– Знаете что? Все дети в мире несчастны.

– А?..

– Нет, конечно, вам ли не знать. Вы каждый день встречаете здесь таких детей…

– Ты чувствуешь себя несчастной?

– Да. Это ужасно и грустно. – Слова обладают страшной силой. Эмоции, которые, казалось, еще недавно утихли, стали вновь нарастать. Может быть, дело в погоде, но настроение Хаён прыгало туда-обратно, как на американских горках, по несколько раз на дню.

– Что заставило тебя чувствовать себя ужасно и грустно?

Интонация, с которой говорила госпожа Чхве, раздражала. Было даже интересно, неужели она до сих пор воспринимает ее двенадцатилетней малолеткой, попавшей в первый раз на прием четыре года назад? Даже тогда Хаён ненавидела, что с ней обращаются как с малышкой.

То, что она была ребенком, не снижало ее умственные способности, но доктор Чхве вела с ней диалог, как с детсадовкой. И это касается не только госпожи Чхве. Взрослые полагают, что раз они дети, то незрелы и ничего ни в чем не смыслят. «Некоторые дети гораздо умнее и проницательнее, чем вы думаете. Я замечаю и храню внутри себя больше, чем показываю вам. Хватит смотреть на меня свысока…» Бывают моменты, когда ей хочется так сказать.

– Что заставляет меня чувствовать себя ужасно и грустно? Такие взрослые, как вы. В ваших глазах я все еще ребенок, а мне уже шестнадцать… – Хаён не заметила, как рассердилась и вывалила все это в глаза доктору Чхве.

– Ты так это восприняла? Прости, тебе, должно быть, был неприятен мой тон…

От такого неискреннего извинения кипел мозг. Хаён хотела было что-то добавить, но подумала, что разозлится еще больше, и отвернулась.

– Шестнадцать… да, ты действительно выросла. Теперь тебя нельзя назвать ребенком.

– …

– Ты поэтому сейчас рассердилась? Потому что родители относятся к тебе как к ребенку? Что они сказали?

Услышав вопрос госпожи Чхве, Хаён начала растягивать в разные стороны игрушку, которую вертела в руках. Даже сейчас ее все еще злило произошедшее за ужином. Голова вновь раскалывалась, как только она возвращалась мыслями к тому, что случилось несколько часов назад. Руки начали растягивать куклу еще сильнее.

– Почему они поступают, как хотят?! Они ничего мне не говорят и поступают, как им вздумается.

– Верно, вы семья, но, если взрослые принимают решения, не беря во внимание твое мнение, это неизбежно вызывает гнев. Что сделали твои родители?

«Упс», – подумала Хаён. В такие моменты, если потерять самоконтроль, можно незаметно для себя самого раскрыть свои истинные чувства.

У нее вдруг родились опасения, что доктору Чхве известно все, начиная со дня их встречи четыре года назад. «Могла ли она видеть то, что я пыталась скрыть, но при этом просто наблюдала и анализировала?» По правде говоря, опытный специалист с острым чутьем мог бы распознать ложь двенадцатилетнего ребенка.

Ей стало заметно то, что она не сумела разглядеть тогда. От одной мысли об этом становилось страшно. «Что ж, неужели получается, что двенадцатилетний ребенок верил и гордился тем, что может обмануть взрослых?» Хаён почувствовала, как из души у нее поднимается черная мгла. Ей стало тошно. «Зачем я сюда вернулась? – Ее захлестнуло сожаление. – Да, точно, теперь я вспомнила причину, по которой мне пришлось ходить на консультации в течение нескольких лет…» Ей хотелось быть в курсе того, что о ней думает тетя Сонгён и что собирается делать дальше. В процессе консультаций Хаён планировала выведать через доктора Чхве, о чем думает Сонгён. Она помнит, как продолжала задавать одни и те же вопросы на протяжении нескольких месяцев после начала консультаций: «А что говорит тетя? Что она говорит обо мне? Она меня ненавидит? Я ей омерзительна?» На что следовал один и тот же ответ доктора Чхве: «А как ты сама считаешь? Почему ты думаешь, что она тебя ненавидит? Может, стоит задать ей этот вопрос напрямую?»

И сегодня причина, по которой Хаён позвонила доктору, была той же. Ей хотелось получить более подробную информацию от госпожи Чхве. Требовалась хоть одна небольшая подсказка относительно бомбы, внезапно взорвавшейся за ужином.

– Ты злишься от того, что родители приняли некое решение, не спросив тебя? Может, тебе станет немного легче, если поделишься этим со мной?

Хаён колебалась, но в конце концов решила рассказать все как есть. Так она быстрее получит желаемое.

– Они говорят, что через месяц мы переезжаем.

– Внезапный переезд?

Скоро летние каникулы. По словам отца, следующий семестр будет лучше начать в новой школе, поэтому стоит поторопиться с переездом. Послушать его со стороны, так можно подумать, что они переезжают ради Хаён, но фактически девочка ничего не знала о готовящемся переезде. Ее желания не учитывались от слова совсем.

Хаён высказала доктору Чхве то, что хотела сказать своему отцу:

– Вот только я была не в курсе. Как они могут принимать такое решение, даже не обсудив его со мной? Мое мнение, моя жизнь, школа, друзья – им на все плевать? Могут ли так вообще поступать те, кто зовется взрослыми, те, кто зовется родителями?

– Да, ты, должно быть, сильно огорчена… Ты спрашивала их, почему они так неожиданно решили переехать? – Выражение лица доктора Чхве, казалось, говорило о том, что она действительно не в курсе.

«Вы же друзья, как ты можешь не знать? Вы даже не созванивались?» Хаён полагала, что госпоже Чхве уже известно о переезде. Она думала, что они с Сонгён весьма близкие подруги, но похоже, это не так…

– Тетя разве не рассказывала?

– В последнее время мне не удавалось с ней связаться. Если б не ты, я могла и не узнать о переезде.

Хаён сдулась. В таком случае какой был толк приезжать сюда? «Не могу поверить, что у нее не больше информации, чем у меня, которую отец поставил перед фактом за ужином…» Желание разговаривать отпало. Дальнейшее пребывание здесь будет пустой тратой времени.

– Действительно, тебя это расстроило. Если подумать, у меня был схожий опыт в детстве… Я рассталась со своими близкими друзьями и проплакала несколько дней. Ты поэтому злишься?

Сам переезд был безразличен Хаён. В любом случае в следующем семестре она окончит среднюю школу, и ее будет ждать совершенно иной мир под названием «старшая школа». Друзья? У нее нет настолько близких друзей, чтобы рыдать после расставания с ними несколько дней. Их учеба в одном классе не выводит общение за рамки ничего не значащих разговоров. Тем не менее, когда жизнь кардинально меняется не по собственному выбору, а по чужой воле, это вызывает отторжение. Даже если речь идет о родителях.

Хаён была шокирована, что в мире, который, как она верила, принадлежал ей, она в действительности не обладает возможностью поступать по своему усмотрению, а может действовать лишь в рамках, установленных родителями. Степень свободы и выбора, предоставленная ей, ограничивалась возможностью сменить отвратительные розовые тона комнаты, которые нравились тете, на желто-зеленые, которые нравились лично ей. «Я что, марионетка, за которую дергают взрослые?» Хаён приходила в бешенство от одной мысли об этом. Но еще больше ее злил тот факт, что она по-прежнему ничего не может сделать. Поэтому ее абсолютно не устраивало быть шестнадцатилетней.

Девочка погрузилась в размышления. Нельзя продолжать это терпеть. Ей хотелось заставить родителей пожалеть о том, что они пренебрегали ею. Хаён взяла такая досада, что выносить это больше она не могла…

Внезапно из ее рук что-то выпало и шлепнулось на пол. Посмотрев вниз, она увидела, что у игрушки отвалилась рука. Похоже, она переборщила с силой, пока пребывала в своих мыслях…

Хаён чувствовала в этой кукле с оторванной рукой своего двойника. Нутро у нее скрутило. Казалось, она сейчас заорет. Девочка отшвырнула игрушку на диван и поднялась.

– Я пойду.

– Уже? Разве ты не хотела что-то со мной обсудить? – Доктор Чхве встала и с недоумением воззрилась на Хаён.

– Я рассказала, что переезжаю, поэтому и пришла увидеться. Это наше прощание.