– И помните – я всегда появляюсь, когда человек ждёт помощи!

Развернулся, уехал по скверу. Казалось бы, сквер длинный, и только что он казался вообще бесконечным, и до выхода далеко. А – раз! – и пропал Пионэр.

Мужичок присел на скамейку рядышком. Благоговейно обтёр банку.

– Холодненькое….

– Ты зачем пиво у него взял? Я ведь тебе дал!

Мужичок подскочил от неожиданности, укоризненно взглянул на друга:

– Шура, что ты кричишь? Нельзя отказываться, когда помощь предлагают. Это некультурно.

Открыл банку, которая ласково отозвалась многообещающим шипением.

Мужик несколько раз вдохнул, глубоко и прерывисто. Сигареты кончились. Закурить бы. Ровно – очень ровно, ровнёшенько – произнёс:

– Жара, Александр Петрович. Тебе одной банки с утра за глаза хватит.

Мужичок выдохнул с облегчением, улыбнулся, спокойно и даже слегка снисходительно:

– Что в руки с неба упало, то пропало.

Запрокинул голову, блаженно зажмурился, сделал несколько глотков. Мужик наблюдал. Просто наблюдал, глубоко засунув руки в карманы пальто.

Много, кто наблюдал. Ведущий Новостей, сидя на дереве, например, тоже наблюдал. Как и Доктор – на соседней скамейке. И Красивая Девушка, Рассказывающая Про Погоду, она, впрочем, сейчас молчала, стоя поодаль на газоне. И вся умножившаяся стократ похмельная компания литературных и кинематографических галлюцинаций. Стояли, сидели вокруг. И наблюдали, как Мужичок, смакуя, пьёт пиво из банки.

II. К Дороге

Это случилось где-то Там, в пространстве. Случилось тогда, случалось всегда, случается сейчас.

Это пространство не имеет никакой формы, какую было бы способно представить человеческое сознание, и одновременно живёт и дышит многообразием форм, которые если и нельзя представить, то можно постараться вспомнить или позвать показаться во сне. Нечёткие эскизы, наброски от Руки, смутные миражи, черновики и пробные варианты рождались, плавно перетекали друг в друга и растворялись вновь.

Привольный пейзаж из бескрайнего поля, окаймлённого почти на самом горизонте густым лесом из старых, крепких елей. Просторная зала на манер бальной, с потолка свешиваются огромные хрустальные люстры, подвески еле слышно звенят от неизвестно чем вызванного лёгкого сквозняка. Хотя почему неизвестно. Воля того, кто творит, может вызвать сквозняк даже в безвоздушном пространстве.

Зал ожидания вокзала. И здесь же – пустая платформа с молчащими рельсами и огромным табло, на котором сменяют друг друга строчки, наверное, информирующие о скором прибытии поездов, но, вот беда, прочитать эти строчки невозможно. По крайней мере, тому, кто привык читать на одном из земных языков.

Улица между небоскрёбами.

Бесконечные ряды с продуктами и хозтоварами в бесконечном супермаркете.

Подножие горы…

…розарий…

Кровью и лимфой этого пространства был спокойно-перламутровый туман. По плотности схожий с… Например, с тридцатитрехпроцентными сливками. Он самозабвенно сочинял всё новые и новые образы, увлекаясь, менял свой цвет по всей палитре туда и обратно, дышал. Но не забывал. Что нужно приглядывать.

Всё преображение и преобразование пространства было для них и ради них, для многих и многих деловитых Похожих друг на друга всех возрастов, хотя возраст здесь, естественно – понятие приблизительное. Они все – в светлом, в брючных костюмах свободного мягкого кроя. Кое у кого на головах шляпы фасона «гангстер», не возбраняется.

Пространством и туманом Похожим предписано находиться постоянно в движении и вести себя в соответствии с выбранным сиюминутным местом действия. И они, кажется, прекрасно с этим справлялись.

Справлялись тогда, справлялись всегда, справляются сейчас.

На вокзале Похожие имитировали ожидание прибытия поезда. Имитировали достоверно, достоверность здесь отмечается особо. Нет, они по-настоящему верили, что ожидают прибытие поезда. Выглядывали нетерпеливо из-за спин, смотрели куда-то Туда, где рельсы растворялись в тумане, сверяли время на часах, наручных и карманных, с временем на табло, шевелили губами, вчитываясь в бегущие строчки.

Но поезд почему-то не шёл.

Если пространство предлагало им живописный летний луг (ромашка лекарственная, колокольчик луговой, пижма обыкновенная, клевер, пырей ползучий, прочие радости и никакого намёка на борщевик Сосновского) – по всему лугу сразу же располагались уютные пикники. Пледы, корзинки со снедью, бадминтон, серсо, фрисби, непринуждённый смех. Похожие так же искренне верили в непринуждённость собственного смеха, как и в неотвратимость прибытия поезда.

В бальной зале они вальсировали – все, без исключения, и ни у кого не возникало ни тени сомнения в своём умении вальсировать.

Самой любимой формой пространства у Похожих был (хоть они и не признавались об этом вслух), был розарий. Здесь память подсказывала такое понятие, как «благоухание», и смысл этого понятия очень хотелось вспомнить, и он, этот смысл, вот-вот был готов проявиться, вот-вот, вот-вот…

Но предлагаемые обстоятельства места и образа действия сменялись часто.

И каждый раз группы, оказавшиеся рядом, перемешивались, так что перемолвиться Похожим не удавалось, ведь так были важны достоверность и искренность действий. Поэтому, чем бы они ни были заняты, выражение лиц у всех сохранялось тоже одинаковое – благожелательные ровные улыбки. Обидеть друг друга неблагожелательным выражением лица никто не хотел.

Тогда, всегда и сейчас туман выдохнул и произвёл форму вокзала, а буквально минуту назад все вальсировали в бальном зале. Похожие принялись перестраиваться, перемешиваться, входить в режим ожидания прибытия поезда. Оказались рядом и задели друг друга плечами двое – Один и Другой. Одному на вид чуть за пятьдесят, Другому – чуть за сорок, хотя возраст здесь, да, понятие приблизительное и, по большому счёту, бессмысленное. Приподняли вежливо шляпы, привычно ровно улыбаясь, но вдруг узнали! Один вытаращил глаза и расплылся в широкой настоящей улыбке:

– Ба!

Другой в ответ смущённо улыбнулся:

– Ну… да… вот.

Один сдвинул шляпу на затылок:

– Да ладно! Сколько?

Другой легонько пожал плечами:

– Пять.

Несколько стоящих рядом в ожидании прибытия поезда Похожих недовольно поджали губы, косясь на тех, кто выбился из достоверности.

Один предложил:

– Давай пройдёмся, а то тут…

Другой согласился:

– Да уж.

Они пошли по пространству, принявшему форму железнодорожной платформы, стараясь держаться подальше от ожидающей поезда толпы и не привлекать к себе особого внимания. Перламутровый туман ластился у ног, обвивал щиколотки, ощупывал руки, растекался плавными волнами вокруг плеч, иногда гладил по лицу, и тогда они жмурились – Один почти недовольно, Другой – почти блаженно. Разговаривать на ходу им было не очень удобно, поэтому фразы получались рваными. Другой поинтересовался:

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.