– Конечно, смогу.

– Светлана тоже участник нашей самодеятельности, знаете, как она поёт? – продолжала Татьяна. – И мама её тоже пела в нашем хоре. Вы же у них будете жить?

– Ну да.

– Вот и уговорите её, пусть приходит к нам снова. Она у нас лучшая солистка!

Мы поднялись на сцену зрительного зала и вошли в небольшую комнату.

– Это мой кабинет. Хотя это не совсем правильно, потому, что мы собираемся здесь все, а бывает, что и репетируем.

– Уютно у вас. Мне нравится.

– А ребята собираются на втором этаже. Там и аппаратура. Идёмте, я покажу вашу комнату.

По деревянной лестнице мы поднялись на второй этаж, где располагалась музыкальная студия. Это была довольно просторная комната со стандартным для тех времён набором музыкальных инструментов: пианино марки «Ростов-Дон», ударная установка Энгельсской фабрики, звукоусилительное устройство «Гармония 70», электроорган «Юность», стойки с микрофонами.

– Я видел у вас в кабинете усилитель «Регент 60». Разве он не для ансамбля? – поинтересовался я.

– Не только «Регент», мы ещё недавно получили электроорган «Матадор», он тоже у меня в кабинете. Просто у нас нет руководителя, ребята собираются стихийно, частенько подвыпившие, и я опасаюсь давать им дорогой инструмент.

– Всё понятно. Ну а если под мою ответственность?

– Нет вопросов. Можете уже сегодня подключить.

Я попробовал пианино – довольно расстроенный инструмент.

– А настройщик у вас есть?

– Что вы, откуда он у нас?

Я взял несколько аккордов, затем предложил Свете что-нибудь спеть. Она сразу же согласилась и попросила сыграть «Гляжу в озёра синие» в тональности си-минор. Пианист я не ахти какой, но всё же подобрал ей аккомпанемент. С первых же звуков я был просто поражён её голосом, чистым и стройным, с довольно большим диапазоном.

– Слушай, да ты талант! У тебя голос как у Эллы Фицджеральд! Тебе бы джаз петь!

– А кто такая эта Элла Фицджеральд?

– Это знаменитая американская певица. Я обязательно познакомлю тебя с ней. У меня есть несколько её записей, в частности Summertime.

– А что это?

– Это ария из оперы «Порги и Бес» Гершвина.

– Я оперу не пою. Никогда не пела.

– Это не просто опера. Это мюзикл, понимаешь?

– Нет, не знаю.

– Тебе надо учиться. В Ростове открыт джазовый факультет при училище искусств, тебе нужно поступить туда обязательно. Там есть вокальное отделение.

– Я училась здесь в музыкальной школе по классу домры, два класса закончила, а потом, когда папа умер, бросила.

Света спела мне ещё несколько песен, в основном это был народный репертуар, и я был просто поражён её пением. Мне было даже стыдно аккомпанировать ей на расстроенном пианино, да ещё с такой техникой игры, как у меня.

– Здорово! Ты просто молодчина! Тебе надо попробовать джаз. Хочешь, я помогу тебе?

– Я не пела никогда джаз, да и не слышала его, честно говоря. Сегодня вечером придёт Юлька. Вот она поёт здорово! Ты, когда её услышишь, то со мной и возиться не захочешь.

– Кто такая Юлька?

– Довгаль Юля. Она в этом году окончила школу и в конце лета уезжает к папе на Украину, в Донецк. Там она поступила в училище.

– Музыкальное?

– Нет, не музыкальное, на кондитера будет учиться.

До шести вечера оставалось меньше часа, и мы решили провести его в кафе. Заказали мороженое и ситро «Золотой ключик».

– Это Юлькина сестра, – отмечая кивком головы девушку, которая принесла нам заказ, тихо сказала Света. – Её зовут Наташа.

Наташа подсела к нашему столику и бесцеремонно вторглась в наш разговор.

– А вы, случайно, не женаты? – спросила она.

– Нет, пока….

Я с улыбкой посмотрел на Свету, которая немного смутилась.

– Светка ваша невеста?

– А почему нет?

Наташа засмеялась, потом серьёзно продолжила:

– Отобьют. У нас тут такие девки, просто огонь! Особенно, если кто новенький появляется. А Светка, она ещё соплячка, ей школу закончить надо. У нас знаете, какие порядки – если что, и по комсомольской линии, и по учёбе биографию испортят.

Во время всего этого разговора Света сидела молча, иногда улыбалась и, казалось, совсем не обижалась на сказанное.

– Вот, например, у меня сестра есть, Юля, – продолжала наша собеседница, – это настоящая невеста. И красивая, и умная, а поёт, знаете, как?

– Юлю я обязательно послушаю.

– Да вы её ещё не видели!

Все мои старания перевести разговор на другую тему оказались безуспешны и, едва доев мороженное, мы поспешили на выход. Было половина шестого. Жара сменилась духотой, и дышать стало даже труднее, чем два часа назад, когда я приехал сюда. Шли молча. Уже у самых дверей дома культуры Света сказала:

– Ты не обижайся на неё. Она хорошая. Это она от жизни такая. У неё муж пьёт, бывает, всю получку пропивает. А бывает, что и бьёт. Она тогда к маме уходит. А Юлька говорит ей, что никогда замуж не пойдёт, лучше уж одной жить, чем вот так маяться.

В доме культуры мы вновь встретились с директором, которая попросила меня зайти к ней в кабинет и написать заявление.

– Вы за эту практику получите денежки, я оформлю вас художественным руководителем, а это целых 120 рублей – сказала она.

– Спасибо, это будет очень кстати, – ответил я.

– Работать будете с двух до восьми вечера. Выходной у нас понедельник. Вас это устроит?

– Конечно! Ещё как устроит! И вот ещё: говорите мне «ты», а то мне кажется, что я не один, – притворно оглянувшись по сторонам, произнёс я.

Татьяна засмеялась и протянула мне руку:

– Тогда взаимно: я тоже не люблю, когда меня называют на «вы».

На репетицию ансамбля «Синяя Гора» собралось столько народа, что музыкалка трещала по швам. Кроме участников ансамбля пришли их родственники, знакомые и друзья, было видно по всему, что ребята эти пользуются здесь уважением и славой. Я поздоровался со всеми, представился, вследствие чего сорвал аплодисменты. Меня это несколько смутило, всё же я попросил всех не курить (сам я никогда не курил) и вести себя немного тише.

Ребята играли неплохо, хотя и не очень стройно, попадались, правда, «левые» ноты у соло-гитариста и были проблемы с гармонией, но их это нисколько не смущало и, видя моё одобрение, старались изо всех сил. Пели в унисон, вторых голосов практически не было. Я сидел молча, не вмешиваясь в творческий процесс. Правда, когда заиграли битловскую «A Hard Day’s Night»2, не выдержал, остановил ребят и стал им показывать гармонию. Никто из них не обиделся, наоборот, как мне показалось, все были очень рады. Я сел за «Матадор», и репетиция продолжалась уже в другом качестве.

В самый разгар репетиции пришла Юлька. Та самая, о которой я был уже достаточно осведомлён. Она, как мне показалось, выглядела чуть старше своих лет – высокая, чуть полноватая для своего возраста, с замысловатой причёской тёмных, почти чёрных волос, с большими карими глазами. Одета она была в тёмно-вишнёвое платье, короткое до критического состояния, плотно облегающее её округлые формы. На ногах красовались туфли под цвет платья на высоченном каблуке-шпильке.

Она прошествовала через весь зал, совершенно не обратив на меня внимания, одарила Светлану лёгким поцелуем и, обратившись к ребятам, озорно взмахнула рукой.

– Привет всем!

За всех ответил барабанщик:

– Здравствуй, Уголёк! Всё хорошеешь?

Юлька задорно крутнулась на носках своих роскошных туфлей и, словно случайно заметив меня, сделала удивлённое лицо.

– У нас новый руководитель?

Подойдя ко мне, она протянула свою руку и с чуть заметным поклоном произнесла:

– Юля.

– Саша, – ответил я. – О вас я уже наслышан.

– Почему о нас? Это касается лично меня или всего ансамбля?

– Лично вас.

– Тогда почему во множественном числе? – с озорным смехом поправила она меня, давая понять, чтобы мы говорили друг другу «ты».

– Ну, да, – принимая её условия, ответил я, – о тебе. Причём в самых похвальных выражениях.