– Истину речешь! – послышались крики. Глухо загудела толпа за воротами княжеского двора. Плотнее сбилась волчья стая. На вежах появились стрелки с луками. Гридни Ратияра и наемные дружины встали кольцом вдоль частокола, а у ворот сотворили клин, ощетиненный копьями.

– Ты что несешь старый пес?! – зарычал Ратияр. – Мнишь высоко о себе… Забыл кому служишь?

– Никому не служу… – усмехнулся Радогор. – Только чести своей. А молюсь – мечу, как пращуры наши. Меч – вот Бог для истинных русов! Кто хочет узнать силу моего Бога – пусть подходит!

В руках у воеводы возник меч и все казалось, застыли, устремив взор на невиданный клинок, как будто перестало вращаться Колесо Сварога и остановилось время.

Цвет клинка был не персидского або агарянского82 золотистого булата, и даже не темного хазарского харалуга83. Он пылал светом утренней зари. Клинок плавился и тек огненными струями, словно то была только что снятая с горна заготовка.

Второй раз за свои неполные восемнадцать весен, мне довелось узреть священный меч пращура Руса. Шесть лет назад, когда я проходил обряд Посвящения в светилище Перуна и мне выжгли на левом плече тавро рода в виде рысьей морды в обрамлении косматых лучей Ярилы-солнца, Радогор вынул из ножен священный меч и под пение волхвов прославлявших пращуров и Богов-Покровителей, трижды крутанул у меня над головой огненным клинком, очерчивая незримый обережный круг.

По преданию – сам Даждьбог выковал сей клинок на небесном горне и бросил на твердь земную в виде своего огненного луча. Меч пронзил ледяную гору и растопил ее, заставив льды, насланные темными Богами на земли наших пращуров отступить далеко на полуночь. Меч вошел глубоко в землю и только рукоять его из огненного булата, осталась над твердью земли. Много великих витязей пытались добыть чудесный клинок, но никому не покорился дар Дажьбога, ибо страшный жар исходящий от него, не давал приблизиться ни человеку, ни зверю. Меч ждал избранного!

В те давние времена вожди пращуров наших вели свои роды на полуночь за отступавшим ледником, ища вольных земель для поселения. Однажды они вышли на жуткую, потрескавшуюся от жара равнину и узрели на ней оплавленный холм, а на вершине его – огненное черено Дажьбожьего меча. Люди не могли подойти к нему опасаясь жара. Лишь младший из князей – Рус, без страха направился к холму. От великого жара стали оплавляться доспехи на витязе. И тогда Рус сбросил их и пошел к мечу обнаженным. Он взошел на холм и без робости взялся за пылающее черено. В тот же миг дрогнула земля, спал страшный жар, и пращур воздел дар Дажьбога, приветствуя восходящее светило.

Хладным стал меч и лишь клинок остался цвета утренней зари, спешащей на встречу со своим братом – ясноликим Богом, дающему жизнь всему сущему на земле.

Много славных подвигов свершили князья Рус и Славен, порушив оплоты Кощеев в разных землях с помощью священного меча. С тех пор, по обычаю, меч Дажьбога передавался из поколения в поколение самому искусному воину из племени славен-русов. И потому именно наш наставник Радогор ныне владел им, ибо не было равных ему в умении сечи.

С неожиданной легкостью прыгнув вперед Радогор крутанул мечом, сотворив сверкающий огненный круг. Гридни, державшие меня, проворно отпрянули в стороны. Одним неуловимым движением наставник рассек ремни стягивающие мои руки за спиной.

– Вы свора шелудивых псов, а не волки! – рыкнул он на схватившихся за оружие родовичей Ратияра. – Сего отрока я вам не отдам! Он – истинный князь! А коли вы возжелали правежа, я всех вас зову на Суд Богов, вкупе с вашим главным псом!.. – он указал концом меча на Ратияра. – Пусть сие будет моя последняя битва… Позрим, на чьей стороне Правь!

Воцарилось молчание. Охотников скрестить мечи с Радогором пока не находилось.

Видя, что его стая струхнула, как волки, напоровшиеся на чересчур буйного лося, Ратияр попытался зайти с другого боку.

– Воевода, может я обидел тебя словом… сгоряча… – злобно улыбаясь выдавил он. – Помысли сам… Нас много… Ты не выстоишь против всех, а мог бы еще пожить, и сладко пожить… На кой тебе сей подкидыш? Ты же сам рек, что никому не служишь… Ладно бы, он был рожден от Светозарова семени, а так… еще щенком нашли…

Кровь ударила мне в голову:

– Кого щенком нашли?.. меня? Как нашли? Я же – сын Светозара!..

– Замкни уста!.. – оборвал Ратияра Радогор. – Измену мне предлагаешь? Лучше служить памяти мертвого льва, чем подачке живого пса. Запомни волкодлак84: сколь аркану не виться, на конце всегда петля!

– Убейте их! – дико закричал Ратияр, хватаясь за меч и топая ногами. – Убейте!

Его родовичи и варяги вытягивали из ножен мечи, отстегивали с пояса тяжелые, оттянутые книзу боевые топоры. Нас обступили. Неспешно, сторожась, стали приближаться.

Радогор потянул из ножен на спине второй меч. Не такой конечно, как Священный, а из упругого, прокованного в 40 слоев славенского харалуга, что брони из бронзы и сырого железа рассекает словно бересту. Передал мне.

– Держись сынок!.. – подмигнул, скривив левую щеку с глубоким шрамом от виска до верхней губы. – Умирать надо с улыбкой на устах. Боги ждут в Сварге лучших витязей, а мы с тобой я мыслю – не худшие. Эх, славная будет сеча!

Мы стали спиной к спине.

И вдруг громкий девичий крик перекрыл ропот толпы, бряцанье железа, шумное дыханье обступивших нас воев.

– Батюшка, не тронь их! – через двор к нам бежала Милослава. В руке ее тускло блестел нож. За ней бежали двое дворовых девок, хватая за рукава вышитой узорчатой85 сорочки:

– Постой княженка! Постой… Не твори беды!

Милослава рванувшись, вывернулась из их рук.

– Не тронь, батюшка! – Она остановилась в нескольких шагах от Ратияра. – Ежели он умрет, гляди… – она приставила нож к сердцу. – Умру и я!

Лицо ее пылало, глаза светились как звезды, грудь часто вздымалась. По щекам пробежали две слезинки и застыли на подбородке жемчужными каплями.

Ратияр шагнул к ней, сдвинув брови, уста его дрожали:

– Ты что удумала, Мила?

– Ты слышал… – глухо произнесла княженка. – Ежели он умрет – умру и я! – ее уста сжались в твердой решимости.

Ратияр снова шагнул к ней. Ее глаза расширились, она попятилась.

– Стой отец, где стоишь!.. и другим скажи, чтоб не пытались ко мне приблизиться. Отпусти их, иначе… – острие ножа впилось в нежную кожу. На сорочке начало расплываться багровое пятно.

Впервые отступил грозный князь Ратияр. И у зверя есть любовь к своему детенышу.

– Он же убил твоего брата… – скрипя зубами произнес он. – Мою надежу убил…

– Знаю… – Милослава кивнула. – Только не он, а ты убил его, послав на лихое дело. Боги покарали тебя. Отпусти его, или ты ныне лишишься и дочери!

Ратияр устало повернулся к воинам, что медлили, ждали – чем кончатся распри в княжьей семье?

– Пустите их! – махнул рукой. – Не попадайся больше мне под руку, щенок… – его глаза казалось, выжгут на мне тавро. – Иначе умрешь!..

Нас вывели за ворота. Дали коней. Милослава подбежала ко мне, обхватила за шею. Уста ее дрожали, в глазах застыла боль.

– Прощай мой ладо единственный… Не забывай меня… Пусть хранят тебя Боги! Я буду ждать тебя! Прости…

– За что? – хотел спросить я, но она закрыла мне уста ладонью, затем поцеловала и сунув мне в руку нож, которым грозила прервать свою жизнь побежала назад, к стоявшему у ворот князю и его родовичам.

– Эх, храбрая девка! – улыбнулся в усы Радогор. – Не горюй отрок, мы ее еще умыкнем. Даст Род86 и с этим волчьим выводком покончим. А щас – пора нам, а то сей изверг передумает и пустит погоню.

Кони рванули с места в галоп. Проскочив по мосту Волхов, мы вломились в лесную чащу.