— Перепугалась совсем, — прогудел Сперат. — Испереживалась да и уснула.

— Доверяет тебе? — спросил я.

— Ну так… Я её как бы…

— В сказаниях о сэре Бронте и Зверях Зеленого Леса поется о том, что Круг Фей наградил сэра Бронта верным спутником, по описанию похожим на этого, — вмешалась Адель. Она ненадолго отлучилась посмотреть на нашего сына, а сейчас вернулась. Ивейн разрыдался, в основном от того, что кормилица развопилась. Пара сдержанных оплеух от Адель привели тетку в чувство, а вслед за ней успокоился и Ивейн. Сейчас он сидел на руках Адель, с интересом лупая глазами по сторонам. Он потянул ручки к фее, видимо привлеченный её светом, но Адель мягко, и все же непреклонно, убрала его подальше. — Также этот волшебный спутник обладал опасной магией. Но мог находить дорогу. И чуять воду. А главное, его к сэру Бронту привязывали узы волшебства.

Мы с Адель внимательно посмотрели на Сперата.

— Есть такое… — он явно засмущался. И резко пнул одного из пленников. Тот перевернулся, пытаясь устроить поудобнее раненую ногу, но сделал это слишком резко. Из под повязки у него обильно сочилась кровь. — А ну лежать тихо!

— Не хочешь говорить, не надо, — рыкнул я. — Не стоит пытаться перевести разговор столь неприятным способом! И вообще, я запрещаю при мне бить пленных!

— Да, мой се… А? — растерялся Сперат. И не он один, на мой окрик оглянулись и люди поблизости, и даже Адель удивленно подняла брови, хоть в шлеме это и почти не было заметно. Как назло, в этот момент особенно тонко и протяжно завопил пытаемый Гвеной пленник.

Действительно, чего это я. Это во мне человеколюбие, видимо, заговорило. Вот только тут его еще не придумали. Сразу после боя, нашему мертвому Гвена отрубила голову. Сделала это со всем уважением. Тело мы оставим тут, аккуратно сложив руки на груди, а голову положив в ногах. Так он не станет мстительным призраком сразу, а со временем не превратится в нежить. И в надежде, что телами все же займутся местные. Врагов обезглавили и свалили в кучу с куда меньшим почтением. Эти парни, что сейчас ворочаются связанными у моих ног, скорее всего тоже будут убиты. Не тащить же их с собой! Но это нормально, если бы победили они, то они бы поступили так же. Это не рыцари, относящиеся друг к другу с уважением и дерущиеся без особого остервенения. В пехтуре все понимали ставки с самого начала. Ладно, раз уж ляпнул не то, усугубляй.

— Вы забыли! — заорал я. — Вы забыли где вы, и почему вы тут! Вы копошитесь во тьме под трупом великого города, потому что вы забыли свет Императора!

Уж не знаю, что это я вдруг про Императора. Но как я начал орать, Сперат привычно отступил мне за спину, как и Адель, и я смотрел на пехотинцев. А они все из Таэна. А тут Культ плотно сидит на поставках опиума народу, и поставляет только сорт «Император». Видимо, поэтому.

— Но главное, вы забыли, кто вы! Вы люди! Вы те, кто повергает тварей, демонов, чудовищ и нелюдей! Вы те кто несет свет Императора в своих сердцах а гнев его на остриях своих мечей! Вы люди! Как и они! — я небрежно махнул рукой. — Боятся их глупо. Ненавидеть — ересь!

Я с удивлением понял, что слово «ересь» тут есть. Дословно, «злонамеренный выбор». Однако, так говорили в контексте со злыми ведьмами, колдунами и любыми демонопоклонниками. В среде Магна, по крайней мере. Я внимательно заглянул в глаза стоящих ко мне ближе остальных пехотинцев и увидел в них только удивление, но не непонимание. Да и удивление сменилось задумчивостью.

— Только глупцы могут ненавидеть наших врагов за их злобу. Они же лишь пытаются выжить, не понимая, что я Хранитель Сердца, и мои поступки, мой путь, и моё рвение лишь отражение воли Императора!

Я понял, что начинаю загоняться. Ладно, хватит. Люди тут темные, о гуманизьме я им рассказывать не буду. А вот апеллировать к религиозности и суевериям, самое то. Это я еще из «Дюны» знаю. Пока я говорил свою короткую речь, я успел дойти до Гвены. Она зажала рот допрашиваемому. И стыдливо шаркнула ножкой, отправив кусочки отрезанных пальцев в темноту. И едва заметно мне кивнула. Я оглянулся, ища возможность с ней поговорить. Но вокруг плотной толпой собрались мои люди. А чуть дальше стонал раненый.

— Ладно, пустите меня к раненому! — велел я. Люди расступились. — И не мешайте, мне надо сосредоточиться!

Так, отогнав толпу, я опустился на колено рядом с раненым. Пара его друзей, под моим пристальным взглядом, поспешили ретироваться. Я протянул в сторону руку, и догадливый Сперат вложил в неё кувшин с вином. Я поднес горлышко к губам умирающего. То что он умирал, сомнения не было — я понял это, едва егокоснувшись. Хрен там знает весь ливер, но кроме печени сильно изрезано было еще и селезенка. Или поджелудочная? И, главное, кишки. Больше всего проблем создало их содержимое, которое вылилось в полости тела. Ему требуется операция по очистке кишечника или что вроде того. Наложи я руки сразу, может и был бы очень хороший шанс избежать заражения крови и перитонита, но сейчас… Мой лечение только продлит агонию, которая и без того обещает затянуться на пару дней. Поэтому рассусоливать некогда. Я положил руку на кинжал.

— Прости, — сказал я. — Но я не могу тебе помочь…

— Ничего, сеньор, я ни о чем не жалею… — сказал умирающий. В полутьме и из-за бледности, и выражения страдания на лице, я узнал его только сейчас. По голосу. Голос у него остался тот же, удивленно-веселый. Вроде как и удивляется и радуется, что с ним заговорили. Это был тот самый мужичок, с которым я говорил перед ночной битвой. Один из тех, кто пропустил всадников из вражеского лагеря в мой. К своему удивлению, я даже вспомнил его прозвище.

— Грач⁈ — я неожиданно расстроился. — Ну как же ты так.

Он рассеянно отмахнулся.

— Да тяжко, мне, мойсень, в длинной кольчуге-то с непривычке ходить было. Ну, так я её на тачку и погрузил… Кто ж знал… Да ладно, чего уж там. Я хорошо с вами походил.

Рядом присела Гвена.

— У подземников тут поселение недалеко, но внизу…

— Подожди, — велел я. — Грач, ты говори.

— Хорошо, грю, все. Видит Император, последние дни, прямо как человек пожил. И ел досыта, и спал на мягком. Об одном жалею… Очень уж хочется Караэн увидеть. Вы простите уж, но не вериться мне, чтобы прям люди сами, а не…

Он замолчал, а потом застонал, скрывая неловкую паузу. А потом, немного испуганно, добавил.

— И земли бы, конечно. Хотя в это я, уж простите великодушно, тоже так и не верю…

— Эх Грач… Честное слово, дал бы тебе югеров пять. А то и десять. У меня бы не убыло. Я бы тебе поклялся, что правду говорю но… Люблю делом доказывать, — я приподнял умирающего. Дал ему еще вина. — Клянусь улыбкой Великой… Императором, точнее. Если бы я или кто из моих людей мог тебя излечить, то я бы…

Я убрал кувшин от его рта и, продолжая придерживать его за плечи, отдал кувшин Сперату обратно. И потянул освободившейся рукой кинжал. Такие вещи следовало решать сразу. Тащить Грача с собой трудно, спасти нельзя, остается только… Надо мной гулко прокашлялся Сперат. Я посмотрел на него. Он сказал.

— Мой сеньор, кажется у меня есть способ…

Под моим удивленным взглядом, он сгорбил могучую спину, стараясь прикрыть свои действия от людей вокруг. Впрочем, пехотинцы лишь бросали на меня осторожные взгляды. Моя речь их явно удивила, и они рассосались по углам, подсвеченные только крохотными огоньками ламп-непроливаек, и оживленно её обсуждали. Сперат достал жадносумку, теперь больше похожую на занимательное украшение на поясе из-за множества разноцветных шнуров уходящих в горловину. Долго их перебирал, пока не нашел нужный. Ему было неудобно делать все одной рукой, ведь на второй по прежнему дремала фея. Но он справился. Потянул за шнурок и вытащил на свет здоровенную куриную лапу.

Артефакт, которым лечился Ректор Фро в ту ночь, когда он чуть не убил Эглантайн. Как давно это было. Я совсем о нем забыл.

— Вот, — сказал Сперат.

— Это же лапа Кокатриза! — ахнула рядом Адель. Оказывается, она тоже была рядом.