Она умолкает, обиженно надувает губки и складывает руки на груди, пока я лихорадочно пытаюсь сформулировать вопрос – причём так, чтоб мне на него ответили, а не облили кипятком, барышня-то у нас горячая. Вздыхаю, усаживаюсь на подоконник. Некоторое время смотрю перед собой.

– Врач сказал, – говорю, и голос звучит совсем тихо и хрипло, – что ему очень повезло. В том смысле, что лекарства были при нём и нашёлся человек, который умеет делать уколы. Я упомянула про привороты и всё такое, а он ответил, что там, наверное, лошадиная доза была и «вот ведь сила чувств у кого-то!».

Настасья медлит, потом усаживается рядом, и сквозь её подол просвечивает подоконник.

– Это правда не я, – говорит она жалобно. Я киваю – сама не верю в её злонамеренность, хотя, конечно, прецеденты-то были, вкупе с чистосердечным признанием. Наверное, я доверчивая дура, но хочется успокаивать себя фразочками про магическое чутьё.

– Он ведь после обеда брал кофе в этом автомате, так? – дожидаюсь осторожного кивка, задумчиво щёлкаю пальцами. – Тут три шага до кабинета. Кто и как?

Дух пожимает плечами, пуская по сарафану переливчатые разводы. Я зажмуриваюсь, пытаясь сосредоточиться. Ну да, если она сидит внутри автомата, то мало что видит – но слышать точно должна была больше, чем я сама.

– Как думаешь, Алёна могла?..

Настасья молчит. Я почти уже решаюсь открыть глаза, когда она неуверенно произносит:

– Ну… Она тоже брала чёрный.

Ага, уже что-то. Кошусь на барышню, та разглаживает складочки на колене с самым сосредоточенным выражением на лице.

– А давай-ка по порядку, ладно?

Порядок выходит следующим: сперва с обеда вернулся Морозов. Зашёл в кабинет, о чём-то переговорил со своим шефом – Настасье показалось, что на повышенных тонах. Потом вышел за кофе, и почти сразу на этаж поднялась Алёна.

– Она, кажется, не в духе была. Сказала что-то такое, мол, не работает план, всем наплевать, а Соколов вообще явился в пиццерию и нахамил. А он ей – мол, погоди, всё получится, мы только начали. – Она прикусывает губу. – Потом… Потом она взяла кофе, но не уходила, тут недалеко стояла, а потом пришёл Сашка…

Сашка тоже пришёл сердитый и недовольный. Настасья следила за ним, пока автомат готовил кофе, и всё это время он смотрел куда угодно, только не на Алёну. А когда второй стаканчик наполнился…

– … тут Морозов к нему подошёл и сказал так, знаешь, с издёвочкой, мол, что ж ты, Соколов, приличным девушкам хамишь? А он в ответ – приличным как раз не хамлю, только приличные сплетни не распускают и на всех встречных мужиков не вешаются. А тут эта тоже подошла и говорит… – Она смущённо умолкает и искоса глядит на меня. – Я не буду пересказывать, ладно? А Морозов ей поддакнул, а Сашка так к нему подошёл, за воротник сгрёб…

– Погоди, – перебиваю я. – Как за воротник, если у него кофе в руках?

Настасья хмурит брови:

– Ну… Кофе он, наверное, поставил куда-то… Да вот хотя бы сюда.

Она хлопает прозрачной ладонью по подоконнику, потом смотрит на меня, и мне кажется, что думаем мы об одном и том же. В самом деле, если Сашка оставил стаканчик без присмотра и пошёл разбираться с Морозовым, у Алёны было время.

– Она бы не успела. – Настасья мотает головой. – Тут почти сразу Георгий Иванович пришёл и всех разогнал, она бы не посмела при нём что-то подливать.

– Но если она тоже взяла чёрный кофе, – подхватываю я, – то подменить стаканчик могла вполне, так?

Она сумрачно кивает и тут же вскидывает голову:

– Так это в полицию нужно! Рассказать всё!

Я хмыкаю.

– Ну конечно. Приду я к ним и скажу – мне тут кофейный автомат сообщил, что вот эта девушка отравила вот этого парня, и нет, сама я ничего не принимаю, да? – Настасья явно хочет возразить, и я прибавляю: – К тому же, пока ещё не готовы анализы, может, и не было никакого приворота. Может… – Я запинаюсь, но заканчиваю: – Может, это опять из-за меня.

Звучит как-то глупо. Настасья фыркает и демонстративно закатывает глаза, потом задумывается.

– Мне бы хоть посмотреть на тот кофе, – говорит она наконец. – Может, что-то смогла бы почуять.

Я собираюсь сказать про лужу и уборщицу, но тут приоткрывается дверь кабинета, и в полоске света показывается Гошка. Крутит головой, замечает меня и деловито топает к нам, шкрябая по полу когтями. Подходит ближе, примеривается запрыгнуть Настасье на колени, пролетает насквозь и озадаченно крутит мордой, торчащей из подола зелёного сарафана. Настасья смеётся и гладит его по макушке – ну, пытается, во всяком случае, – а потом ахает, и я присматриваюсь внимательнее. От её руки на драконий нос падает свет, так что становится видно зажатый в зубах полосатый стаканчик.

Дракон перепрыгивает на мои колени, роняет добычу в мою ладонь и брезгливо отфыркивается. Я заглядываю внутрь – стакан пуст, и непонятно, откуда Гошка вообще его вытащил. Магию-то он чует, да только какая из дракона экспертиза?..

Настасья наклоняется ближе и принюхивается. А потом словно бы уплотняется, протягивает руку и, к моему удивлению, берёт стакан двумя пальцами. Я и не знала, что духи так могут…

– Это же из моего автомата стакан, – снисходительно поясняет она, оценив выражение моего лица. – Я там много чего могу… Фу, дрянь какая!

Я едва успеваю подхватить падающий стаканчик. Настасья косится на него с выражением отвращения и страха одновременно, потом передёргивает плечами и долго смотрит перед собой.

– Я бы не смогла такое сделать при всём желании, – произносит она медленно. – Это человеческая магия. Сложная, сильная. Опасная.

– Всё-таки приворот?

Она неопределённо пожимает плечами, потом нехотя поводит ладонью над стаканчиком:

– Возможно… Я всё-таки не специалист.

Она щурится на дверь кабинета в другом конце коридора – специалисты сидят именно там. Не факт, что в зельях разбирается сам Морозов, зато его шеф точно в теме. С другой стороны, уж кто-кто, а начальник Департамента сертификации заклинаний, артефактов и зелий с приворотами ассоциируется слабо. Нет, про Кощеева у нас разные слухи ходят, конечно…

– Кощеи обычно красными девицами интересуются, а не добрыми молодцами, – говорю вслух. – Вот если б приворожили Алёну…

– Ну не скажи, – задумчиво тянет Настасья. – Лучше уж добрый молодец, чем такая вот жаба. Я вот в одном сериале видела… Что ты на меня смотришь так, нетолерантно?

Я возмущённо вскидываюсь, она хохочет.

– Давай сюда эту пакость, – говорит она наконец, и я ставлю стаканчик на протянутую ладонь. – Попробую переговорить кое с кем из знакомых… Не спрашивай, тебе знать не положено.

Пожимаю плечами. Мне и видеть-то её не положено, если уж на то пошло. Хорошо бы, конечно, провести официальную экспертизу, но в полицию идти пока что действительно не с чем. Не говоря о том, что заявление должен подавать сам пострадавший, в крайнем случае – его врач, если в анализах обнаружится что-то совсем уж запрещённое. Но даже если б заявление и было, брать официальные показания с духов – процедура нудная и сложная, а пустой стакан – так себе улика.

Нужны более весомые доказательства.

Перед тем, как зайти в канцелярию за утренней порцией корреспонденции, я нажимаю пару кнопочек на телефоне.

– Доброе утро, – сообщаю безрадостно и утыкаюсь в лоток с документами.

– Доброе утро, Катюш, – кивает Валентина Владимировна.

Остальные ограничиваются осторожным «привет» – все, кроме Алёны, разумеется. Она демонстративно утыкается в экран, но я отлично вижу её отражение в стеклянной дверце шкафа.

Гошка соскакивает с моего плеча и взбирается на стол к Олесе, потому что успел выучить, кто в этом кабинете хранит вкусняшки в тумбочке и не против поделиться с милым дракончиком. Та немедленно тает – а попробуй не растай, когда он таращится снизу вверх своими глазищами! – и начинает ворковать и сюсюкать. Атмосфера несколько разряжается, и через некоторое время Света решается нарушить молчание: