Все эти игры вокруг моей кровати порядком мне поднадоели. А с постоянной проживающей под моей крышей любовницей я закрываю множество путей портить мне нервы.

Но дети — это не тот вопрос, который можно решить настолько же легко и просто.

— Я вас услышал, Венедикт Кириллович, — кивнул я.

И в этот момент у нас обоих зазвонили телефоны. Глава рода Солнцевых вытащил свой аппарат и открыл уведомление.

— Надо же как, — произнес он.

Я достал телефон из кармана брюк и, сняв блокировку, прочел сообщение.

Германия объявила войну Польше и уже нанесла свой удар.

— На границе будет жарко, — заметил Солнцев.

И Венедикт Кириллович оказался совершенно прав. На границе действительно было жарко. Тысячи подданных польской короны ломанулись в единственном безопасном направлении — в Российскую Империю.

Усиленные гарнизоны не справлялись с наплывом беженцев. Количество нелегальных иммигрантов не поддавалось подсчету. При этом к Германскому вторжению присоединились все соседи. И только Виктор Константинович сохранял нейтралитет, не спеша добивать Польшу.

Я свернул окно в телефоне, дочитав очередной доклад в новостном канале. Прошла всего неделя, а на приграничных территориях уже оказались забиты все пункты временного размещения. Активно работала система репатриации, фильтруя спасшееся от войны население.

За специалистами вели охоту и дворянские семьи. Заполучить лишившегося дома опытного программиста — соблазнительно. А если учесть, что такие цифровые кочевники легче всего на подъем, их только в первой волне беженцев было свыше десяти тысяч. Так что благородное общество Российской Империи вновь закипело, борясь за главный ресурс любой власти — людей.

— Ты хмурый, — заметила Маргарита, обнимая меня со спины так, что ее грудь легла мне на затылок. — Что-то случилось?

Я погладил ее по руке.

— Вот думаю, что нужно отправить на границу наши артефакты. Они могут немного улучшить быт беженцев, — ответил я. — Вопрос в том, сколько мы с Венедиктом Кирилловичем можем себе позволить потратить на благотворительность.

В планах у нас значилось расширение производства, и все доходы с предприятия были заложены именно на это направление. Можно, конечно, средства изъять, но платить нам за это никто не станет. Добровольное пожертвование даже от налогов не освобождает.

— Это зависит от того, какова ваша конечная цель, — поцеловав меня в макушку, произнесла Ларионова.

Отпустив меня, она прошла к своему стулу за столом и, опустившись на сидение, придвинула к себе горячий кофейник.

— Это еще одна дилемма, — кивнул я. — С одной стороны, мы можем просто помочь людям. С другой же…

— Ваши имена таким образом не прославишь, — понимающе кивнула Маргарита. — Нынче все благородные стремятся показать, какие они благородные. В эти пункты временного размещения сейчас разве что самые нищие не пытаются пробиться. Из одной только столицы туда уже отправили больше тысячи автомобилей, выкупленных у заводов для нужд беженцев.

Я приподнял бровь.

— А ты откуда знаешь?

Она улыбнулась и пожала плечами.

— Кантемирова рассказала по секрету, — ответила моя любовница, сделав первый глоток.

— Ты была у нее в салоне? — удивился я. — Думал, Елизавета Михайловна собирает только благородную публику.

Маргарита хмыкнула.

— Ваня, тебе определенно нужно завести человека, который будет вводить тебя в курс последних общественных новостей. Иначе ты так пропустишь много важных изменений, — посоветовала она, втыкая ложку в чашку с овсянкой. — С момента открытия вашей академии во всех салонах столицы теперь привечают не только одаренных простолюдинов, но и богатых. А так как мы с тобой не скрываем наших отношений, прохожу именно по последней категории.

Мне оставалось только головой покачать.

Впрочем, с точки зрения собственного продвижения Ларионова поступила верно — среди дворян найдется больше клиентов для ее магазина. А учитывая мое покровительство, через Маргариту кто-нибудь из благородных может попытаться установить контакт со мной.

А еще это было прекрасным маркером, как открытие академии и распространение магии уже меняет мир Российской Империи. Нет, разумеется, и раньше в салоны пускали простолюдинов, но исключительно в очень высоких чинах.

— Я подумаю об этом, — кивнул я, поразмыслив над словами Маргариты.

— Кстати, Кантемирова спрашивала, когда можно будет посетить тебя для приватной беседы, — словно только что вспомнив об этом, как бы между делом заявила Ларионова. — И речь явно не о работе.

Я улыбнулся, вспомнив, как Елизавета Михайловна пыталась меня соблазнить, когда только получила омоложение. Еще тогда я предположил, что для вдовы это станет вызовом, от которого она не пожелает отказываться.

— Когда в следующий раз пойдешь туда, скажи, что я с радостью приму ее на выходных, — ответил я. — И кстати, раз уж об этом зашла речь, что скажешь, если я предложу тебе организовать свой собственный салон?

Маргарита замерла с недонесенной до рта ложкой.

— Для простолюдинов? — уточнила она.

— Да, — подтвердил я кивком. — Сама понимаешь, благородное сословие имеет возможность ко мне обратиться. А вот простой народ этого лишен, а ведь у простолюдинов тоже хватает как денег, так и возможностей, которые могли бы мне пригодиться.

Моя любовница отложила ложку и вздохнула.

— Умеешь ты, Ваня, задавать вопросы. Но ты уверен, что мне стоит этим заниматься?

Я пожал плечами.

— На твое усмотрение, — ответил я, после чего бросил взгляд на часы. — Подумай пока, а мне пора на занятия.

— Да, хорошо, — немного отстраненно произнесла Маргарита. — Хорошего тебя дня.

— И тебе, — с улыбкой погладив женщину по руке, сказал я.

Поднявшись из-за стола, я накинул пиджак на плечи и, прихватив телефон со стола, направился к выходу из особняка. По пути все еще раздумывал, как все-таки поступить с благотворительностью.

От меня не убудет, и деньги я, в принципе, могу вообще полностью свои на это дать. Но так как я не единственный владелец фабрики артефактов, такой поступок будет неправильным.

— Слушаю, Иван Владимирович, — произнес глава рода Солнцевых, подняв трубку.

— Доброе утро, Венедикт Кириллович, — заговорил я, кивая водителю, который открыл мне дверь «Коршуна». — У меня появилось предложение пожертвовать артефакты с наших складов на нужды переселенцев из Польши. Я мог бы и сам покрыть расходы на эту благотворительность, но, полагаю, вам бы это не понравилось, все же мы партнеры.

Чтобы обдумать ответ, моему собеседнику хватило нескольких секунд.

— Идея хорошая, Иван Владимирович, — наконец, озвучил свое решение он. — Я подготовлю журналистов, чтобы правильно подать нашу акцию. Немного прославим наши изделия, да и людям поможем. А насчет денег не переживайте — Солнцевы и до нашей встречи были богаты, а уж теперь…

Я усмехнулся.

— Рад это слышать, Венедикт Кириллович.

На то, чтобы все организовать, ушло больше недели. Я трясся внутри внедорожника, сопровождающего гуманитарную помощь. Заснеженная дорога, местами скованная льдом, походила на древнюю стиральную доску — сплошные ямы и горбыли, по которым приходилось ехать, как на волнах.

Мои машины ехали в хвосте колонны. Впереди двигались автомобили Солнцевых. Венедикт Кириллович не стал отправлять наследника и поехал сам. Ну и, разумеется, на месте нас ожидала целая бригада прикормленных журналистов.

— Осталось немного, Иван Владимирович, — едва не клацая зубами на ямах, проговорил водитель, крепко вцепившийся в руль. — Почти на месте…

Я оставил его слова без ответа, чтобы не прикусить себе язык. И ведь, казалось бы, столица всего в нескольких часах езды!.. Но как только мы покинули Московскую губернию, о признаках цивилизации пришлось моментально забыть — под колесами вместо асфальтированной трассы оказалось направление, проложенное в сугробах. Даже страшно представить, как выглядит периферия, если здесь все настолько плохо.