Это было радостное время для Гарри, потому что им с Екатериной каждый день позволяли ездить на охоту. Она хорошо умела скакать верхом, не отставала от него и была не слишком щепетильной, когда наставал момент убийства зверя. Принц замечал, что с каждым часом любит ее все больше, и она, несмотря на разницу между ними в возрасте, подавала все признаки того, что тоже без ума от него.

Гарри исполнилось тринадцать лет; его тело менялось, и он начинал понимать, что такое желание на самом деле. Он раздавался в плечах, мышцы его крепли, голос грубел, а внизу скипетр, как ему нравилось называть эту часть своего тела, временами вдруг становился непредсказуемым и неуправляемым. Сильную реакцию вызывали в нем красные губы, или видневшаяся в вырезе платья грудь, или мелькнувшая под подолом лодыжка, когда ее обладательница поднималась по лестнице, и Екатерина во всем ее женском очаровании. Гарри жаждал войти в возраст, когда они станут супругами и он сможет сделать то, что, как он глубоко надеялся, не удалось Артуру. Осталось ждать всего десять месяцев. Время тянулось томительно долго. Он уже был готов к браку, но Церковь по какой-то непостижимой причине установила, что мальчики не могут ложиться в постель со своими женами, пока им не исполнится четырнадцать.

Тем временем Гарри пользовался любой возможностью для общения с Екатериной, а она явно радовалась тому, что ее все больше вовлекают в жизнь при дворе. Они пировали и танцевали, отправлялись на долгие верховые прогулки по Ричмонд-парку, вместе пели, а Гарри аккомпанировал на подаренной отцом лютне – в общем, наслаждались как могли.

Однако в соответствии с испанскими традициями у принцессы должна быть дуэнья, и у Екатерины она была – донья Эльвира. Отец прозвал суровую матрону Драконом, потому что, когда Екатерина только приехала в Англию, эта женщина воспротивилась его желанию увидеть невесту сына без вуали. Только он презрел ее протесты, и с тех пор они враждовали.

Теперь донья Эльвира, ревностно охранявшая честь своей юной госпожи, всячески давала понять, что возмущена свободой, которой король дозволяет пользоваться Генриху и Екатерине, поскольку опасалась, как бы ее подопечная не унизила себя в глазах англичан столь свободным общением с женихом.

– Дуэнья пожаловалась мне, что вы побуждаете принцессу развлекаться на публике, – со вздохом проговорил отец, вызвав Гарри в свой кабинет, где сидел, укрывшись за высокой стопкой счетоводных книг.

Гарри давно уже изумлялся, почему король, который мог бы жить в свое удовольствие, имея в распоряжении все богатства королевства, предпочитал тратить время на проверку этих бесконечных колонок цифр. Однако жалоба доньи Эльвиры настолько возмутила его, что он позабыл об этом.

– Мы ничего плохого не сделали! – запротестовал принц. – И Екатерина всегда ведет себя весьма пристойно. Я даже ни разу не поцеловал ее.

Отец хмыкнул:

– Мой мальчик, в Испании все делается по-другому.

– Но Екатерина теперь в Англии!

– Тем не менее я бы очень не хотел, чтобы ваши действия или что бы то ни было другое вызвало недовольство испанских суверенов и поставило под угрозу наш союз. Я скажу Екатерине, что она должна вести себя так, как того требуют ее родители. Пусть соблюдает здесь те же правила, что и у себя дома.

– Но сир…

– Довольно! – Король поднял руку. – В следующем году, когда вы поженитесь, Екатерина будет в вашей власти. А до тех пор пусть слушается меня.

Гарри ушел, кипя от негодования. Он найдет способ видеться с ней, несмотря ни на что. Однако судьба играла на руку дуэнье – Екатерина заболела лихорадкой. Король отправился в Вестминстер и взял ее с собой, а Гарри остался в Ричмонде, едва не обезумев от злости и досады. Почему с ним так обращаются, ведь он ничем этого не заслужил? Что плохого в желании проводить время со своей будущей женой?

Он забыл о своем недовольстве жизнью, когда узнал, что Екатерину, которой серьезно нездоровилось, отправили обратно в Дарем-Хаус. Ее лихорадило, написал отец, и она совсем потеряла аппетит, хотя врачи были уверены, что принцесса скоро поправится. Каждый день король отправлял гонцов справляться о здоровье Екатерины и сам хотел навестить ее, однако она слишком плохо себя чувствовала, чтобы принимать такого гостя.

Какая ужасная новость! А вдруг Екатерина умрет? Гарри не мог и подумать об этом. Она должна стать его королевой. Другой он не желал. Следующие несколько ночей он провел почти без сна, терзаемый предчувствием самого страшного исхода.

К великому облегчению Гарри, Екатерина выздоровела, но ко двору не вернулась. Незадолго до Рождества из Испании пришла новость о кончине королевы Изабеллы. Рыцарственное сердце Гарри устремилось к Екатерине. Ему была знакома боль утраты матери. Он желал быть рядом со своей нареченной и утешать ее. Но даже в это тяжелое время отец не позволил им видеться. Какая бесчеловечность! Гарри надеялся, что Екатерина ощутит его сочувствие, и горячо молился об этом.

Но вот наконец отец послал за ним. Негодующий сын стоял перед королем и едва сдерживал желание высказать во всеуслышание свое возмущение великим отцовским жестокосердием. Но разум короля тяготили совсем другие мысли.

– То, что я собираюсь сказать вам, Гарри, должно остаться между нами. – Он смерил своего отпрыска строгим взглядом. – Испания горько скорбит о смерти королевы Изабеллы, и это вполне понятно, ведь страна вновь будет разделена надвое. Король Фердинанд не имеет прав на престол Кастилии, и теперь это королевство перейдет к наследнице Изабеллы, ее старшей дочери Хуане. А мы, мальчик мой, отныне связаны союзом не с сильной, объединенной Испанией, а с гораздо менее значительным королевством Арагон. Вы понимаете меня?

Гарри понимал, но лучше бы он ничего этого не знал. Он молча уставился на короля, не желая осознавать значение сказанного во всей полноте.

– Печальный факт состоит в том, что статус и политическое значение Екатерины в одночасье понизились. – («Боже правый! – вскипел про себя Гарри. – Такие слова достойны торговца, а не короля!») – Теперь для наследника английского престола могут считаться более подходящими и выгодными иные брачные союзы.

– Нет! – категорически заявил Гарри. – Мне нужна Екатерина, и никто другой.

– Вы будете делать так, как я скажу, мальчик мой, а я выберу наилучший для Англии вариант, знайте это.

– Но отец…

Король предостерегающе поднял палец:

– Хватит! Решение принято. Я прекращаю выплачивать Екатерине содержание, и она будет жить при дворе, чтобы мне не приходилось тратиться на содержание ее отдельно. Она останется в уединении со своими слугами, а вы не будете пытаться разговаривать с ней без моего дозволения. Вы будете вести себя так, словно ваш брак с Екатериной состоится. А я тем временем подумаю о других партиях для вас. Не глядите на меня волком, мальчик, вам это не идет. А теперь возвращайтесь к своим занятиям.

Гарри ушел, сжимая кулаки от бессильной ярости. Ему была нестерпима мысль, что с его дорогой Екатериной обращаются так подло. Лишь бы она не заподозрила, будто он одобряет поведение отца! – мысленно взмолился Гарри. Если бы только ему представилась возможность увидеться с ней хотя бы мельком, тогда он мог бы передать ей, что любит ее и не откажется от своей клятвы верности. Но и после того, как Екатерина поселилась в Ричмондском дворце, Гарри редко видел ее даже издали, а когда это случалось, принца неприятно поражало, какими заношенными и истертыми выглядят платья его невесты. Обида на отца переросла в злость.

Однако четырнадцатый день рождения принца неуклонно приближался. Отец наверняка примет решение до этого дня, и Гарри хотел, чтобы король с уважением отнесся к уже заключенному брачному договору. Но вскоре стало совершенно ясно, что никаких приготовлений к свадьбе не ведется.

Неопределенность была мучительна. Однажды вечером Гарри постучал в дверь отцовских покоев, и его провели в королевскую опочивальню. Король, закутанный в бархатный ночной халат, сидел на стоявшем в изножье кровати сундуке и просматривал стопку каких-то бумаг.