавший на обертона лязга обтекающий подлесок отряд, пробирался по неровному вздутиям корней и грунта, очень бережно, ступая по устланному волнами мху, и веткам, что подобно струнам, хрустко отзывались скрипом при каждом прикосновении. Всюду с ног сгибающие благоухало еловыми иголками, присовокупленными смолой, и различными дикими травами, и гроздями ягод, с пробегающим отдаленным привкусом кисловатой трясины местечкового болота. Настырно прорезающие просветы анемаи струились чрез только нависшие, словно шторы растопыренные ветви, идущие вплоть до необозримых верхушек, отчего земля под ними протянулась непрогретая, и отдавала холодком, и вязкостью росы и квашни хляби. Но взалканной прогалины так воочию и не объявилось, отчего их блуждания меж могучих скучившихся стволов и их вспучивших жилы корней затянулось. Незлобивый дрок, что урывками рос под ногами мимо мелких поспевающих за старшими насаждениями елей, уже начинал казаться чем-то спасительным от овладевшего уныния, благодаря своим желтым лепесткам, которые привносили хоть какой-то приток оптимизма, в воцарившемся хвойном бору, где не было ни открытых мест, а лишь тонкие ветки с острыми иглами, что то и дело нежданно цеплялись по лицу. Перебираясь через очередной сколотый буреломом пень, задравшим щупальца облупившихся от земли корней, юлившая меж крепнувшего подлеска Риба сорвала сероватый гриб с крупной навесной шляпкой, и, не глядя на наличие обжившихся червей, на раз проглотила его, почти не жуя. Это подметил, скучающий и изголодавшийся упаивающийся смолой Гайт, и тут же сорвал такой же.

– Э брат, не советую, – качнула она головой в гримасе, цепляя грёбшими веслами ушей море растопыренных веток подлеска. – А то гадить, будешь дальше, чем зришь, а зреть в мочь статься лишь, минуя декаду.

Гриб был тотчас брезгливо брошен на пожухлую влажную траву, а рука была обтерта об штанину. Гоблинка после того, как он, заручившись новой фобией, мнительно сплевывая прошел дальше, переступая набухшие корни, подняла именно этот гриб, и надкусила его. На её лице озарилась довольная улыбка. Она провела его, без усилий.

Когда Джоаль в своих пожуренных серой грязью дегтярных сапогах наступил в болотистую жижу, и его нога увязла в трясине по голенище, он невольно прикрикнул. Раньше Калиба, примчался Клайд, что, не щадя лица, ловил оплеухи от каждой паутиной разведённых ветвей, что оставляли розовые полосы, от стёганных скул до носа. Но уведя его вырвавшую вопль напасть, он отнял левую руку с эфеса, и качнул увещеванной тонкими розгами головой.

– Вы мой виконт, излишне и не по делу драматизируйте, – стравив желчь, упрекнул он его, отчего титулованный горлан зарделся, и прижал усы к носу в пристыженной понуренной гримасе, нагнавшей кровь и к ушам.

Когда путь по сбывшему вопль застывшему течению лесных пиков продолжился, Калиб решил расспросить ведущего, театральным шепотом, который аннулировался гулкими шагами трезвонящих ратников, по спрессованным ветвям и траве, что радостно хлюпала, приветствуя их, подобно отдаленным перебрасывающимся трелям раскатистыми отголосками, скачущим со всех сторон.

– Сир… – неожиданно его ударила, по крупному носу ветка, которую ранее оттянул перед собой следопыт. Лицо старшего ратника курьезно сконфузилось, и, прикрыв широко расставленные глаза в этой скроенной гримасе, он вызвал слабый смешок у проводника, когда тот обернулся к нему проведать, отчего он хлюпнул ноздрями и наловчился обратиться к нему с куртуазными позывами вкрадчивости. – Я хотел спросить… были ли вы вхожи в сем лесу прежде?

– Не доверяешь мне оттого, что желанный отдых никак не придет? – как-то плачевно улыбнулся Клайд, и пошел себе дальше, мимо небольших кустов смородины, которые внезапно приметил изголодавшийся от дороги, облизнувший струящийся под шлемом соленый пот, накрапавший на уста Калиб.

– Это ягода? – указал на очевидное насаждение ратник.

– Наглядно сударь, – брюзгливо произнес Безродный вперед себя, и последовал дальше вглубь дышащей елью чащобы к новому, выкорчеванному буреломом задравшему плеяду обломанных угрей корней, жуткому ощетинившемуся сваленному древу.

Риба же тем часом, в тени от всех, заела очередной гриб, и почувствовала первые признаки возобладавшей дурноты, когда перепрыгнула очередной выпирающий набухший корень, обтянутый мхом. Она тщилась угомонить себя, что придел все ещё не перейден, и она себя просто накручивает, но уже вскоре первые не здоровые клокотавшие побулькивания в её круглом животе заявили о себе. Ей было невообразимо совестно признаться, особенно хозяину, что с ней опять приключился казус, на фоне её безответной любви к сорту “Рядовок”, которые она не раз путала с “Паутинниками”, и, инда бы не количество, она бы спокойно переварила два три даже ядовитых гриба, но последний замыкал уже дюжину с хвостиком.

Моз же хлестко прихлопнув очередную мошкару, липнущую на открытые части сально взмокшей шеи, зажмурившись, наступил на ветку, и когда ему привиделось, что земля под ним слегка рыхлая, он обратил к ней оторванный взгляд и приметил ловушку. Колья торчали не совсем приметно, но достаточно, чтобы беглого осмотра хватило, дабы увидеть шапку иголок, испод искусственной пеленой травы и мха с прорехами.

– Следопыт Клайд? – глупо подозвал он того, оробевшим голосом и посиневшими устами.

Безродный, осторожно проходя мимо заставы докучающих веток, пуская правую руку в перчатки вперед для защиты уязвимых глаз, нехотя двигался к нему.

– Осторожно! – возопил тот белугой, когда тот был почти в упор. – Здесь ловушка…

Клайд, недолго думая одним рывком извлек меч. Почти полуторное лезвие с двумя продольными долами, звякнуло, когда коснулось веток, а гравировка на серой полосе посередине напоминала руны дворфов. Он ткнул невзрачную пелену, и когда та поддалась, и была откинута в сторону, небольшая яма, щедро нашпигованная кольями, фраппирующее представилась им обоим.

– Эльфийская погань! – хриплым тенором выругался Моз. Но следопыт воспринял его претензию безмятежно, и, опустившись на корточки, приложил колено к веткам, с усилием выдернул один из зубоскалящих кольев. Он был не длиннее арбалетного болта, и таким собирались не убить, а лишь покалечить.

– Это не для нас. Для дичи, – сентенциозно прокомментировал следопыт, а затем, обернувшись ко всем, огласил хорошим басом. – Пошли ловушки! Смотрите под ноги в оба, и ежели ощутите рыхлость под собой, замрите, хватайтесь за ближайшие стволы, и ждите меня.

Все восприняли совет, как аксиому, и большую часть пути, поглядывали под еле плетшиеся ноги на застывшем в волнении устланные корни и устланные широкие чешуйки шишек, пропуская порой случайную ветку, распростершую свои объятья для невнимательного лица потупившегося путника. Первый, снося испарину и градом сбегающие соленные капли с носа и по шеи, заморился Джоаль. Он отродясь, никогда так долго не смотрел вниз, и когда его открытую на сибаритствования холку донельзя искусала обольщённая его кровью мошкара, тот взвыл. Его раскатистое эхо обошло весь благоухающий бор, затмив кваканье отдаленных лягушек, обжившихся в заводях, и спугнула несколько птиц с высоких ветвей, пустивших им на память лишнее перо, но на этом эффект не прошел.