– Откуда вы столько знаете о блохах? – спросил Ноэль.

– Ноэль, разве вы забыли те времена, когда мы с утра до ночи пахали, расследуя дело, связанное с чумой?[5]

– Конечно, не забыл.

– Вот тогда-то я и проработал тему.

– И какие же вопросы мы задаем? – продолжал Ноэль.

– Первый: имя, возраст. Второй: есть ли в доме животное. Третий: обработано ли оно от блох. Четвертый: сколько человек живет в доме, их имена и возраст. И наконец, самый важный, пятый: если питомца уже нет, то что с ним стало, умер ли он или был кому-нибудь отдан. Воспользуйтесь случаем, дайте им подписать бумаги и понаблюдайте, левши они или правши.

– Ничего сложного, – подытожил Вейренк. – Главное, никого не обидеть.

– И принять меры предосторожности. Не входите в дом и держитесь от собеседника на расстоянии не менее тридцати пяти сантиметров. Блоха не способна прыгать очень далеко или очень высоко. Мы с Маттьё поедем к кузине Анаэль, а вы отправляйтесь на охоту.

Адамберг и Маттьё за весь недолгий путь до дома Гвенаэль Бриан не перекинулись ни словом, зная, как тягостно отвечать на вопросы раздавленных горем пострадавших. От утешительных речей не было никакого проку, приходилось выдавливать их из себя с большим трудом.

– Невесело, – в конце концов буркнул Маттьё.

– Ты начнешь? – спросил Адамберг. – Ты ведь с ней знаком.

– Ни за что. Тебя назначили начальником, ты и начинай.

– Хочешь соскочить?

– Так точно. И ты тоже.

– Так точно.

Врач открыл им дверь и поздоровался кивком. Сидевшая на стуле молодая женщина, сгорбленная, осевшая словно мешок, державшая на коленях стиснутые, туго переплетенные пальцы, подняла на них измученное лицо с тусклыми глазами. Она была невзрачной от природы, а выражение полного безразличия еще больше портило ее. Полицейские сели на стулья по обе стороны от нее.

– Конечно, это вам не поможет, – заговорил Адамберг ласковым голосом, – но знайте: мы вам глубоко сочувствуем. Мы найдем того, кто это сделал.

Сколько раз ему приходилось произносить эти заученные фразы, глядя в полные равнодушия глаза.

– Это виконт, – сказал она. – Там был его платок.

Она произнесла первые слова, это было уже кое-что.

– Платок его, но это не виконт.

– Полиция никогда ничего не находит.

– Случается, что находит. У вашей двоюродной сестры была собака или кошка?

– Нет, конечно нет. Понимаете, с нашей работой…

– К вам в магазин заходили люди с домашними животными?

– Нет, это запрещено по соображениям гигиены. И теперь это уже не мой магазин, – твердо проговорила она. – И не мой город. Продам все и уеду. Дядя предложил мне работу в Динане.

– Какую работу?

– Он кровельщик. Буду с ним лазить по крышам и в один прекрасный день упаду и разобьюсь. Только этого и желаю.

– Понимаю, – сказал Маттьё.

Он, как и Адамберг, знал, что в такую минуту бесполезно перечить, будет только хуже.

– Анаэль не контактировала недавно с питомцами ваших друзей? Или с кем-нибудь из друзей, у кого есть домашнее животное? – продолжал Адамберг.

– Мы заняты в магазине целый день, вам это наверняка известно. А почему вы спрашиваете о каких-то животных?

– Потому что вашу кузину покусала блоха.

Гвенаэль растерянно посмотрела на него. По крайней мере, ему удалось на секунду увести ее мысли в сторону.

– Кузину убили, убили! А вы мне рассказываете про какую-то блоху! Вы с ее помощью собираетесь найти убийцу?

– И последнее, – произнес Адамберг, вставая и тем самым намекая, что этот вопрос несерьезен. – Ваша кузина проезжала по вечерам мимо освещенных окон дома Браза. Там дорога идет на подъем, вряд ли она двигалась быстро. Она не говорила вам, что видела там что-то, скажем так, необычное, неожиданное?

– Вы говорите о слухах, так?

– Да.

– Нет, Анаэль ни о чем таком не упоминала, а она мне рассказывала абсолютно все.

– И еще одно: вы не знаете, Анаэль наступала на тени?

Гвенаэль слабо пожала плечами:

– Вы о тех идиотах, которые верят, что их душа будет покалечена, если кто-то поставит ногу на их тень? Мы с Анаэль считали их тупыми и недоразвитыми, – Гвенаэль потерла распухшие глаза, – но она действительно так развлекалась. Она всегда была строптивой, любила приколы и при каждом удобном случае наступала на тень, когда шла по улице, просто не могла удержаться. Я не раз говорила ей, чтобы она не связывалась с этими дебилами, но Анаэль однажды на полном серьезе объяснила мне, что таким образом лечит их от страха: кто-то наступает им на тень, потом с ними ничего не происходит, и они постепенно перестают верить в эту чушь. А почему вы спрашиваете?

– Потому что Гаэль Левен был знаменитым попирателем теней и его однажды угрожали убить.

– Кто?

– Мари Серпантен.

– А, понятно, эта мерзкая гадюка, – отозвалась Гвенаэль. – Но одно дело угрожать… Вы заметили, что те, кто бережет свои тени, не выглядят хрупкими и слабыми, как можно было бы предположить?

Врач принес ей чашку кофе и знаками дал им понять, что подмешал в него лекарство, чтобы ей стало лучше.

– Вовсе нет, – снова заговорила она, – и не такие уж они безобидные. Им кажется, что их жизнь в опасности, и они защищаются. Они зовут друг друга тенелюбами и собираются дважды в месяц, чтобы «организовать оборону». Смех, да и только. Кстати, они составили список злоумышленников, которых называют тенедавами. Вы понимаете, что они собой представляют? Это кажется смешным, но теперь, когда вы об этом заговорили, я думаю, что вы, может быть, правы.

– Откуда вы все это знаете?

Гвенаэль высморкалась в десятый раз.

– От своей подруги, Лоры Селестен. Ей захотелось побывать на одном из их собраний, просто ради развлечения. Но когда она оттуда вернулась, ей было не до смеха. Двое или трое из этих типов предложили «заставить поплясать» тенедавов.

– Что они под этим подразумевали?

– Лора не знает. Может, избить. Или… Молодая женщина снова залилась слезами, Адамберг встал и положил ей руку на плечо.

– Спасибо, Гвенаэль, – мягко поблагодарил он.

Они вышли, и Адамберг сделал долгий выдох.

– Тяжко, – признался он. – Обычно я отправляю к пострадавшим лейтенанта Фруасси. Она вечно пребывает в тревожном состоянии, но держит удар лучше, чем я.

– У меня такое ощущение, будто я только что с похорон, – сказал Маттьё, взъерошив белобрысые волосы. – Надо пойти выпить.

– В такой час?

– В такой час. Пойдем.

– Версия кровосмесительной связи – мимо. Тебе обязательно было обсуждать с ней блох? – спросил Маттьё, как только они уселись с двумя рюмками коньяку за столик в кафе «У Норбера», в полукилометре от трактира «Два экю».

– «У Норбера», – повторил Адамберг, разглядывая вывеску.

– Не горячись, это просто имя человека, открывшего кафе, кажется, он прадед нынешнего владельца. И не имеет ничего общего с нашим Норбером. К вопросу о блохах: ты специально о них упомянул, чтобы ее встряхнуть, или это серьезно?

– Серьезно, Маттьё. Эти мелкие твари, как я тебе уже говорил, меня очень интересуют. В это самое время члены обеих наших команд стучатся в двери жителей Лувьека и от имени санитарной службы мэрии ищут всех вероятных носителей блох.

– Ты действительно в это веришь?

– В то, что убийца поделился блохами со своими жертвами? Да, это кажется мне вполне вероятным.

– И этого достаточно, чтобы звонить во все двери Лувьека? Этому конца не будет, дружище, у половины жителей городка есть домашние животные.

– Блохи бывают разные.

– И что ты будешь делать потом?

– Составим список зараженных.

– А потом?

– Потом проверим алиби. Все население допрашивать не придется.

– Алиби! Ты же знаешь, все будет как обычно: «Мы были дома и смотрели телевизор», «Мы уже легли спать». Из этого редко получается что-то извлечь. Муж или жена всегда подтверждают алиби друг друга.