– Двигай быстрее, кому сказано! – толкнул меня прикладом в плечо на первом этаже очередной боец и крикнул. – Эй, пацаны! Еще одного забирайте. Да, и пусть Леший сюда на второй спустится. Надо медпункт разгружать, а потом подвал.

– У кого ключи от подвала? – обратился ко мне автоматчик, глядя прямо в глаза сквозь прорезанные щели в вязанной шапке.

– Мужик там есть один, лет пятидесяти пяти. С виду ногаец типичный, с длинными волосами, собранными в хвост, – сразу же сдал я Февзи. – Ходит в черном разгрузочном жилете, на котором вышит красный полумесяц.

– Он уже в машине. Леший бери этого, а у ногайца забери ключи и разгрузку.

В вестибюле на полу лежали трупы Бизона и его подельников, около десятка тел было на выходе у школы. В их числе я узнал распластавшегося в позе морской звезды тезку. Глаза и рот его были открыты, на лбу пулевое смертельное ранение. Я остановился возле Сергея и попытался нагнуться, дабы закрыть глаза покойному.

– Чего встал, давай иди к машине, – вслед за командой последовал новый удар тяжелым прикладом в поясничный отдел.

– Можно я закрою ему глаза? – молящим тоном пленника я спросил у конвоира. – Приятель он мне.

Тот в ответ кивнул. Надо же! Даже убийцы-отморозки за месяцы беспредела еще не совсем разучились сочувствовать. Возможно, этому парню во время службы также приходилось терять однополчан.

– Только быстрее, здесь скоро все полыхнет, – с недовольством ответил он.

Я склонился над телом великана, двумя руками стиснул ему челюсть и закрыл глаза. Жаль его. Не окажись мир у последней черты, этот добряк мог бы принести много полезного обществу: закончил бы свою консерваторию, играл на виолончели в оркестре, женился и воспитывал детей. Да и в смутное время мог бы с братом уйти в общину и трудиться на земле. Но они сделали иной выбор, за что и поплатились.

На стадионе возле школы стоял автобус и два военных грузовика. В последние грузили провиант, оружие и другие ценности из запасов поверженного врага. В автобусе находились оставшиеся в живых члены банды Бизона и его рабы. Некоторые из них были ранены. Всех объединяло одно – удрученность, упадок сил и полнейшая неопределенность. Куда везут, зачем, будут ли в новой банде те же условия или, наоборот, ради куска хлеба придется работать вдвое больше?

Усталые молчаливые лица, с законсервированным в глубине души страхом. Как же они были похожи в тот момент. Почти все, за исключением лица ногайца. Его смуглый морщинистый, слегка ухмылявшийся лик выражал полное безразличие к обстановке. Ему были безразличны не только чужие проблемы, но и свое будущее. А это самое страшное. Когда человеку становится безразлична собственная судьба, функция психики атрофируется и он становится похож на зомби. Признаться, я всегда сторонился таких людей, ибо с их молчаливого согласия и совершается все зло на земле.

Но в эпоху беспредела это было скорее не зло, а следствие пережитых ранее стрессов, депрессии, горя. С другой стороны – это маска защиты и скрывавшаяся за ней сила. Безразличие бессознательно увеличивает силу, оно творится в единстве с разумом. Не случайно в Древней Индии говорили: «Интерес творит королей, но безразличие творит императоров». И зачастую такое циничное отношение к окружающему миру многим и спасала жизни.

***

В грузовике мы передвигались недолго. Выехали сразу же на объездную трассу. Дорожное полотно на ней за год мало испортилось, поэтому наше недолгое путешествие в грузовике не было омрачено трясучкой. Штаб второй по численности и мощности бандитской группировки острова располагался на другой стороне города, практически на его выезде – в здании бывшего регионального ГИБДД. Строение мало пострадало от землетрясения, выбило лишь несколько окон, которые потом затянули досками и полиэтиленом. Напротив штаба находился некогда самый большой торговый центр острова. Бандиты использовали данное строение под склад, куда свозили оружие, продукты, лекарства, полученные в результате успешных мародерских операций. Место для дислокации штаба казалось идеальным. Помимо его близости к складу и крупнейшей в городе бензоколонке с большими емкостями для хранения топлива, учитывалось и стратегическое расположение. Таким образом Ивар контролировал основную объездную дорогу и заезд в город с северной стороны. После уничтожения банды Бизона, под контролем «берсерков» оказались все дороги, ведущие в опустевший полуразрушенный город.

Мы подъехали к центральному входу штаба. Открыв двери грузовика, бандиты принялись выгружать одного за другим рабов поверженного конкурента. Картина больше напоминала кадры из фильмов о Великой Отечественной войне, только вместо немецких автоматчиков были современные молодые отморозки. Сначала всех отвели в большое помещение без кресел, где раньше располагался актовый зал ГИБДД. Пленников насчитывалось примерно около полсотни человек. Это все, кто выжили при налете «берсерков».

Среди выживших было и несколько женщин разных возрастов, которые старались держаться вместе группой. Когда они проходили по коридору, их вожделенным взглядом провожали местные ворруженные «берсерки». Но никто из них не имел право подойти к пленным женщинам. Для предотвращения нападения на них, были приставлены два автоматчика. Женщина в годы БП считалась трофеем, товаром и ценилась наравне с оружием, топливом, продуктами питания. Поэтому секретари Ивара начали регистрацию именно с женской группы, чтобы побыстрее их распределить: кого на ферму рабочей, а кого в местный бордель.

После проверки здоровья и заполнения анкеты первых двух групп пленников, очередь дошла и до нашей пятерки. Первого на собеседование позвали ногайца. Он был спокоен, отвечал тихо, без эмоций. Ни одна часть его тела не выдала внутренней тревоги. Железнаая выдержка или равнодушие к своему будущему? Поведение степняка давно у меня вызывало много вопросов.

После двух мужчин среднего возраста, работавших у Бизона в теплице, дошла очередь и до меня.

– Сколько лет?

Спросил строгим голосом сидевший за столом у окна мужчина в камуфляже. Судя по его командному баритону, ранее он служил в вооруженных силах, а форма точного размера, с пришитым на рукав шевроном – лишь маленькое напоминание о его прошлой жизни.

– Тридцать пять, – ответил я.

– Кто по профессии?

– Фельдшер.

Мужчина медленно вписывал мои данные в какую-то таблицу и даже не поднимал глаза на респондента.

– Кем числился в банде Бизона, какую работу выполнял?

– «Лепилой» был в медпункте.

Военный хмыкнул себе под нос и написал в анкете «медработник».

– Простите, а но вы не спросили имя и фамилию. Обычно с этого начинают знакомство.

Мужчина оторвался от письма, поднял глаза и с недоумением посмотрел на меня.

– У нас тут не вечер знакомств. А имя тебе сами дадим, какое захотим, – грубо и высокомерно ответил военный.

Он отлепил напечатанный на наклейке четырехзначный номер и приклеил мне на рукав, пометив себе в таблицу его дубль. Такие «индификационные номера» давали узникам концлагерей. Похоже, уцелевший после БП мир окончательно сошел с ума, превратившись в тюрьму, концлагерь, в чистилище, где происходит обезличивание человека. В банде подавлялась воля, эмоции, индивидуальность, отсутствовала возможность выбора. Попав в такие ситуации, человек зачастую теряет способность к самоуправлению, теряет смысл жизни.

Из зала «сортировочной» меня с двумя парнями повели в соседнее со штабом здание. Возле входа большой генератор разрывал постапокалиптичную тишину. такой агрегат во время БП считался настоящей роскошью, поскольку работал на самом ценном и дефицитном продукте эпохи – дизельном топливе. Четырехэтажное здание хорошо сохранилось после трехдневной тряски. Кое-где обвалилась штарая штукатурка, разбились оконные стекла. Помнится, в мирное время здесь находился региональный НИИ сельского хозяйства. Его офисное здание «берсерки» переоборудовали под местный госпиталь, где обслуживались бойцы и члены семей приближенных к Ивару. О том, что это медицинское учреждение, я почувствовал еще на входе. Даже простуженный нос сразу же учуял специфический больничный «аромат», состоящий из смеси асептиков (гипохлорита натрия), кварца и пота пациентов.