Всю зиму некоторые индейцы из трех племён стояли лагерем неподалеку от нашего поста, и время от времени они все приходили туда, обменивая свои бизоньи шкуры и отдыхая после напряженной охоты. Мы заплатили пять долларов за хорошо выделанную шкуру бизона с головой и хвостом. Семья часто приносила от пяти до десяти шкур за раз. Мужчина пересчитывал однодолларовые медные жетоны, которые мы выдавали за них, и, оставляя несколько штук для себя, отдавал остальное своим женщинам.
В основном они покупали сахар, чай, муку, соду, ткань для платьев, бусы, нитки и иголки. на свои жетоны мужчина покупал табак, патроны и порцию виски. Но не всегда виски. Многие мужчины из племени его в рот не брали. Большие Ноги Вороны был одним из них. Но некоторые из них выпивали достаточно, чтобы по ночам в лагерях было очень оживленно. В десятках вигвамов собирались большие группы мужчин и женщин, которые били в барабаны, пели, танцевали, рассказывали истории.
Зимой Кипп, Эли Гуардипи и я по очереди брали несколько выходных, чтобы побывать в лагере черноногих или Крови, на равнине, и поохотиться. Однажды летом, когда Кипп находился в лагере черноногих, он принял участие в охоте на большое стадо бизонов, во время которой молодой охотник убил большую пятнистую корову. Её голова и хвост были чисто-белыми; от шеи назад по всей длине живота тянулась белая полоса, а на боках у неё были большие круглые белые пятна. Молодой воин осторожно снял с неё шкуру, отдал ее своему отцу, старому Пятнистому Орлу, и тот сказал Киппу, что, когда шкура будет выделана, он получит ее. Тут один из жрецов Солнца (шаман, владелец священной трубки) выступил с возражением. Белый бизон принадлежал Солнцу. Соответственно, когда летом женщина, давшая священный обет, поставит священную хижину, выделанную шкуру нужно было привязать к центральному столбу и подарить Вышнему. На что Пятнистый Орёл ответил, что это не белый безон, а всего лишь с белыми пятнами, следовательно, не принадлежащий Солнцу. Солнце не захочет такой жертвы. Поэтому её должен получить Вороновый Колчан (Кипп).
Итак, однажды в апреле, когда нам сообщили, что старый Пятнистый Орёл и его семья принесут пятнистую шкуру, как велел Кипп, мы поспешили разложить на полу торгового зала подарки для него: мешок сахара, пятьсот патронов, пятьдесят фунтов муки, два одеяла, один винчестер, пять фунтов табака, галлоновый бочонок виски, всякие мелочи для женщин.
Вошли старик, его сын, две его жены; старик держал в руках шкуру.
– Как я и обещал тебе, Вороновый Колчан, вот она, – сказал он, протягивая её Киппу.
– Хорошо. И у меня есть несколько подарков для всех вас, – ответил Кипп, указывая на груду вещей на полу. Старик уставился на них, от удивления хлопнул дадонью по губам и воскликнул:
– Пахц икахксапс нитака, Мастанопачис! (Как щедр мой друг, Вороновый Колчан!)
Его сын и жены были одинаково приятно удивлены; они чуть ли не бегом бросились к куче – сын, чтобы взять винтовку, женщины, чтобы опуститься на колени и погладить свои безделушки. Старик сказал им:
– Немедленно заверните этот бочонок в одеяло.
Шкура была идеально выделана – она была мягкая, как бархат, и на ее внутренней стороне старик нарисовал несколько пиктограмм с изображением убитых им врагов, угнанных им вражеских лошадей и схваток с медведями гризли. Кипп сказал, когда мы расправили её и прикрепили к стене торгового зала:
– Это единственная шкура с белыми пятнами, которую я когда-либо видел. И она чего-то стоит. Во всяком случае, сотню долларов.
Слух о том, что у нас есть бизонья шкура с белыми пятнами, разнесся вверх и вниз по реке. В один из августовских дней, когда Кипп был в форте Бентон, пароход «Красное Облако», направлявшийся в Сент-Луис, пришвартовался у нашего причала, и капитан Вильямс и его пассажиры пришли посмотреть на шкуру.
– Сколько она стоит? – спросил один из них.
– Сто долларов, – ответил я.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, кладя на прилавок две пятидесятидолларовые купюры.
Позже я узнал, что он был из Монреаля, и часто задавался вопросом, был ли он настолько щедр, чтобы подарить ее какому-нибудь музею. Когда он забрал ее, я начал испытывать большое беспокойство по поводу ее продажи. Кипп сказал, что она стоила сто долларов, и мне заплатили за неё эту цену. И все же, возможно, мне не следовало её продавать.
Я был прав в своих опасениях. Когда Кипп вернулся, он остановился в дверях торгового зала, уставился на голую стену и прорычал:
– Где эта пятнистая шкура?
Я кротко ответил, что продал её за сто долларов.
– О Боже, – простонал он. – У меня было какое-то предчувствие, что ты, скорее всего, это сделаешь, поэтому я поспешил вернуться. Чарли Конрад, ты же знаешь, сказал мне, что за эту шкуру я должен выручить не меньше пятисот.
Первый в этом сезоне пароход, возвращавшийся из форта Бентон, высадил скупщиков мехов, которые должны были приобрести наши бизоньи шкуры. Ими стали Чарльз Э. Конрад из компании И.Г.Бейкера, Томас Босье из «T. C. Пауэр и брат», A. E. Роджерс из «Бродуотер, Пепин и компания», и Джон Гоуи из бостонской фирмы. Целый день, в течение примерно недели, они сидели в ряд с карандашами и листами бумаги, пересчитывая каждую шкуру, которую мы им показывали, сначала с меховой стороны, затем с изнанки, помечая её как «№ 1» или «№ 2», в зависимости от цвета меха и мягкости выделки кожи. Сделав это, они объявили свои ставки за лот из 4111 шкур. Самой высокой была ставка Джона Гоуи: 7,11 доллара за шкуру. Он вручил Киппу чек на 29 229,21 долларов, и на этом все. Он также купил нашим оленьи, лосиные, антилопьи, волчьи, бобровые, лисьи и другие шкуры. Я не помню, сколько он за них заплатил. «Бейкер и компания» приобрела у нас больше тысячи копченых бизоньих языков по сорок центов за штуку. Несколько тысяч фунтов вяленого бизоньего мяса и пеммикана поступили торговцу из агентства Стоящая Скала. Да, у нас была очень успешная зимняя торговля.
На складе мы соорудили пресс для шкур – дощатый ящик размером три на четыре фута. В него укладывали по десять сложенных шкур, которые затем прижимали с помощью рычага и связывали сыромятными ремнями. Это была долгая работа. Потом пароход «Красное Облако» доставил всё купленное ими и Гоуи в Сент-Луис.
Настало лето. На равнине к югу мужчины трех племен охотились только затем, чтобы обеспечить свои семьи мясом и шкурами, а женщины дубили бизоньи шкуры для новых покрытий для вигвамов. Пассажиром одного из первых пароходов, отправлявшихся вниз по реке, был некий миссионер, который, по его словам, взял на себя заботу о духовном благополучии наших язычников. Хотя он давно умер, я не буду называть его имени; называйте его просто «Священный говорун». Кипп, всегда такой щедрый, предложил ему жить у нас и всегда брать то, что ему может понадобиться, из наших запасов; и, поскольку до осени мы не должны были пользоваться нашей коптильней, Кипп отвёл её для него, приведя в порядок и поставив там кровать и всё необходимое. Он мог бы воспользоваться домиком, где мы хранили спиртное, если бы н не сгорел. Не опасаясь более появления судебного пристава Соединенных Штатов, мы теперь хранили спиртные напитки и пиво на нашем складе и сами ими пользовались.
Кипп уехал в форт Бентон и форт Конрад, оставив меня на посту. Где-то в бесплодных землях, мы так и не узнали, где именно, у Джорджа Большого Носа и его банды конокрадов была штаб-квартира, и они пополняли у нас свои запасы. Мы боялись их, не хотели с ними торговать. Я ожидал, что в любую ночь меня разбудят, приставив пистолет к моей груди, и прикажут поживее открыть сейф. Джорджа Большого Носа мы так и не увидели. Он всегда посылал то одного, то другого из своих головорезов за товарами, которые ему были нужны.
Один из членов банды заявился с верховой и вьючной лошадью в тот день, когда недалеко от нашего поста стояло множество вигвамов индейцев кри. Это был молодой, спокойный, симпатичный мужчина; аккуратно одетый; вооруженный винчестером и кобурами с шестизарядными револьверами на каждом бедре. Он хотел выпить глоток виски. Я отвел его на склад и налил ему прямо из бочки. Он выпил еще два так быстро, как только я успел наполнять стакан. Я сложил продукты по его вписку, виски и патроны в холщовые мешки, которые он привез с собой, и он привязал их к своей вьючной лошади, а затем зашел выпить еще. Я дал ему выпить, проследил за ним, чтобы увидеть, как он встает и уходит. Когда мы подошли к дверям торгового зала, мимо нас как раз проходили молодой кри и его жена, красивая женщина. Конокрад сказал мне:
