Всю жизнь ты медленно сгораешь, растрачивая жизненные силы на множество мыслей и дел. Однажды понимаешь, что именно должен был сделать и как, но времени нет, его не осталось, и ты лишь горишь, и наблюдаешь, каким миром и для кого ты был. В последние мгновения пока догораешь, проклинаешь весь мир, вспоминая ушедших кого ты любил: желая им мира в мире ином, желая им, своей жертвой ценой. И в недрах сознания выгорев полностью, всем телом истлев, ты либо канешь в великую бездну, где время не предел – либо окажешься там, где думать не смел, услышав призыв, что смерть – не предел.

Неизвестный голос во сне. Пел.

Каждый человек, будучи хранителем своей судьбы, порой преодолевая трудности и испытания, подбрасываемые жизнью, заслуживает второй шанс. Если хотя бы не ангела-хранителя, оберегающего от бессмысленных вызовов беспощадного мира, умело подражая в упоение жизни успех, за который каждый однажды заплатит ему причитающую цену.

Так уж вышло, что с недавних пор я стала хранителем развивающегося промышленно-портового города Нео-Меридиан, а также его области полных усадеб и ферм, когда прошлый хранитель был стёрт за различные махинации, инакомыслие, а финалом его деятельности стало обвинение в отступничестве.

В спокойное время мои обязательства ограничивались наблюдением. В последнее время изъяны мира проявляются все чаще, и эта пугающая закономерность однажды к чему-нибудь да приведёт, вынуждая применять силу пресекая распространение любой информации о нас. А наши законы были весьма суровы и не подразумевали альтернативной интерпретации. Посему и случилось трагическое событие в усадьбе Дименсо.

Ах, да, я не представилась: Нарциссия Лайтингвейл. Знать больше вам не положено иначе вас придётся сжечь.

Эта повесть о горькой доле Эйгера Дименсо, лишившегося всего, что было ему дорого. Многие на его месте предпочли бы покончить с собой, чем влачить судьбу свидетеля падения своей династии. Его разочарованию не было предела. В один миг ставшей частью его существования.

Однако даже среди тьмы отчаяния встречаются проблески света, окрыляющие истлевшее сердце, наполняя надеждой на будущее. Но это не его случай. И как это бывает неожиданно, всё началось в привычный день рутины и торжества, когда дорога жизни показала свои непредсказуемые перипетии, свернувшись в петлю.

***

Экипаж мерно пошатывало на широких и хорошо освещённых улицах Нео-Меридиан. Глядя в окно Эйгер наблюдал как сменяются пейзажи складских и заводских районов со множеством гружёных телег и уставших людей облаченных в рабочую форму к уютным аллеям, усыпанным цветущей черемухой и липами. Вдалеке виднелись дома с живописной изгородью: кованные узоры покрывали яркие вьющиеся растения по типу дикого винограда и гортензии. Пешеходы приветствовали своих соседей, кто выгуливал своих питомцев. Дети задорно обгоняли на своих двоих проезжающие экипажи. Эйгер возвращался домой, в предвкушении намеченного праздника, сразу, как только получил долгожданные посылку с только прибывшего лайнера с громким названием «Неизбежный рассвет».

Близился вечер, но мыслями Эйгер был уже далеко впереди обдумывая свою речь на презентации, будучи впервые спущенного на воду, военного корвета «Ярость бездны». А на следующий день – его ждала встреча с инвесторами по щекотливому вопросу спада спроса на многомиллионные лайнеры в другой части света из-за непрекращающихся войн. В своё оправдание планируя провести полномасштабную контратаку, ведь спрос на всевозможные военные суда превзошёл былой, в частности на массивные лайнеры с длительным сроком проектирования, отделки и комплектования, нежели быстрых и лёгких корветов, благодаря чему трансконтинентальная компания династии Дименсо могла выдавать в разы больше кораблей чем раньше.

Эйгера никогда не волновали такие мелочные понятия как война и мир. Для него всё было проще: в отличии от королей, императоров и других владык мира, только династии вроде Дименсо действительно были неприкасаемыми в этом мире. Будучи вне политики такие как они воистину направляли сложнейшую махину известную человечеству под названием цивилизация. Время от времени, от подобной власти, правители некоторых развитых стран приходили в бешенство, готовясь разнести весь мир на куски.

И в отличии от территориальных пределов – их зависть не имела границ.

Эйгер верил в нерушимость династического бизнеса: сменится правитель, сдвинуться рамки, изменится мир – а спрос на корабли будет вечен.

И каждый день эта мысль приводила его в экстаз, гораздо больший чем от пересчёта фантиков с изображениями гербов и количеством нулей следом.

Мир, где тебя считают правителем, отдавая тебе последние крохи не сознавая, что они ничего не стоят. Как и их жизни. Деньги – всего лишь побочный продукт успеха, ведь ни на какие деньги мира – имя не купить.

Исключением из правил всегда был брат Теодор Дименсо, отказавшийся от дарованных династией привилегий, избравший собственный путь. Отслужив во флоте, затем выучившись, он открыл клинику, и тогда уже будучи уважаемым психиатром нередко помогал разыскивать опасных преступников как в море, так и на суше. А располагая точными характеристиками кораблей он был в состоянии рассчитать подходящее место для перехвата беглеца в море. Уважение, со стороны династии, к Теодору лишь неуклонно росло. Выйти за рамки привычных семье и там добиться успеха…

Этим грезил каждый в династии Дименсо превознося его имя наравне великих прадедов, оставивших на зависть всем прекрасное наследие.

Эйгер никогда не планировал умирать, если это не входило в его планы. Как и все на свете он наивно думал жить вечно. Богатство, компания и известность династии этому благоволила. Душа радовалась о мысли о подарке, подготовленном для новобрачных, которому позавидовали бы все присутствующие. Алли, его жена, предложила Эйгеру, пригласить его троюродною сестру Марселлу Таусир чтобы та сыграла свадьбу с Ансезо Равенфорцем в их чудесной усадьбе: с холма открывался невообразимый вид на пролегающий от горизонта к горизонту горный хребет, а его пики, затянутые кольцами-облаками, пылали сладким золотом с каждым новым восходом дня. Усадьбу окружали аллеи и вереницы кустарников, ротонды и беседки, а центром регулярного парка был модернистский особняк с сочетанием белого камня и серого ригельного кирпича. Горная река, проходящая практически через самый центр усадьбы, завершала образ изысканного аристократичного убежища от городской суеты, наполняя природу разливающейся чистотой горного хрусталя. Место достойное чтобы о нём писали картины.

Ничто не предвещало беду кроме частых доджей в это время года.

Эйгер корил себя, что так поздно заказал свадебный подарок отчего тот пришёл чуть ли не под самое начало тожества. Глупо получилось. Сделай он это ранее и ему не пришлось бы унижаться, опаздывая к себе, прокручивая в голове, снова и вновь, с десяток извинений, но был непреклонен в мысли, что подобный презент – без сомнения умерит пыл. Как и сгладит любую досаду.

И если бы кто у него спросил: что может быть хуже вида мертвеца? «Вываленные кишки. Только свои» – подумал бы Эйгер Дименсо. И не оставил борзого незнакомца без внимания, оставив на его лице свежую печатку в виде развивающихся парусов. Но такой ответ – был бы ложью самому себе. Ему было что терять. И Эйгер мог потерять куда больше, если бы он уже оказался дома.

Вся его жизнь потеряла смысл, когда он ступил на тихую мостовую. В пасмурной тиши шелеста ветра и стрёкота одиноких сверчков, карета безмолвно покатила прочь, оставив позднего визитёра на пороге своей усадьбы, вернее сказать – судьбы истязательницы.

Всё что ему оставалось это обойти кованную арку, пройти по уютной прогулочной аллее засаженную четыре десятка лет назад рядами стройных лиственниц, представшими сейчас высокими как мачты лайнеров. В воздухе помимо вяжущей чистоты хвои витало что-то неспокойное: всеостанавливающая тяжесть надвигающейся скалы внушая Эйгеру с этого пути незамедлительно сойти. Эта была сила превосходящая жизнь. Сила, гонящая его прочь. Но он не мог ощутить ничего кроме захвативший его разум боли, быстро переросшей в шок. Сила отступала, но напоследок взывала, просила, не приближаться.