Бескрайние бурые равнины, невысокие холмы с плоскими вершинами; еще более далекие гигантские горы, с голубыми склонами и острыми пиками, увенчанными снежными шапками; запах полыни и дыма костра; грохот десяти тысяч бизоньих копыт по твердой, сухой земле; протяжный, меланхоличный вой волков, нарушающий ночную тишину – как я любил всех вас!

Джеймс Уиллард Шульц, «Моя жизнь среди индейцев»

Автор этих строк прочитал тридцать три из тридцати семи книг Джеймса Уилларда Шульца за последние два года. Убедившись в том, что первая из всех этих книг, «Моя жизнь среди индейцев» – это американская классика старого Запада, сейчас он больше, чем когда-либо, понимает, что Апикуни – такое имя дали Шульцу черноногие – навсегда останется в памяти как величайший рассказчик благородного индейского народа для всех, кто способен это ценить. Апикуни, однако, в отличие от многих выдающихся писателей, которые, в свою очередь, обогатили наши знания и понимание образа жизни и истории индейцев, позволил черноногим – точнее, пикуни (пиеганам), самой южной ветви великой конфедерации черноногих говорить о себе своими собственными словами. Не будучи журналистом, он был репортером, и очень добросовестным, говоря о повседневной жизни и разговорах, а также о глубинном сознании индейца, которое раскрывается в его молитвах, религиозных церемониях и мудрой убежденности в том, что Вышние присутствуют во всем, что происходит.

Рассказы Апикуни уникальны по той причине, что, хотя он и был белым человеком, он также был настоящим индейцем. Он был женат на замечательной женщине из племени пмкуни, Женщине Красивый Щит (Луци-Авотан-Ахки, которая выведена как Нитаки в «Моей жизни среди индейцев»), которая стала матерью его сына, Харта Мэриама Шульца (Одинокого Волка), известного художника из Таксона, штат Аризона. Трудный язык черноногих он освоил в возрасте восемнадцати лет и постоянно говорил на нем со своей семьей, индейскими родственниками и друзьями на протяжении более пятидесяти лет. Таким образом, он не только говорил на языке черноногих, но и думал на нем. Более того, с самого начала своей жизни с индейцами, в 1877 году, он прекрасно использовал свои таланты и возможности. Он не только слушал истории об их жизни и приключениях, рассказанные известными рассказчиками – мужчинами и женщинами, такими как Женщина-Ворона, Женщина-Земля, Хью Монро, Хвостовые Перья, Переходящие Через Холм, Много Хвостовых Перьев, Три Солнца и другими; он вел записные книжки, в которые записывал их истории. Он провел бесчисленное количество вечеров у камина в доме своих друзей, слушая от разных людей их версии одних и тех же событий, пока многие из их историй не запечатлелись в его памяти.

После смерти Женщины Красивый Щит в 1903 году Шульц считал свою жизнь законченной. Бизоны исчезли, равнины Монтаны были разгорожены и наводнены крупным рогатым скотом и овцами, а теперь смерть любимой жены лишила его воли к жизни. Тем не менее, в восьмидесятых годах он познакомился с Джорджем Бердом Гриннеллом, они дали названия многим горам и ледникам в близлежащих Скалистых горах, и он начал публиковать рассказы в издаваемом Гриннеллом журнале «Леса и ручьи». Жизнь закончилась в 1903 году, но ему предстояло написать тридцать семь книг и много рассказов, и предстояло сыграть важную роль в основании национального парка Глейсир, о чём они с Гриннеллом задумались задолго до этого. Вскоре он станет всемирно известным рассказчиком.

На мой взгляд, одним из самых необычных аспектов книг Апикуни является тот факт, что почти все они были опубликованы для юных читателей. Большинство из них я прочитал впервые, достигнув шестидесятилетнего возраста. Почему они предназначались для молодежи? Прежде всего, они были более подходят для прочтения молодыми людьми, чем многое из того, что публикуется сегодня. Но самое главное, они наполнены духом молодости; они дышат целебной атмосферой гор и равнин; они рассказывают о чистом, порядочном, благородном народе, которые прежде называли «ужасными черноногими», «дикарями», жестокими и кровавыми «разбойниках северо-западных равнин», которые оказались настоящими людьми – добрыми, щедрыми, дружелюбными, гостеприимными, любящими пошутить и посмеяться, любящими и достойными любви. Да, они были угонщиками лошадей, но при этом честными и правдивыми; они были безжалостными убийцами своих врагов, но черноногий, безусловно, был убит белым человеком прежде, чес сам стал убивать белых.

Апикуни пережил эту индейскую жизнь и понял её так, как не понимал никто до него и мало вообще когда-нибудь. Он был рассказчиком, но никогда не ставил перед собой задачу стать историком или ученым. Для историка и исследователя чрезвычайно важно, что после того, как факты тщательно выверены, для него не рождается окончательная историческая правда. Это не было его сильной стороной и не было его целью. Однако то, что представлено в этой книге, имеет нечто от незаменимой ценности изложенного в книге Джорджа Фредерика Ракстона «Жизнь на Дальнем Западе». В целом, оно может иметь ту же атмосферу для описания жизни индейцев, какую имеет описанная Ракстоном жизнь обитателя гор, жившего век с четвертью тому назад для описания жизни на дальнем Западе.

Апикуни слушал индийских рассказчиков и стал одним из лучших из них. Но, в отличие от них, он мог перенести их истории у вигвамных костров на бумагу, чтобы тысячи людей могли наслаждаться ими вечно. Его литературный стиль уникален – это речь черноногих в английских словах и предложениях. Он – художник повествования и мастер напряжённой интриги. Его повествования читаешь, затаив дыхание, и к концу книги сожалеешь о том, что страниц в ней так мало. Если бы только их было побольше и! Если бы только его книг было не так мало – всего тридцать семь. Но теперь появился еще один замечательный сборник воспоминаний и историй.

В рассказах Апикуни есть несколько разночтений. Иногда память подводила его, и записи были неполными. Нередко одна и та же история рассказывалась разными людьми через большие промежутки времени, так что детали и порой даже участники событий были разными. (В связи с этим следует напомнить, что один и тот же индеец в течение своей жизни носил несколько разных имен; получение другого имени в честь важного подвига было обычным делом. Имя Апикуни было дано ему Бегущим Журавлём, который сам в юности носил имя Апикуни.) Тем не менее, его рассказы по большей части историчны. Некоторые события, описанные в книгах и небольших произведениях, на самом деле не происходили. В редких случаях Апикуни ведёт рассказ от первого лица о событиях, в которых он лично не участвовал. Единственный такой пример в настоящем томе – «Отрезанный нос» (глава 15). Это правдивая история о трагическом событии, которому Апикуни был свидетелем, но он рассказал о нём от первого лица, использовав это как яркий литературный прием. Он всегда был полон решимости проверить факты, о которых писал, и никогда не прекращал попыток уточнить в своем сознании мельчайшие детали каждого приключения, о котором он рассказывал.

Шульц, как и все люди, не был полностью свободен от предрассудков. Он не был непогрешимым и никогда таковым не притворялся. Временами он делал ошибочные выводы из имевшихся в его распоряжении неполных фактов, что, пожалуй, наиболее заметно в его оценке майора Янга, агента резервации черноногих во время «Голодного года» 1883-84 годов. Недавнее исследование, похоже, доказывает, что Янг пытался получить от Вашингтона помощь, необходимую для спасения его подопечных от голодной смерти. Может, следовательно, оказаться, что он не был таким уж бесчестным, лживым негодяем, каким нарисован в «Моей жизни среди индейцев». Однако мои собственные расспросы среди черноногих в резервации Браунинг ясно показывают, что майор Янг считался кем угодно, только не сочувствующим и понимающим «отцом» своим индейским детям. Возможно, у них были естественные предубеждения против белого владыки, который тиранически управлял их судьбой в те ужасные месяцы 1883-1884 годов, но, принимая во внимание тот факт, что около пятисот из них умерли от голода, я убежден, что такие предрассудки были основаны не только на простом непонимании. Понимая, что по-прежнему существуют значительные различия во мнениях по этому вопросу, иногда под влиянием того источника, к которому обращался человек, я хотел бы лично пересмотреть все те выцветшие письма, направленные майором Янгом в Вашингтон, прежде чем делать положительные выводы об отношении майора к своим подопечным.