– Тут рядом – озеро Тенис! – с готовностью заговорил охотник. – Оттуда километров двадцать пешком до поселка – и на автобусе, с пересадками, до самого Новосибирска!

– Вот спасибо! – обрадовался Карлайл. – А к озеру – это куда? Туда?

– Да, на восток! – незнакомец тут же обеспокоился: – Только поздно уже, куда ж вы пойдете? Давайте, лучше… – он закинул свою вертикалку на плечо. – У меня тут зимовье неподалеку. Переночуете, а утром вместе двинем!

– Ну, если не стесню! – заулыбался Рон. Вот только глаза у него оставались холодными.

Он оценивающе поглядывал на «первого встречного» – подходящий рост, и комплекция, и размер ноги… Лицо чуть иное, это верно, но если и ему отпустить усы да бороду…

– Пойдемте, пойдемте! – заторопился охотник. – Меня, кстати, Аркадием кличут. Выбрала же мама имечко…

– Что, не нравится? – ухмыльнулся Карлайл. – А мне каково? Позвольте представиться: Арон Шкляренко!

– Аркадий Панков!

Засмеявшись дуэтом, оба дружно зашагали к озеру Тенис.

* * *

Зимовье крепко сидело, приткнувшись к паре огромных замшелых валунов. Сложенное из толстых бревен, оно хорошо хранило тепло в морозы, а летом, когда по тайге плыла духота, в его стенах держался прохладный воздух. Никаких кондиционеров не надо.

Лежанка, застеленная медвежьей шкурой, громоздкая печка-каменка, лавка да грубо вытесанный стол – вот и вся обстановка.

– Я сам из Дубны, – повествовал Аркадий, ловко растапливая печь. – В Новосибирск переехал буквально две недели назад. Хочу устроиться в Институт ядерной физики, но еще даже документы не подавал. Всё некогда было…

– Так вы физик? – изобразил Рон приятное удивление.

– Кандидат наук! – небрежно фыркнул охотник. – Разменял свою двушку в Дубне на трешку в Академгородке. Тоже кооперативная, и место хорошее… Ну, пока прописался, пока устроился…

– А вы один переехали, – подобрался Карлайл, – или с супругой?

– Какая супруга, что вы! – заливисто рассмеялся Панков. – Один я! Тридцать восемь лет холостякую!

Рон успокоился, повеселел даже.

«И «семейное положение» подходит, и возраст… Как всё удачно складывается… То ли везет мне, то ли я что-то упускаю из виду… Хотя… У меня что, большой выбор? Или, может, объявиться, как есть, на радость КГБ?»

– Садитесь жрать, пожалуйста! – ухмыльнулся Аркадий.

Дичи «охотничек» не набил, но тушенкой запасся. Вместе с гостем умял большую банку. А на десерт подавали крепкий чай, приправленный травами, и сгущенное молоко. Оба пили, да покряхтывали.

Заболтались до ночи, приняв «для пущего релаксу» по сто грамм НЗ, в смысле ХО – крепкий коньяк еще пуще развязал язык охотнику, и тот выложил кучу подробностей своей одинокой жизни.

Спать Аркадий не лег, а завалился – градус опрокинул его на топчан. Карлайл скромно устроился на широкой лавке, подстелив хозяйский спальник. Сонно моргая на звезду, что заглядывала в крохотное оконце, он прокручивал в голове услышанное, привыкал к настоящему, строил планы на будущее, и в какой-то момент даже бросил ругать Мигеля, испепеленного в «Гамме» – похоже, что сегундо, сам того не желая, вывел его на верный путь.

«Светлый путь!» – улыбнулся Рон, и закрыл глаза.

Спал он крепко, и сны ему снились хорошие. Встав рано утром, на заре, Карлайл снял с гвоздя ружье Панкова, старенький «зауэр стерлинг», вынул патрон с дробью, и зарядил жакан. Охотник как раз начинал стонать и ворочаться. Рон навел ствол, почти касаясь дулом спутанных волос Аркадия, и выжал спуск.

От громкого выстрела зазвенело в ушах. Карлайл, морщась, глянул на расколотый череп Панкова, и начал собираться.

В новенькой куртке убитого лежал паспорт и аж три «билета» – охотничий, военный и партийный; в карманах штанов – рублей сто, в рюкзаке – разные бродяжьи причиндалы.

Полтора литра керосина для лампы пошли на «растопку» – огонь загулял по зимовью, пожирая и топчан, и стены, и труп.

Рон, щурясь от дыма сигареты, пристроился неподалеку, оседлав обкорнанный ствол поваленного дерева. Пламя гудело, пожирая охотничью хижину снаружи и внутри.

Когда прогоревшая крыша рухнула, и файер-шоу пошло на убыль, убийца встал, закинул на спину рюкзак, да и зашагал к озеру Тенис.

«Рон Карлайл умер, – скупо улыбнулся он. – Да здравствует Аркадий Панков!»

Воскресенье, 8 ноября. Вечер

Щелково-40, улица Колмогорова

На весь день «оторваться от коллектива» – великое благо. Надо, надо хоть иногда побыть одному! Обдумать преходящие моменты жизни не на бегу, в вечной суете, а спокойно, наедине с самим собой. Да и просто отдохнуть от лихорадочной круговерти будней! Опять-таки, не подстраиваясь под детей и подруг, а по своему хотению.

– Что, котяра, жратеньки потянуло? – бодро спросил я Кошу, красноречиво тершегося об ноги.

Зверюга едва не закивал лохматой своей башкой.

– Лопай! – изрядный ком кошачьего лакомства плюхнулся в миску.

Питомец с урчанием приступил к трапезе, а я поднялся в кабинет. Мягкого кресла и телика вполне «необходимо и достаточно» для достойного финала дня, воистину выходного.

Баба Лида с дедом Филей похитили дочек на все ноябрьские. Лея умотала с незамутненной радостью в очах, а Юлиус немного нервничала – ее страшили перемены в судьбе. Невеста!

Антон явился к нам тридцатого сентября, в мой день рождения, и церемонно попросил «руки вашей дочери и родительского благословения». Я посмотрел на Юлю – каюсь, с оттенком грусти, – и спросил: «Ты согласна?» Доча выдохнула: «Да!»

Рита, как водится, всплакнула, Инна тоже захлюпала…

Алёхин растерялся даже. Думал, наверное, что я смотрю на него осуждающе. Вот, дескать, довел!

А мне виделось совсем-совсем иное, далекое от матримонии – Антоха здорово походил на молодого Адриано Челентано, только худущего, светловолосого и сероглазого…

Свадьбу назначили на март.

Я меланхолически вздохнул. Течет житие, течет…

Вот и Юлька, девочка моя, вступает во всеобщее человечье кружение – тот извечный биологический цикл, раскрученный и заповеданный нам эволюцией, что смахивает на сценарий всякой жизни – человек рождается, растет, влюбляется, женится, старится…

Мне будет не хватать Юлиуса. Конечно, она будет навещать родню, бывать частенько, но и отдаляться тоже начнет – своя семья, свой дом обязательно изменят «дочечку», ставшую замужней дамой. Хорошо бы осталась в ней привязанность к папе с мамой, а больше мне и не о чем просить великие небеса, черные и голубые…

Пусто дома.

И непривычно тихо. Ни снизу, ни с мансарды не доносятся высокие звонкие голоса моих любимых – оставили жёны своего султана… С осени стали пропадать, и подолгу. То вдвоем, а то и всем трио.

На прошлой неделе Рита с Наташей вернулись с «Крайнего Юга» – снимали телесюжет о «Шейтан-Кала», да с намеками на множественность пространств. Похоже, в Кремле поерзали-поерзали, но решили-таки и здешний советский народ тоже готовить к тому, что он не одинок во вселенной. Пока на уровне таинственных исчезновений и надуманных порталов в иные миры, а потом…

«Суп с котом», – скучно подумалось мне.

Нет, я очень рад за девчонок. Они действительно молодчинки, красотки мои и умнички. Стоит начаться «Звезде КЭЦ» – и дворы пустеют, все липнут к экранам. Интересно же! И всё на высочайшем уровне – доктору экономических наук и доктору наук физико-математических можно доверять, а заслуженная артистка СССР привносит в ученую строгость озорной элемент игры, незатейливого юмора и утонченного соблазна.

Порою я им даже завидовал. Не популярности, нет, публичности я бегу, а блаженной возможности познавать новое.

Всю прошлую неделю «мои» почти не покидали Звездный городок – на Центральном телевидении готовят шикарную программу о старте на орбиту, вокруг Земли, вокруг Луны… А полетят Инка с Риткой, плюс режиссер (он же камерамен, он же осветитель, он же звукооператор и так далее). Ну, как тут не впасть в унынье? Мне же тоже в космонавты хочется…