Выглянув в окно аналитического отдела, Лиза дрогнула губами – этот застенчивый и робкий опер снова здесь, околачивается перед входом. А охрана не пускает на режимный объект…

Пухова отошла от окна, затем снова вернулась – и отшатнулась в смешном испуге. Векшин, чудилось ей, смотрел прямо на нее.

Медленно пройдясь к двери, словно сомневаясь, Лиза убыстрила шаги, и спустилась в фойе. Независимо миновала бдительных стражей, громыхнув турникетом, и вышла на улицу.

Опер топтался в пальто, замотанный в шарф и напяливший лыжную шапочку, смотревшуюся нелепо и даже жалко.

«Неприкаянный…» – улыбнулась Пухова.

– Вы же совсем замерзли! – сказала она, кутаясь в шубку, наброшенную на плечи.

Векшин смущенно развел руками:

– Никак… не могу уйти, – сбивчиво заговорил он. – Я… Я хотел просто… Даже не встретиться с вами… Просто увидеться… Увидеть!

Лизина улыбка пригасла, но ямочки на щеках все еще продавливались. Из женских глаз медленно уходила настороженность.

– Как вас зовут, капитан Векшин? – негромко спросила Пухова.

– Г-гена… – растерялся оперативник. Покраснел, и быстро поправился: – Геннадий!

– Очень приятно, Гена, – мягко сказала Лиза, и лукаво улыбнулась: – А зачем вы хотели меня увидеть? Только честно!

Векшин побурел.

– Я… Я хотел спросить, – заговорил он, мучительно подбирая слова. – Могу ли я… Вообще, хоть когда-нибудь… Встретиться… с вами? Не случайно, и не по службе, а просто так?

Лизина улыбка приподняла холмики щек.

– Вы приглашаете меня на свидание? – спросила она, сама удивившись кокетливым ноткам в своем голосе.

– А… могу? – выдохнул Геннадий.

– Можете… – женский взгляд опустился долу и прянул вбок. – Мы с Литом не были близки, Гена, а то кольцо… Понимаете… Это девушки вольны отказывать тем, кто им не нравится, а в моем возрасте…

– У вас самый прекрасный возраст, Лиза! – прорвалось у Векшина. – И вы – самая прекрасная женщина… Я люблю вас!

Там же, позже

Пухова замедленно поднималась по лестнице, склонив голову к плечу – она как будто прислушивалась к далеким голосам, рассеянно и вчуже. Душа ее активно затаптывала ростки надежды, а те все равно проклевывались, радостно и упорно, назло всем страхам и томленьям.

На какой-то ступеньке Лиза уняла внутреннее сопротивление, испытав предчувствие счастья. Тихонько засмеявшись, женщина легко одолела пролет – и прыснула в ладонь.

Умеет же она задумываться! Да еще так глубоко – ноги завели ее мимо «родного» отдела, аж на четвертый этаж.

«Ничего, с влюбленными это бывает! – подумала Пухова. – Но я же не… Совсем не… Или не совсем?»

Она громко рассмеялась и, хихикая, прикрыла рот ладонями.

«Как девчонка, честное слово… – мелькнуло у нее. – Ну, так я же не мальчишка! Мальчишка ушел… Но обещал вернуться!»

Из приемной, ступая ломким шагом, вышла Алла Томилина. Ее красивые губы вздрагивали, а длинные ресницы вразлет то и дело смаргивали слезинки.

– Аллочка, что случилось? – обеспокоилась Лиза.

– А ты что, не знаешь? – заплаканные глаза негодующе распахнулись. – Они Мишу сняли!

– Мишу? – Пухова растерянно ловила обрывки смысла.

– Да, да! Нашего Мишу! Директора! Вот! – секретарша нервно сунула распечатку на гладкой бумаге.

А на ней, черным по белому – «ПРИКАЗ». Текст прыгал, но главное Пухова уяснила: «…назначить ВРИО НИИ Времени тов. ПАНКОВА Аркадия Ильича».

В какой-то момент Лиза испытала жестокую ярость, еле удержавшись, чтобы не ринуться в директорский кабинет… В Мишин кабинет, куда нежданно, негаданно вползло нечто склизкое и текучее, чужое, как ксеноморф!

Медленно выдохнув, Пухова обстоятельно разузнала у Аллы все подробности, и бросилась вниз, к своему отделу.

Она застала рабочее место пустым, зато из лаборатории локальных перемещений доносился целый хор голосов. Замерев на пороге, поставив ногу на высокий комингс, Лиза огляделась.

В лаборатории было людно. Коллектив набился между хронокамерами, и даже перевешивался через парапеты второго и третьего ярусов старого ускорителя. Слышались возгласы:

– Да морду набить ему, и всё!

– Ага! И сам же в милицию попадешь!

– Вот не верю я, что это Панков один затеял! Он, конечно, сволочь та еще, но руки у него коротки.

– Это кто-то из ЦК, зуб даю.

– Ха! Еще бы! Секретарь по науке – это же власть!

– Посадят сейчас на Мишино место какое-нибудь кувшинное рыло…

Лиза набрала полную грудь воздуха, и крикнула:

– Лю-юди-и!

От неожиданности коллектив затих, а Пухова, раскрасневшаяся в праведном гневе, воскликнула:

– Что, митинговать будем? Или действовать?

– А ты что предлагаешь? – прогудел Вайткус.

– Лично я увольняюсь! – резко ответила Лиза.

– О-о! – восхитилась Ядвига, задыхаясь от восторга. – А давайте… тоже! Напишем заявления об уходе… Все!

Секундное молчание взорвалось ликующим ревом.

– Молодец, Ядзя! – заорал Киврин. – Правильно! Где бумага? Пишем!

Обрадованная Пухова все же напомнила товарищам об утрате служебного жилья, но Алёхин лишь головой мотнул:

– Перебьемся!

Обездолив принтер на пачку бумаги, он раздал листы всем желающим, а желали все.

– Пиши: «ВРИО директора НИИВ товарищу Панкову…»

– Не, надо писать сокращенно не «тов.», а «тв.» – твари!

– Ой, сбил меня! Я так и написала – «тварищу»!

– Ха-ха-ха!

– «От начальника отдела…»

– Наташка, да я помню…

– Кто написал, сдаем!

– А кому сдавать?

– Лизаветке!

Четвертью часа позже Лиза поднялась наверх, гордо держа в руках ворох заявлений. Навстречу, переваливаясь по-утиному, шествовала Знаменская, в далеком прошлом ученая, а нынче техничка.

– Здравствуйте, теть Зин! – прозвенела Пухова.

– Здравствуй, Лизавета, – залучилась уборщица. – А чего это ты так сияешь?

– А увольняюсь я, теть Зин! Мы все уходим!

Зинаида Знаменская вылупила притухшие глаза, зависнув на пару секунд, и тут же подняла суету:

– Ой, подожди, подожди, Лизочка! И мою заяву тоже возьмешь, ладно? Я быстро!

– Ладно! Я в приемной буду.

– Ага, ага…

Пока Аллочка, мурлыча простенький мотивчик, накатала: «Прошу уволить меня по собственному желанию с 16.12.98…», Знаменская притащила сразу два заявления – от себя и от тети Вали, «вечной буфетчицы».

– Ну, всё, – выдохнула Пухова, – пошла!

Деликатно постучавшись, она вошла в знакомый кабинет. Панков, обложившись бумагами, что-то писал. Он даже головы не поднял, задав ненужный вопрос:

– Вы ко мне?

– Да, – твердо ответила Лиза, и положила перед ВРИО директора кипу заявлений.

Аркадий Ильич и виду не подал. Рассмотрев верхнее, от тети Вали, он начеркал в уголку начальственное: «В ОК. Уволить». И так на каждом прошении – стопка входящих таяла, стопка исходящих росла. Подписав последнее, Панков вернул Пуховой пачку подписанных заявлений.

– Передайте в отдел кадров, – велел он, не теряя лица, и снова уткнулся в бумаги.

Лиза молча покинула кабинет. Слабо щелкнула дверь за спиной, словно отсекая прошедшее.

– Свобода! – пискнула Алла, прихорашиваясь у зеркала. – Лизочка, ты в кадры?

– Ага. Отдам только.

– Поехали со мной?

– Куда? – вскинула брови Пухова.

– К Мише! – весело хихикнула Томилина. – Он на дачу переехал, ну, и мы все – туда!

– Ой, конечно! – обрадовалась Лиза, и заторопилась. – Только ты подожди меня, ладно? Я быстро!

Среда, 16 декабря. Ближе к вечеру

Московская область, Малаховка

Пока папа носил воду в баню, Юля с Леей растопили обе печи в доме. Одна из печек, огромная, под потолок, круглилась в Восточную гостиную жарким пузатым задом, а передом выдавалась на кухню, где ее жадный зев поедал дрова. Другая печь, сложенная из грубо обтесанных камней, грела Северную гостиную – топка у ней закрывалась широкой дверцей, только не из скучного чугуна, а из термостойкого стекла. Выключишь свет – и любуешься, как огонь пляшет…