(Замечание об обезьянах. Представляется небесполезным заметить, что в истории Пампы Кампаны обезьяны будут играть важную роль. Уже эти ранние стихи содержат упоминание могущественного Господа Ханумана, который еще не раз окажется на ее страницах; его величие и отвага станут важными характеристиками самой Биснаги, реальной страны, ставшей преемницей легендарной Кишкиндхи. Впоследствии, однако, нам придется столкнуться и с другими, злобными обезьянами. Но не будем забегать вперед. Хотим лишь отметить дуалистическую, бинарную природу, которую данный мотив имеет в этом произведении.)

В те времена, в самом начале, город не был еще по-настоящему живым. Разрастающийся в тени пустынной усыпанной валунами горы, он напоминал блестящую мировую столицу, которую разом оставили все жители. Виллы богачей стояли незаселенные – изящные виллы из кирпича и дерева с каменным фундаментом и колоннами; крытые рыночные прилавки пустовали в ожидании цветочников, мясников, портных, торговцев вином и зубных врачей; в квартале красных фонарей стояли бордели, но шлюхи в них пока отсутствовали. Река бурным потоком спешила через город, и ее берега, на которых должны были трудиться прачки, женщины и мужчины, словно с нетерпением ожидали, когда какая-то активность, какое-то движение придадут смысл этому месту. В Царском квартале огромный Слоновий Дворец с одиннадцатью арками ожидал появления слонов и их плюх.

И жизнь началась, и сотни – нет, тысячи – мужчин и женщин во цвете лет появились прямо из бурой земли, они отряхнули пыль со своих одежд и заполонили овеваемые вечерним бризом улицы. Бездомные собаки и худосочные коровы начали разгуливать по городу, на деревьях появились цветы и листья, а в небе стаями носились попугаи и, конечно, вороны. По берегам реки заработали прачки, царские слоны затрубили в своих загонах, и вооруженные стражи – женщины! – стояли на часах у ворот, ведущих в Царский квартал. За пределами города был виден военный лагерь, внушительный барачный городок, в котором были расквартированы значительные силы – тысячи только что появившихся на свет людей, в бряцающих доспехах и при оружии, а также слоны, верблюды и лошади всех возможных рангов, и осадный арсенал – стенобитные орудия, катапульты и подобные приспособления.

– Вот что значит чувствовать себя богом, – дрожащим голосом поделился Букка Сангама со своим братом, – совершить акт творения, то, что под силу только богам.

– Мы должны теперь стать богами, – отозвался Хукка, – чтобы эти люди начали поклоняться нам.

Он взглянул на небо.

– Видишь, вон там, – указал он, – наш отец, Луна.

– Нет, – покачал головой Букка, – у нас такое не получится.

– Великий бог Луна, наш предок, – сочинял на ходу Хукка, – родил сына по имени Будха. Затем, через несколько поколений, у нас в роду был царь из потомков Луны легендарных времен. Пурурвас, вот как его звали. У него было два сына, Яду и Турвасу. Некоторые считают, что сыновей было пятеро, но я говорю, что и двоих уже много. А мы с тобой – сыновья сыновей Яду. А значит, мы тоже принадлежим к прославленной Лунной Династии, как Арджуна, великий воин из “Махабхараты”, и даже сам Господь Кришна.

– Нас тоже пятеро, – заметил Букка, – пять братьев Сангама, как пять сыновей Лунного Царя: Хукка, Букка, Пукка, Чукка и Дев.

– Может и так, – ответил Хукка, – но я говорю, что и двоих уже много. Наши братья – не благородных кровей. Это люди без чести. Таким нельзя доверять. Но ты прав, мы должны решить, что с ними делать.

– Давай спустимся и осмотрим дворец, – предложил Букка, – надеюсь, в нем полно слуг и поваров, а не куча пустых комнат для знати. Надеюсь, перины там мягкие, как облака, а может, там есть женская половина, и она полна готовыми женами невообразимой красоты. Пора это отпраздновать, ты согласен? Мы больше не пасем коров.

– Но коровы продолжат играть важную роль в нашей жизни, – предложил Хукка.

– Метафорически, ты имеешь в виду, – уточнил Букка, – я больше не собираюсь никого доить.

– Да, – подтвердил Хукка Сангама, – конечно, метафорически.

Какое-то время они молчали, объятые священным трепетом перед тем, что сумели произвести на свет.

– Если что-то может вот так возникнуть из ниоткуда, – проговорил наконец Букка, – наверное, в этом мире возможно все, и мы на самом деле сможем стать великими людьми, но тогда у нас должны быть великие мысли, а семян для такого у нас нет.

Хукка размышлял о другом.

– Если мы можем выращивать людей, как тапиоку, – задумчиво сказал он, – для нас будет неважно, сколько из них мы потеряем на поле боя, ведь там, откуда они взялись, к этому моменту появится еще больше, а значит, мы будем непобедимы и сможем завоевать мир. Эти тысячи – только начало. Мы вырастим сотни тысяч жителей, может, и целый миллион, а еще миллион солдат. У нас еще много семян. Мы не израсходовали и половины мешка.

Букка думал о Пампе Кампане.

– Она много говорила о мире, но, если она действительно этого хочет, зачем она отправила нас выращивать эту армию? – недоумевал он. – Она на самом деле хочет мира или хочет отомстить? За смерть матери, я имею в виду.

– Теперь это от нас зависит, – объяснял ему Хукка. – Армия – сила, которая может служить как миру, так и войне.

– И вот еще что мне интересно, – продолжал Букка, – все эти люди внизу, наши новые жители – мужчины, я хочу сказать, – как ты думаешь, у них сделано обрезание или нет?

Над этим вопросом Хукка задумался.

– И что ты хочешь сделать? – решил наконец уточнить он. – Ты что, собираешься пойти туда и велеть им развязать свои лунги, стянуть пижамы и размотать саронги? По-твоему, это хорошее начало?

– По правде говоря, – отозвался Букка, – меня это не особо-то и волнует. Скорее всего, там и те, и другие, ну и что с того.

– Вот именно, – согласился Хукка, – и что с того.

– Раз тебя это не волнует, то и меня это тоже не волнует, – заверил Букка.

– Меня не волнует, – подтвердил Хукка.

– Тогда и что с того, – подытожил Букка.

Они снова погрузились в молчание, разглядывая чудо внизу, пытаясь осознать его беспредельность, его красоту и его последствия.

– Мы должны пойти туда и представиться, – через некоторое время предложил Букка, – они должны знать, кто здесь главный.

– К чему спешить, – ответил Хукка, – я думаю, мы с тобой сейчас оба немного безумны, ведь мы находимся в центре великого безумия, и нам обоим нужна минута, чтобы переварить это и вернуть себе разум. А во-вторых… – фразу он не закончил.

– Что? – поторопил его Букка.

– Что во-вторых? – Во-вторых, – медленно проговорил Хукка, – нам нужно решить, кто из нас двоих станет первым царем, а кто займет второе место.

– Ну, – в голосе Букки звучала надежда, – я умнее.

– С этим можно поспорить, – ответил Хукка, – и тем не менее, я старше.

– И я симпатичнее.

– И с этим можно поспорить. Но я повторяю: я старше.

– Да, ты старый. Зато я более динамичный. – Динамичный совсем не значит царственный, – отозвался Хукка, – а вот я старше.

– Ты так говоришь, как будто это заповедь какая, мол, старшие идут первыми, – начал протестовать Букка. – Кто вообще это сказал? Где такое написано?

Хукка потянулся к рукояти своего меча.

– Вот здесь, – заявил он.

Птица перелетела солнечный диск. Сама земля сделала глубокий вдох. Боги – если они, конечно, существуют – бросили свои дела и обратились во внимание.

Букка пошел на попятный.

– Ладно-ладно, – поднял он руки в знак поражения, – ты мой старший брат, я тебя люблю, и ты будешь первым.

– Спасибо, – ответил Хукка, – я тебя тоже люблю.

– Но, – добавил Букка, – тогда следующее решение буду принимать я.

– Идет, – согласился Хукка, ныне царь Хукка, Хукка Райя I, – ты первый выберешь себе во дворце спальни.

– И наложниц, – торговался Букка.

– Да, конечно, – Хукка Райя I нетерпеливо взмахнул рукой, – наложниц тоже.