Не прекращая при этом стрелять.

И не только из 6-дюймовых карронад, которые теперь в упор били по бортам джонок с 50–100 метров ядрами. И они их вполне проламывали. Оставляя после себя внушительные пробоины. Местами даже ниже ватерлинии.

Кроме того, адмирал приказал открыть оружейные комнаты и раздать оружие. Так что целая сотня ручных мортирок теперь закидывала ближайшие джонки маленькими 2-фунтовыми гранатами. Обильно. Густо. Часто.

Ну и из мушкетонов начали стрелять. Картечью. Забираясь повыше.

Рассеивание даже на ста метрах было – ого-го, но и цель вон какая. Отчего каждая такая подача добавляла огонька на джонках.

Такая плотность обстрела совершенно опустошала корабли Цин. Верховую команду, что управлялась с парусами, просто сдуло. Да и остальные немало пострадали. Особенно когда высыпали на верхнюю палубу при слишком сильном сближении – для абордажа.

А парочка джонок так и вообще сильно стали крениться, явно получив повреждения корпуса, «несовместимые с жизнью». Все-таки 6-дюймовые ядра да, почитай, в упор – это аргумент.

Вышел конвой.

Прорвался.

Оставив после себе совершенно деморализованного неприятеля. Потерявшего всякий интерес к преследованию. Головной их корабль тонул. Бросились спасать.

Адмирал же, что командовал конвоем, достал из кармана затертую золотую монету.

Подбросил ее.

И кровожадно усмехнулся, глядя на результат.

Капитан все понял без лишних слов.

И конвой, заложив большой вираж, пошел на новый заход, занимая более выгодное положение к ветру. Раз уж так сложилось – он должен был довершить эту битву победой. И обратить неприятеля в бегство. Чтобы ни у кого не хватило наглости превратить это сражение в поражение русского флота…

1711, сентябрь, 18. Москва – Охотск

– Значит, война с Цин… – тихо и крайне недовольно произнес Петр, прохаживаясь по просторному помещению. – Как она не вовремя…

– Война часто начинается не вовремя, – пожал плечами сын.

Отец на него скосился. Пожевал губами и заметил:

– Это все твои дела. Лез в Сибирь? Лез. Вот и спровоцировал.

– А чем?

– А бес их знает!

– Ну смотри. Торговля в Кяхте им самим на руку. Из-за нее воевать они точно не стали бы. Это же абсурд.

– Допустим.

– Дорога, что мы строим до Охотска, их тоже не должна волновать особо. Она проходит слишком далеко от их владений.

– А джунгары? – спросил Василий Голицын, занимавший в правительстве пост министра иностранных дел[19].

– Тут да. Мы продали им оружие. Ну так это что, повод разве для войны?

– Кто знает, что им сказали джунгары и как они сами все восприняли, – пожал он плечами.

– А почему не стали вести переговоров? Это ведь на китайцев не похоже. Да, ими сейчас правят маньчжуры, установив, по сути, оккупационный режим. Как если бы поляки Россию захватили в годы Смуты. Но все равно. Волей-неволей ханьцы же должны на маньчжуров как-то влиять. Да и сами маньчжуры раньше не чурались переговоров.

– Правда и не рвались их проводить.

– Почему они до сих пор нам ничего не предъявили? – спросил у Голицына царь.

– Судя по донесению командующего Иркутским военным округом, глава его канцелярии был ими подкуплен. Вероятно, эту операцию они готовили давно. Год так уж точно. Значит, переговоры начнутся, когда маньчжуры достигнут своих целей или окажутся в затруднительной ситуации.

– И какими силами, интересно, они будут оперировать на нашем направлении? – спросил Алексей.

– Основа армии маньчжуров – восемь знаменных полков, – медленно произнес Василий Голицын. – Каждый в пятнадцать тысяч строевых. Половина их стоит в столице, остальные размещены в восемнадцати гарнизонах по всей стране.

– И эти четыре тысячи… Это какой-то такой гарнизон с частями усиления? – спросил Алексей.

– Вероятно, – кивнул Голицын. – У них, кроме собственно маньчжуров, еще родичи халка на службе и ханьцы. И их совокупно ничуть не меньше. А вся их армия оценивается не меньше чем в пятьсот тысяч.

– Боже! – воскликнул Петр, представляя предстоящую тяжелую войну.

– Не все так страшно, как кажется. Алексей прав – маньчжуры в своей стране выступают как оккупационные силы. Так что на полевую армии они больше ста тысяч вряд ли смогут выделить. А границы у них протяженные. Рискну предположить, что против нас они даже половины не сосредоточат.

– Почему?

– Логистика, – за Голицына ответил Алексей. – Для войны с нами они перебросили четыре тысячи, очевидно, через Маньчжурию и провели вдоль Амура. И вероятно, осуществляют их снабжение по реке силами флота. А вот севернее Читинского острога им приходиться преодолевать «бутылочное горлышко». Вдали от своих населенных владений организовывать большой караванный путь по неудобным землям… Это испытание. Очень серьезное испытание.

– Из-за этого и торговля в Кяхте плохо развивается, – добавил Голицын.

– Да и черт с ней, – махнул рукой Петр Алексеевич. – Там явно все прахом пошло.

– Как война закончится, все вернется на круги своя, – улыбнулся сын. – Так вот – Кяхта. Им больше четырехсот верст[20] идти через пустыню и горную местность до нее. А верблюдов у них не так много. Так что особенно не развернешься. Ни в торговле этой, ни в войне с нами. Из-за этого же достаточно слабые джунгары до сих пор держатся. Два-три полка маньчжуров, если бы смогли полным составом выйти, просто раздавили бы этих западных монголов походя. Но логистика… Она их сковывает по рукам и ногам.

– И что ты предлагаешь? – спросил царь после небольшой паузы.

– По-хорошему территория между Удинском и Читинским острогом – естественный барьер между Россией и Цин. На этом рубеже очень легко и удобно держаться и обороняться малыми силами.

– Ты что, хочешь отдать им Нерчинск?! – вскинулся Василий Голицын.

– Я? – удивился Алексей. – Я обозначаю ситуацию. Раз уж так сложилось, что мы с ними начали воевать, то нам не только отбить Нерчинск надо, но и как-то порешать вопрос с границей. Так, чтобы удерживать те владения было проще. Сейчас Нерчинск живет на поставках с большой земли. Это дорого и трудно. Нам нужна логистика и сельскохозяйственные угодия для хоть сколь-либо значимого населения в тех краях.

– Ты же сказал – там «бутылочное горлышко», – хмуро произнес царь.

– Мы можем там проложить чугунную дорогу и решить этот вопрос. В будущем. Они – нет. Но все равно, чтобы там поставить хотя бы пару полков, такое решение не годится. Слишком много еды придется возить с той же Волги.

– Ой, – отмахнулся царь. – Давай это потом. У нас сейчас Иркутск под угрозой. И нам нужно что-то с этим делать.

– Сколько, как ты думаешь, они смогут развернуть против нас под Удинском? – спросил Алексей у Голицына.

– Десять тысяч максимум. Ну пятнадцать. Хотя вряд ли.

– А на притоках Амура?

– Все зависит от ситуации.

– Пятьдесят тысяч?

– Не исключено, хотя маловероятно.

– Сто тысяч?

– Исключено. – покачал головой Голицын. – У них проблемы с джунгарами и, как я слышал, кое-где еще. Всю свою полевую армию бросить против нас им весьма затруднительно. Тем более что снабжать по тому плечу будет отдельной формой искусства. Нет, конечно, шансы столкнуться с действительно крупными соединениями у нас есть, но они незначительны. Максимум, что, как я думаю, Цин выставит против нас, это полный полк с усилением. Это предел.

– Почему?

– А зачем им все это? Там же пустынные земли, на которых никто не живет.

– А если мы полезем в Маньчжурию?

Василий Голицын задумался.

Крепко.

– Выставят два полка?

– Все зависит от ситуации, но могут. И три могут. Если все будет тихо на других границах, то всю полевую армию сгонят. Маньчжурия для них – это родина. Они за нее станут крепко драться.