Ник был в шортах. Когда он снял с плеча холщовый рюкзак, я увидела влажный треугольник у него на спине.

— А вот и я! Смотрите, что я принес. — Он вручил мне коричневый бумажный пакет. — Абрикосы с уличного лотка. Не удержался.

Я вспыхнула, будто он принес мне цветы. По-моему, потенциальному покупателю квартиры незачем делать подарки ее владелице. Абрикосы были золотистые, налитые соком, почти прозрачные.

— Спасибо, — смущенно произнесла я.

— А мне можно попробовать?

Мы съели абрикосы вдвоем, стоя в узкой кухне, и Ник пообещал в следующий раз принести клубники. Я сделала вид, что не поняла намек.

— Хотите еще раз осмотреть квартиру?

— Конечно.

Он долго бродил из комнаты в комнату, смотрел на потолок, словно видел там что-то любопытное. В углах обнаружилась ускользнувшая от нас с Луизой паутина. В спальне он открыл встроенный шкаф, мельком взглянул на корзину с бельем и слегка усмехнулся. Потом повернулся ко мне:

— Не откажусь от бокала вина.

— У меня вина нет.

— Зато у меня найдется.

Он расстегнул рюкзак и вытащил узкую зеленую бутылку. Я дотронулась до нее: бутылка была холодной, стекло запотело.

— А штопор у вас есть?

Такое развитие событий меня не радовало, но штопор я принесла. Откупоривая бутылку, Ник повернулся ко мне спиной. Я протянула ему стакан и бокал, и он наполнил их вином — уверенно, неторопливо, не пролив ни капли. Ник сообщил, что живет в Норфолке, но ему нужна квартира в Лондоне, поскольку здесь ему приходится ночевать два-три раза в неделю.

— Значит, моя квартира может стать временным пристанищем? — спросила я. — Для нее это честь.

— Ваше здоровье!

— К сожалению, мне пора уходить. — Конечно, я соврала. Идти мне было некуда.

— Не поздновато ли? — Он допил вино.

Я не ответила. Зачем оправдываться перед незнакомым человеком?

— Заберите бутылку, — напомнила я.

— Нет, пусть останется у вас. — Он собрался уходить.

— А как насчет квартиры?

— Мне подходит. Я свяжусь с вами.

Я услышала, как внизу хлопнула дверь. Этот человек мне нравился. Интересно, какой у него почерк?

На следующий день в классе я чувствовала себя роботом. Разумным подобием учительницы начальной школы. Робот вел урок письма, а где-то внутри у него продолжал работать мой мозг. Обязательно надо избавиться от этой квартиры. Эта мысль повторялась навязчивым припевом, доводя до помешательства. Я с вожделением представляла себе, как в последний раз закрываю дверь нелюбимой халупы, приютившейся на шумной улице, и сразу забываю все, что с ней связано. На самом деле мне следовало принять меры безопасности, но мне казалось, что это все равно что мыть треснувшую бутылку. Эта квартира станет безопасной только в одном случае — если я покину ее навсегда. Ничто другое мне не поможет. Со следующей недели придется вплотную заняться поисками жилья.

Когда я покупала свою нынешнюю квартиру, я была еще слишком молода. Деньги, завещанные мне отцом, я воспринимала как выигрыш в «Монополию», слишком большой, чтобы быть настоящим. Отец советовал мне обзавестись собственным углом, и этот совет звучал как последняя воля умирающего. Он принадлежал к тем людям, которым для полного спокойствия достаточно иметь свой дом, не важно какой — и тогда все будет в порядке, что бы ни случилось в мире. И я, как послушная дочь — теперь-то я уже не дочь, ведь у меня нет родителей; я совсем одинока, мне страшно, — выполнила его наказ. Очень быстро. И поскольку в Лондон я перебралась из тихой деревушки, мне захотелось купить настоящую городскую квартиру поближе к центру, где есть магазины, рынки, люди, шум. Как раз такая и нашлась.

— Зоя!

Я вышла из состояния, которое сама считала дремотой, а посторонние наблюдатели — скорее всего лихорадочной деятельностью. Искренне удивилась, посмотрев на собственную руку, зажатый в пальцах мел и классную доску со старательно выведенными на ней буквами "Б" и "П". Обернувшись, я увидела в дверях Кристину, учительницу спецкласса. В нашей школе спецкласс — особое явление. Кристина занимается в коридоре, ее ученики по тем или иным причинам не способны учиться в обычных классах — из-за жестокого обращения, недоедания, длительного пребывания в зонах военных конфликтов Восточной Европы или Центральной Африки и так далее.

— Полин просила подменить тебя, — сообщила Кристина. — Скорее иди к ней. Я побуду здесь.

— Что случилось?

— У нее какая-то родительница. И похоже, она не в себе.

— Да?..

Я ощутила тупую боль в желудке, дышать стало нечем. Я повернулась к классу. Что бы это могло быть? Текучка в нашем классе невообразимая. Родители увозят детей, часто за границу, даже не предупредив школу. Их место тут же занимают новые проблемные дети. К нам поступают ученики, находящиеся под опекой суда и социальных служб. Я быстро пересчитала их. Тридцать один. Все на месте. Никто не улизнул домой тайком от меня. Никому не требовалось давать лекарство. Ни у кого не шла изо рта пена. Мне стало легче. И все-таки что могло случиться?

Шагая к кабинету Полин, я думала о том, что свою квартиру ненавижу, а школу все-таки люблю. В вестибюле в кирпичном бассейне плавали крупные толстые рыбы. Я окунула в воду пальцы на счастье, как всегда делала, проходя мимо. Неподалеку от школы пролегала одна из лондонских магистралей. День-деньской по ней громыхали грузовики по направлению к Восточной Англии, Кенту или Южному побережью. Чтобы добраться до ближайшего чахлого скверика, приходилось вести детей парами вдоль шоссе, а потом преодолевать два опасных перекрестка. Но этим скверик мне и нравился. Он был другим миром, напоминал монастырь посреди шума и пыли. Даже когда по нему с визгом носились дети, он казался надежным убежищем.

Скорее всего на эти мысли меня навели дурацкие рыбины, плеск которых я неверно истолковала. Помню, в детстве я вычитала в книгах, что вода проводит звуки лучше, чем воздух. Наверное, рыба всю свою жизнь жалуется на шум транспорта и жалеет, что оказалась в таком скверном месте. Мне вдруг вспомнилось, как я погружаюсь в ванну, чтобы ополоснуть голову. Слышен ли под водой шум машин? Не помню.

Полин стояла у приоткрытой двери рядом с женщиной, которую я сразу узнала. Они молчали и не двигались. Просто молча ждали, когда я подойду. Эту женщину я видела у школы каждый день. Мать Элинор. Я кивнула ей, но она отвела глаза. Я попыталась вспомнить, какой была Элинор сегодня утром. Нервничала? Вряд ли. А когда я сейчас выходила из класса? Все как обычно.

— Закрой дверь, — попросила Полин. Мать Элинор осталась в коридоре. Полин указала мне на стул перед столом. — Это была Джиллиан Тайт, мать Элинор.

— Знаю.

Я заметила, что Полин очень бледна и что ее бьет дрожь. Она явно не могла сдержать волнение или гнев.

— Ты давала классу домашнее задание на прошлой неделе?

— Да. Если это можно назвать домашним заданием.

— Какое?

— Ничего особенного. Мы говорили о сказках, и я попросила каждого нарисовать в альбоме сценку из своей любимой сказки.

— Где эти рисунки?

— Чтобы приучить класс выполнять домашние задания вовремя, я собрала их, как и обещала, в среду — да, в среду. Именно. И сразу проверила задание. — Я помнила, как перебирала рисунки, пока один из покупателей рылся в моем комоде. В тот же день я нашла на коврике у двери письмо. — Я коротко оценила рисунки и раздала их на следующее утро. А что, мать Элинор ждала высшей отметки? Для них дети еще слишком малы.

Полин не ответила.

— Ты помнишь, что нарисовала Элинор?

— Нет.

— Значит, на рисунки ты не смотрела?

— Ну конечно, смотрела! Сначала проверила, как они начали рисовать в классе, и сделала подписи внизу. Потом проверила уже готовое задание — достаточно быстро, но внимательно.

— Мать Элинор пришла в слезах, — сообщила Полин. — Вот рисунок Элинор. Взгляни.

Она придвинула ко мне знакомый большой альбом для рисования. Он был открыт, я узнала на странице надпись моим почерком. «Спящая красавица». Элинор неуклюже попыталась повторить подпись. Р она загнула не в ту сторону, второе слово вяло наклонилось к краю листа, словно от усталости. Но рисунок был другой. Совсем не похожий на рисунок ребенка. Его набросали прямо поверх каракулей Элинор. Теперь красавица лежала в тщательно обставленной комнате. Я сразу заметила то, чего не могла увидеть Полин: это была моя комната. Моя спальня. По крайней мере так мне показалось. На стене висела фотография коровы, на углу зеркала — сумочка. Я уже давно собиралась убрать ее, но так и не дошли руки.