— Да ладно тебе! Не кипятись. Ты же сам сказал, что наши железные разведчики здесь все уже обследовали.

Мои шаги по каменистой почве отдавались гулким эхом, пока я спешила вперед, все глубже спускаясь в подземелье. Вскоре я оказалась посреди просторной пещеры и увидела в свете фонарика семилетнего ребенка в левитирующем инвалидном кресле. Тут меня словно разорвало изнутри, и, прежде чем потерять сознание, я только и успела позвать его по имени:

— Тимур?!

4 — Материалистка

Саранча — стихийное бедствие, хотя в одиночку она совсем не страшна. То же самое и с дураками.© Карел Чапек

— Я его видела, ясно?! — выпалила я, держа замотанный в ткань лед приложенным к голове. При падении в обморок я каким-то образом умудрилась удариться о стекло шлема.

— Ясно, — охотно согласился Сократ.

— Или, по-твоему, у меня галлюцинации?! — не унималась я, совершенно не обращая внимания на суетившегося рядом робота-доктора. Еще и все эти мельтешащие слишком яркими цветами дурацкие голографические мониторы в медотсеке ужасно раздражали.

— Мать моя техноутроба! Неужели нельзя притушить этот калейдоскоп? — возмутилась я, указывая на голограммы. — Кто вообще выкрутил яркость на максимум?

— Никто, — ответил Сократ, — никто не трогал яркость. Похоже, тебе кажется. Видимо, все дело в перевозбуждении нервной системы.

— Перевозбуждении нервной системы? — нахмурилась я.

— Если верить показателям, — ответил за него робот-доктор.

А Сократ добавил:

— Я тщательно проанализировал твою нервную систему на предмет психических отклонений, способных привести к психотическим симптомам, и ничего не нашел, — своим обычным занудным тоном доложил Сократ.

— Естественно! — взмахнула рукой я. — Из моего генома давно выпилили все гены, способные спровоцировать развитие психических заболеваний.

— Насчет всех я бы не был так уверен, — возразил Сократ, — человеческий организм сложнее, чем представляется.

— То есть ты хочешь сказать, что у меня галлюцинации?!

— Не знаю, но дроны и роботы-разведчики еще раз прочесали всю местность вдоль и поперек, заглянули в каждый уголок той пещеры и под каждый камушек в радиусе трех километров, потревожили всю местную живность…

— И? — торопила я.

— И ничего не нашли. Нет там никаких гуманоидов, и тем более нет и не может быть Тимура.

— Что я тогда видела?!

— Не знаю, но подумай сама: если бы Тимур каким-то образом телепортировался на данную планету, разве он бы не состарился за все это время?

— Святой термоядерный синтез! Да откуда мне знать? Ты сам говорил, что на других планетах все может быть совсем не так, как мы привыкли!

— Но не до такой же степени! — возразил Сократ. — Как бы он мог дышать сероводородом?

— Что же это было? — чуть не расплакалась я.

— Полагаю, из-за переутомления всплыла старая травма утраты друга. Ты в последнее время слишком много работала и почти не спала, я же давно говорил, что нельзя так. Да сама на себя посмотри: ты стала раздражительной и ужасно импульсивной! Раньше за тобой ничего подобного не наблюдалось.

— Взглянула бы я на тебя, если бы ты увидел давно умершего друга! Ах да! Ты же просто железяка! Что ты можешь знать о человеческих чувствах?!

— Известно ли тебе, что депривация сна приводит к галлюцинациям? То есть, по сути, к сновидениям наяву, — продолжал занудствовать искин, совершенно проигнорировав мой выпад.

— Я хорошо выспалась как раз перед приземлением.

— Ага, помню, ты провела в объятиях Морфея ровно два часа семь минут, — кивнул Сократ.

— Разве этого мало? — нахмурилась я. — Ну да, на пятьдесят три минуты меньше положенного, но я чувствовала себя полностью отдохнувшей!

— Охотно верю, — примирительно согласился Сократ. — И все же, полагаю, тебе нужно больше отдыха. Забудь пока о том, что ты видела, займись чем-то простым и приятным, отвлекись, развейся. Понимаешь?

— Как развеяться? Поизучать историю человечества?

— Да хоть так, ты же это любишь. А исследованием планеты я пока займусь сам. Пусть роботы еще раз все проверят, прежде чем ты опять выйдешь наружу.

Мой взгляд упал на шлем скафандра, лежавший на тумбочке у кровати. Я взяла его и увидела прямо над лобовым стеклом огромную дыру с радиально расходящимися трещинами. Просунув в отверстие палец, я оценила ее глубину и заметила:

— Тот ракоскорпион целился точно в видеокамеру.

— Вероятно, представители его вида всегда стараются поразить глаза жертвы. Хорошо еще, что он не принял стекло за глаз. Если бы он его разбил, ты бы получила смертельную дозу сероводорода. — Помедлив немного, Сократ добавил: — Я уже запустил процесс модернизации скафандров. Теперь в них встроят больше одной камеры и сделают стекло попрочнее. Если бы только можно было знать заранее, что местное животное способно расшибить столь крепкий материал, я бы уже давно утыкал скафандры камерами и сделал суперусиленные шлемы.

— Сначала ракоскорпион сломал видеокамеру, а потом в пещере дроны все время находились за мной, так что Тимура было невозможно заснять, — вспомнила я.

— И что?

— Да так, — вздохнув, я вернула шлем на тумбочку и снова приложила лед к голове. — Наверное, ты прав. Мне просто нужен отдых.

***

В комнате отдыха царила приятная полутьма, прямо передо мной располагался большой аквариум, в котором безмятежно плавали люминесцентные рыбки. Конечно, механические, но внешностью полностью идентичные натуральным. Как и серый котик, спавший у меня на коленях.

Вот где действительно чудо робототехники: он даже мурчал абсолютно правдоподобно, пока я его гладила. Впрочем, кто знает, как мурчат настоящие котики? Я живых представителей данного биологического вида никогда не встречала, разве что в виртуальных записях о биосфере Старой Земли.

Насколько известно нашей науке, котиков любили все версии человека, начиная от современной и аж до самого первого Homo sapiens. А может, и предки подревнее, всякие там австралопитеки. Хотя нет, на австралопитеков «котики» охотились.

Чувство умиления, которое мы испытываем при виде «головастых» существ с большими глазами и маленькими ртами — это не что иное, как одно из проявлений родительского инстинкта, призванного укреплять эмоциональную связь с малолетними отпрысками. Забота о потомстве много миллионов лет была важным фактором выживания, так что мы еще не скоро потеряем способность умиляться созданиям, напоминающим детей, как бы мы себя ни генномодифицировали.

Репродуктивную систему мы из своих тел, конечно, выпилили за ненадобностью, но рудименты некоторых инстинктов пока остались. Оно, наверное, и к лучшему, ведь, согласно одной из теорий, такие качества, как доброта, милосердие, способность сопереживать, стремление заботиться и заниматься благотворительностью, берут свое начало в родительском инстинкте.

Смотрела я когда-то виртуальную запись древних дискуссий о том, не станут ли новые генерации, лишенные репродуктивной системы, слишком бесчувственными и жестокими? Так оппоненты тогда ни к чему определенному и не пришли. Сошлись только на том, что вмешиваться в геном опасно, однако пускать эволюцию человека на самотек еще опаснее. Особенно учитывая, что из-за достижений науки давление естественного отбора не то что снизилось, оно обрело направление, весьма нежелательное для нашего биологического вида. Поэтому, несмотря на все опасения, эксперимент по созданию бесполых людей с усиленными когнитивными способностями все же начали.

Конечно, можно было оставить органы самовоспроизведения, но если все и так уже практически полностью перешли от классического размножения к эктогенезу, а энцефализация привела к такой голове, которая через родовые пути не пролезет, то зачем эта репродуктивная система вообще нужна? Тем более что из-за нее одни проблемы и отвлечения от действительно ценных занятий вроде науки.

Гладя котика, я подумала, что хорошо бы посмотреть что-нибудь из исторического архива. Я надела вирт-очки и, открыв меню, начала листать список. То я уже видела, это тоже, вон то неинтересно, а что это там? Мой взор упал на запись со странным названием «Высокодуховное общество». Ну-ка, посмотрим.