Было всё и ушло, а остальное…осталось. И Верховный ант, искушаемый честолюбивыми желаниями, сопровождал герта Равивэла по своим владениям, хранящим многовековой покой.

Уровень, предшествующий шпилю созерцательной башни, встретил полумраком, тянувшихся, спиралью, вверх комнат, уменьшающих свои размеры, по мере приближения к венцу купола. Витиевато изгибающаяся лестница, ведущая к Оку Доджа и, привыкшая к звукам частых шагов, идущих вверх, равнодушно и холодно принимала гулкое звучание посторонних шагов, отдающихся коротким эхом в глубине купола. Зал, вытянутые окна которого, беря начало у черноты мрамора и, плавно переходящие в удлинённые конусы купола, хранил самую сокровенную тайну, не видимую и, тщетно разгадываемую «Внизу», но обретающую смысл здесь, считая участь чужих миров, своим величайшим достижением, подделывающим почерк Времени. Здесь, в сиянии солнца или в лунном свете, вырывались нетерпеливые и властолюбивые желания анта Главура и Око Доджа, опускало царственное веко, ибо незрячее око и жёсткая рука, жили Временем, ещё не текущим по улицам Аркадима.

Пытливость герта Равивэла, представляла квантовую Пушку орудием весьма внушительных размеров, бьющую в космическую темноту мощным потоком квантовых лучей, а встретила маленьким аппаратом, излучающим тонкую струю на орбитальный спутник. Даже старое забытое ружьё, висящее много лун на стене, связано проклятьем: выстрелить хотя бы раз и каким будет выстрел, случайным или целенаправленным, решать не ему – ружью, а его забывчивому хозяину.

Лучевая Пушка башни стреляла не раз и не два раза и повелевалась властной рукой хозяина, и била точно в цель, становясь не участником событий, а невидимым толкачом, приводящим в движение проржавевшие колёса истории. И даже, само Пророчество, не могло точно знать, где и когда прогремит выстрел, ибо вселенская темнота, умела хранить тайны.

– Благодарю тебя, достопочтимый ант Главур, другие дела ждут меня на улицах дрома. Да не иссякнет и возвысится мысль твоя, – говорил герт Равивэл, прощаясь с Верховным антом.

– Да озвучит время желания твои, герт Равивэл. Да продлится несравненная красота Ассии, жены твоей, – желал ант Главур, провожая Равивэла.

Слова Верховного анта, догнавшие слух Равивэла в дверях челночного лифта, опять резанули грубым несдержанным голосом:

– Ант Глум, я запретил тебе садиться за пульт и приближаться к Пушке. Ты разнёс вдребезги пол континента, – и погасли полётом лифта, уносящего герта Равивэла на нижний уровень, откуда открывались двери в лето – тёплое ласковое, порой знойное и удушливое, уверенно ступающее по землям Аркадима и его жители…не знали других времён года. Влажные Туманы, приходящие беспорядочно и минующие Чашу, приносили дожди, когда им вздумается, нарушая устоявшийся порядок дрома, и жители спешно упаковывались в плащи, а лурды, покрытые водонепроницаемым серебром, были не прочь прогуляться под дождём, вдыхая незнакомый запах природного озона. Дождь демонстрировал свою силу и Равивэл, выйдя наружу, нажал перламутровую пуговицу на кителе. Тонкий прозрачный плащ с шарообразным капюшоном, окутал его фигуру с головы до ног. Щемящее чувство чего-то давно утраченного всколыхнуло его грудь, и он тяжело вздохнул, получив немалую порцию не свежего туманного воздуха, а кислорода, вырабатываемого костюмом. Он шёл домой, где его ждала очаровательная жена, но вспомнив, что три луны уже минули, изменил путь и направился к площади Раздумий, в надежде увидеть ту, которая поселилась в его сердце и, похоже, надолго.

Герт Плюм – любящий муж, уважаемый гражданин Аркадима и визор, разнюхивающий его тайны, брёл по мокрой ночной улице, прикрываясь неотъемлемой частью своего мундира – плащом, сливаясь с темнотой каменных стен, с зубчатыми башенками, силуэтами деревьев, бросающих длинные тени от света восходящей луны. Он шёл туда, где солнечный свет так близко касался мглы, что было уже невозможно понять, чего больше Света или Тьмы.

Обособленная часть Аркадима, где нашли пристанище пришлые люди, представлял собой, полуразрушенный и не восстановленный, после метеоритного нашествия, комплекс каменных жилых домов, торговой палаты и череды бань, сохранившихся лучше всех остальных построек. Ротонда, возвышавшаяся над палатой, хотя и была повреждена, но имела вполне подобающий вид, чтобы стать главным зданием в каменной одноэтажной россыпи. Ночами, её арочные окна тускло светились, отражая огонь задымленных каминов и тени человеческих фигур, в пристойных и не пристойных позах. Люди, собирающиеся там и не только там, для своих душевных и плотских увеселений, делили ночь с крепким вином, сладкой женщиной или азартными играми, принимающими непредсказуемые финалы. Тайные развлечения непритязательных жителей, не преследуемые и ненаказуемые, остающиеся их личными тайнами и зовом души, разнообразили размеренную, сытую, и оттого казавшуюся им скучной, жизнь. Не нанося вреда, ни благу жителей, ни благу Республики, Каменная Глушь, вела свою особенную жизнь, удовлетворяя и чистокровную знать и пришлых людей, получающую весомое вознаграждение за маленькие доставленные удовольствия.

Но, были и другие…

Планета Стонущих Болот – цветущая земля предков и убогая пустошь их потомков, не всегда являла собой чёрную истерзанную землю, с серым дымом, дурно пахнущим гнилью, исходящей от грязных болот. Она цвела, зеленела, родила, и народ её благоденствовал, прославляя солнце и луну, что светили всем одинаково заботливо, и дарили зной и прохладу.

Щедрость природы иссякла под гулкими топорами…

Живая вода просочилась в землю…

Народ обнищал и ожесточился… кто нравом, а кто душой.

И не было человека, способного возродить утерянное…

Гонимые несчастьями, люди, искали лучшей доли, и была одна надежда – Аркадим. Стекаясь к Обручу – семьями и в одиночку; утром, днём и ночью, они ждали и ждали… и стали – иззарами, жителями окраин. А те, кто остался, надеясь на возрождение своих земель и их было больше, стали – Всадниками ночи, космическими пиратами.

И появился человек – лучший из Всадников и они скрепили братство огнём и кинжалом, приложив раскаленный металл, поочерёдно обеими сторонами, в кровоточащий квадрат, чуть выше локтя, зная его силу расталкивания. Каменная Глушь, ставшая пристанищем иззаров, влекла сюда и Всадников, ибо лучшего места для удовлетворения своих тайных желаний не было в округе.

Визор Плюм стоял у ротонды, оглядывая её светящиеся окна. Его неуверенность, вызванная не страхом, а внезапно возникшим чувством стыда, удерживала его от шага вперёд, но он сделал его, гася, нахлынувшие сомнения, и шагнул внутрь. Войдя в низкую, разбитую грубыми открываниями, дощатую дверь и, оказавшись в высоком круглом, сильно закопчённом, со смесью, не различимых уже отдельно, запахов, помещении, он оглядел его. Длинные, грубо сбитые столы, заставленные простой посудой с простой едой; лавки, почерневшие, от частых сидений на них и времени и камины с живым огнём. Камины, изрыгающие огонь, пришлись не по душе знатному человеку, но по душе визору, пришедшему сюда, не ради развлечения, а по весьма важному делу. Тусклые лампы и отблески огня, делали его лицо, почти не узнаваемым.

За одним, из нескольких дощатых столов, сидели, богато одетые маски, играющие в кости и пьющие аквавит – крепкий напиток, окрашивающий края щёк и подбородки замаскированных людей в цвет заветренного, с белыми разводами, мяса. Увидев нового человека, люди в масках прервали игру, переглянулись, но, не уловив его интереса к себе, продолжили кидать костяшки. Плюм двинулся вглубь помещения. Холодный подозрительный взгляд, устремлённый из угла комнаты и, не остановивший Плюма, врезался в его эмблему с золотым орлом и рука незнакомца, скользнувшая к голенищу сапога, твёрдо сжала бронзовую рукоятку стального ножа.

– Я не причиню тебе зла, пришлый человек и даже не спрошу твоего имени. Мне нужен другой человек и с другим именем, найди мне его и ты получишь то, чего желаешь, – сказал Плюм, стоя перед мрачным крупным мужчиной.