Гарри стоял на месте, и его шатало. Все надежды перечеркнуты в третий раз. Появится ли у него когда-нибудь наследник? Чем он обидел Господа?
Король в изумлении потряс головой:
– Извините, милорд. Я сам не свой. Меня потрясло это известие.
Суррей положил поросшую седыми волосками руку на ладонь короля:
– Мне известно, каково это – терять ребенка, сир. Я сам потерял четверых сыновей.
– Но у вас есть другие – большая семья!
– Да, ваша милость. Я советую вам проявить терпение. Господь дарует вам наследника в свой добрый час.
– Хотелось бы мне верить в это, – с горечью ответил Гарри. – У любого самого жалкого крестьянина в моем королевстве есть сын, который унаследует его кухонный горшок и свинью, а у меня, короля, нет даже одного, а мне наследник нужен больше всех! Но я должен пойти к королеве и утешить ее. Пусть не думает, что я считаю ее виноватой.
– Боюсь, именно так она и думает. И очень беспокоится из-за этого.
– Я попытаюсь развеять ее страхи.
Кейт ждала его в главном зале, окруженная своими дамами. Гарри обнял ее, и это была такая нежная встреча супругов, что все вокруг обрадовались и зааплодировали. Однако Гарри чувствовал, что Кейт напряжена. Как только позволили приличия, он отпустил всех, сел у камина, привлек жену к себе на колени и крепко поцеловал ее.
– Боюсь, Кейт, я перегрузил вас обязанностями, – мягко проговорил он. – Мне рассказали, что случилось. И я очень, очень сожалею. – Он прижал ее к себе крепче.
Кейт пыталась сдержать слезы, Гарри это видел.
– Такова воля Господа, – сказал он, сам едва не плача. – Меня сейчас заботит только ваше состояние.
– Я почти оправилась, – ответила она. – Мне нужно было лишь увидеть вас, мой Генрих, чтобы совершенно выздороветь.
– Хвала Господу! Кейт, мы не должны горевать, потому что настало время радоваться. Пойдемте, я поприветствую ваших дам!
Ту ночь он провел с ней, хотя у нее еще продолжалось легкое кровотечение. Груди и живот были мягче, чем прежде, три неудачные беременности сказались на ее теле. Гарри попытался не выказать разочарования. Он получал удовольствие с той же страстью, что и прежде, но нежно, не желая причинять ей боль. Потом Гарри поцеловал Кейт и лежал рядом с ней, обвив ее руками.
На следующее утро Гарри встретился с Советом и официально поблагодарил Суррея и всех, кто трудился ради устранения созданной шотландцами угрозы.
Следующим вопросом в повестке дня была война с Францией.
– Она уже обошлась нам в миллион фунтов, – сказал архиепископ Уорхэм, – и ваша милость взяли два маленьких города, на чем выгадал в основном император.
– Мерзкие пёсьи норы – так их называют, – заметил лорд Томас Говард.
Гарри вспыхнул. Как они смеют принижать значение его побед! Вернуться домой со славой и получить такое?!
– Это важные стратегические победы, – возразил он и едва не стукнул кулаком по столу.
– Позвольте не согласиться с вами, ваша милость, – вступил в разговор Суррей. – Скажите ему, господин олмонер.
– Дело в том, – начал Уолси, – что вашей милости вообще не стоило вступать в войну. Недавно мы узнали, что король Людовик заключил мир с папой Львом еще до того, как вы покинули Англию.
Гарри втянул в себя воздух и обмер. Из него сделали дурака!
– И ни Максимилиан, ни Фердинанд ничего не знали об этом? Не могу поверить!
– Очевидно, нет, сир, – ответил Уолси. – Они, как и вы, попали впросак. И оба твердо намерены вместе с вами вторгнуться во Францию в следующем году.
– Отлично! Людовик ответит за свои интриги! А что до его святейшества, у меня нет слов. Он коварен, как любой Борджиа![14]
– Увы, Святой престол не так свят, как нам хотелось бы, – заметил Уолси. – Папа такой же правитель, как любой другой, и заботится о защите своих территориальных интересов.
– Что ж, ему тоже следует преподать урок верности, – сказал Гарри и чопорно поджал губы.
Его ничто не остановит, даже Ватикан! Во Франции он показал, на что способен, и, призывая в свидетели святого Георгия, мог поклясться, что при помощи союзников овладеет всей страной, не пройдет и двенадцати месяцев!
Гарри обнаружил, что ему очень нравится взятый в заложники герцог де Лонгвиль, который являлся также гранд-камергером Франции. Желая соблюсти правила рыцарской вежливости, Гарри поселил герцога в прекрасных апартаментах во дворце Лондонского Тауэра и обращался с ним как с почетным гостем, часто приглашая ко двору. Когда Кейт по его приказу устроила для де Лонгвиля пир во дворце Хейверинг в Эссексе, ради его развлечения показали представление масок, за ним последовали танцы, и во время них благородный гость успел составить пару с большинством дам, очаровал их всех, особенно бойкую Джейн Попинкур, одну из фрейлин королевы, которую Гарри и сам приметил. После этого король щедро одарил герцога и его слуг.
– Ваше величество очень добры. – Француз улыбнулся. – У меня появляется искушение остаться в Англии навсегда.
– И мы будем этому рады. Но боюсь, Франция нуждается в вас.
– Франции придется подождать, ваше величество! – Тень печали быстро пронеслась по смуглому лицу герцога. – Моим родным нужно собрать большой выкуп.
Король поддался порыву щедрости:
– Я заплачу половину, хотя в моих интересах держать вас здесь.
Герцог разинул рот и изумленно уставился на Гарри:
– Ваше величество, вы очень великодушны!
Гарри собрался было ответить, но тут краем глаза заметил, что его семнадцатилетняя сестра Мария бросила влюбленный взгляд на Брэндона, и уже не в первый раз. Король нахмурился.
– Я чем-то обидел ваше величество? – недоуменно спросил герцог.
– Вовсе нет, – заверил его Гарри, сосредоточиваясь. – Прошу меня извинить.
Он поклонился и быстро подошел к Марии, которая стояла в окружении своих обожателей, соперничавших друг с другом за ее улыбку; она была чудо как хороша собой. Высокая, грациозная, с огненно-рыжими волосами и белейшим цветом лица, эта девушка обладала живыми манерами и изысканной любезностью. Тем вечером она была в своей стихии, наслаждалась тем, что находится в центре мужского внимания, но взгляд ее то и дело уносился туда, где стоял Брэндон, который со смехом беседовал о чем-то с Комптоном.
Мужчины поклонились, когда к ним подошел Гарри.
– На одно слово, – тихо сказал король на ухо Марии.
– Извините меня, господа. – Кокетка улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки. – Да, дорогой брат?
Гарри отвел ее в сторонку:
– Я заметил, вы поглядываете на Брэндона, и хотел сказать, что он вам не пара.
Мария надула губы:
– Даже посмотреть нельзя? Что тут дурного? Раз уж я обречена на брак с этим жалким инфантом, вы могли бы, по крайней мере, позволить мне восхищаться человеком, который знает, как обращаться с женщиной.
Гарри на мгновение замолчал.
– Откуда вам известно, как Брэндон обращается с женщинами?
– Я сужу по его поведению, разумеется.
– Надеюсь, у него не хватило наглости ухаживать за вами!
– Нет-нет, он всегда уважителен ко мне.
Гарри подозревал, что они завели какие-то шашни. Неужели этот мошенник решил приударить за его сестрой так же, как недавно волочился за эрцгерцогиней?
– Вы уверены, что он не оказывал вам никаких знаков внимания?
– Разумеется, нет! – Однако щеки Марии предательски зарозовели.
– Если он когда-нибудь осмелится на такое, вы должны сразу сказать мне!
– Неужели я не сделала бы этого! – Мария подмигнула брату и вернулась к своим кавалерам.
А Гарри кипел от бессильной злости, понимая, что она легко может обвести его вокруг пальца.
Рождество Гарри провел в Гринвиче, устраивая роскошные пиры, чтобы порадовать своих дворян. Гилдфорд и Брэндон поставили пьесу, в которой принимали участие Николас Кэрью, один из молодых джентльменов, которых растили и воспитывали вместе с Гарри, и его прелестная жена Элизабет. Кэрью был намного моложе Гарри, ему исполнилось всего семнадцать, но он уже слыл грозным соперником на турнирах и являлся превосходным компаньоном для короля. Однако особое внимание Гарри своими блудливыми глазами и низкими вырезами платьев привлекала Элизабет. Он приметил ее во время танцев, но старался вставать в пару и с другими дамами, чтобы Кейт не думала, будто он выделяет одну из них. Элизабет была дочерью вице-камергера королевы, и не стоило провоцировать скандал, тем более после истории с сестрой Бекингема. Кроме того, стояла пора светлых праздников, не время думать о плотских удовольствиях. Гарри неохотно отвесил прощальный поклон Элизабет, решительно игнорируя ее призывный взгляд, и присоединился к Кейт за столом на помосте.
