Харман фон Берх – младший и, по мнению многих, самый красивый из братьев. Однако победы на войне добываются не красотой, а расчётливым умом и силой, которыми этот четырнадцатилетний юноша, к сожалению, обделён. Напротив, Харман был более склонен к искусству: живопись и поэзия – вот что являлось его призванием. Но привитое отцом чувство долга перед страной не давало ему покоя, и поэтому, несмотря на все трудности, этот светловолосый голубоглазый юноша даже не собирался опускать руки и стойко продолжал своё самообучение под девизом «Во славу рода фон Берх!».
Братья искренне любили свою сестру, а она – их. Пожалуй, эта троица юношей были единственными, с кем А’Ллайс была по-настоящему искренняя. Она рассказывала им всё: от наблюдения за домашними животными до планов по подшучиванию над прислугой и отцом, а также делилась впечатлениями от прогулок и своими самыми сокровенными мечтаниями. Вот и сейчас, когда выдастся подходящий момент, мечтательная во всём девочка поведает своим самым близким о, кажется, мечте всей жизни…
Парадная дверь гостиной широко распахнулась, отчего все присутствующие прервали свои беседы и засуетились. Громко цокая каблуком вычищенных до блеска чёрных сапог, в зал вошёл высокий мужчина, облачённый в серо-зелёный мундир со множеством сверкающих орденов на груди. Покрытые сединой коротко стриженные волосы были аккуратно причёсаны, знатных размеров бакенбарды ухожены, а на исчерченном старыми шрамами лице застыл строгий взгляд.
И глаза. Некогда ярко-зелёные, спустя десятки тяжёлых сражений стали почти серыми. В них не чувствовалась жизнь, вместо этого они, словно источая незаживающую скорбь о прошлом, всегда смотрели «в никуда», вдаль, где ничего не было. Как-то раз А’Ллайс подслушала разговор матушки и узнала, что такие глаза называются «взглядом на две тысячи ярдов». Странное название для органов зрения…
Зал охватило молчание. Одарив всех присутствующих внимательным, тяжёлым взглядом, мужчина вскинул согнутую в локте правую руку к виску, после чего стянул с седой макушки потрёпанную годами офицерскую фуражку – братья рассказывали, что в этом головном уборе их отец сражался за страну.
– Знаю, опоздал. Приношу извинения, – сухо сказал вошедший офицер, обращаясь к присутствующим. – Служба.
Его голос был глубок и звучен, но в то же время по-своему печален и безжизненен. Подобный голос главы семейства для родных стал такой же обыденностью, как и вечно опечаленный взгляд…
– Приветствую всех дорогих гостей, – продолжил говорить мужчина, направляясь к столу. Пройдя вдоль него от начала до конца и добравшись до своего места, сел во главе стола, как и полагается хозяину дома.
А’Ллайс внимательно смотрела на своего отца. Он устал – не сейчас, а в целом. Устал душой: несмотря на очень юный возраст, девочка была отнюдь не глупа и замечала такие, с первого взгляда непростые вещи.
Братья не раз говорили сестре, что их отец на службе вот уже тридцать лет, при том что сама служба – это не веселье, а самое настоящее испытание для сильных. Немудрено, что, занимаясь столь сложным делом на протяжении стольких годов, их отец устал. Но уходить в отставку всё никак не собирался. Он с честью продолжал дело предков, традицию рода, неся службу своему государству. И не собирался отрекаться от этого дела до того момента, как он иногда говорил, «пока не встретится с землёй». И стоит отметить, свою службу он нёс прекрасно, дойдя до очень высокого звания оберст{?}[Полковник]. Теперь между ним и званием генерала был лишь один шаг, переступить через который он всё никак не желал – переживал, что спишут в штаб, подальше от «полевых работ».
Неудивительно, что такой человек, как Оттэр фон Берх, являлся примером для подражания и вдохновителем не только для своих сыновей, но и для многих мальчишек их городка Лийбенхау.
– Ну что ж, все в сборе? Превосходно.
Поднявшись с места, Оттэр фон Берх оглядел всех присутствующих. Удовлетворившись полученной тишиной и вниманием, он продолжил говорить.
– Достопочтенные гости! Не буду растягивать и без того затянувшееся ожидание и с вашего позволения осмелюсь говорить коротко, но доходчиво. И первым делом мне бы хотелось поблагодарить всех вас, дорогие гости, что в столь знаменательный для моей семьи день вы нашли время для визита. Приношу всем вам огромную благодарность от всей семьи фон Берх.
Зал охватили овации. Не удержалась от них и маленькая А’Ллайс, которая, стараясь подражать собравшимся офицерам, точно так же выпрямилась и с надменным выражением лица забила в ладошки.
– А теперь перейдём непосредственно к главному событию нашего званого обеда, – сказал глава семейства. – И событие это, скажу я вам, воистину знаменательное: мой старший сын Эрнст поступил в рэйнбургскую офицерскую академию!
Зал вновь утонул в бурных аплодисментах. В помещении стало настолько громко, что маленькой А’Ллайс пришлось закрыть уши руками и зажмуриться. Матушка дотронулась до её плеча, тихо проговорила: «Всё закончилось», – и девочка вновь стала слушать речь отца.
– Эрнст! Мой дорогой сын! – обратился Оттэр фон Берх к своему старшему чаду. – Скажи, горд ли ты тем, что станешь карающим мечом и крепким щитом своего государства?
Юноша беспрекословно поднялся с места.
– Отец, – начал говорить он звучным, молодым мужским голосом. – Свою гордость я хочу показать не на словах, а на деле бравом, и поступками достойными. И, если на то придётся, то кровью пролитой. И своей, и врага, если тот осмелится ступить на нашу землю! – выдержав секунду молчания, он продолжил говорить: – А так… да, отец, я горд! Я горд, что родился и живу в этой прекрасной и величественной стране! Горд, что стану таким же защитником, как и вы, отец. И я горд своей фамилией – фон Берх! Фамилией, что носили мои славные предки, которые также, как и все здесь присутствующие, защищали нашу страну, наш Фатерлянд!
Оттэр фон Берх незамедлительно поднял со стола бокал вина.
– Браво, Эрнст! Другого ответа я и не ожидал! – с лёгкой, но грустной улыбкой сказал он, после чего обратился к гостям: – Выпьем же все! Выпьем во славу Великого Рэйланда и за начало военной карьеры моего сына! УРА!
– УРА!!! – хором отозвался весь зал, подняв вверх наполненные бокалы.
Зазвенели лёгкие удары стекла об стекло, за которыми последовали поочерёдные тосты всех гостей. В какой-то момент порядок очереди нарушился, и говорить стали по несколько человек сразу, между делом дружески подшучивая друг над другом: «Уступлю вам», «Нет, что вы, говорите первым», «Я настаиваю, чтобы речь держали именно вы» и тому подобные слова.
И пока зал утопал в радостном шуме, А’Ллайс внимательно смотрела на Эрнста. Девочке понравилась его величественная речь, которая окончательно убедила её в правоте слов матери: офицер – это не просто красивая форма и парады, а в первую очередь – великий долг по защите своей страны.
Поймав на себя взгляд сестры, Эрнст отвлёкся от беседы с каким-то мужчиной в мундире и вполголоса спросил:
– О чём задумалась, А’Ллайс?