Гарри вел Кейт в танце и вдруг услышал, как Луис Карос сказал, что инициалы на его костюме, должно быть, из простого металла.

– Нет! – воскликнул король, желая похвастаться своим богатством. – Они из настоящего золота!

Однако посол продолжал глядеть на него с сомнением, такой же вид имели Суррей и еще несколько человек, стоявших вокруг.

– Я докажу вам, что они золотые! – со смехом крикнул Гарри. – Идите сюда все, оторвите их и убедитесь сами!

Он взял Кейт за руку и закружил ее в танце. Один за другим к ним подходили придворные, сперва нерешительно, потом со все возрастающей смелостью. Гарри усмехался, пока они отрывали буквы с его одежды и в удивлении их разглядывали. Потом неожиданно вперед с криками «Дают! Дают!» ринулись простолюдины. Они врезались в толпу танцующих и принялись срывать с короля и придворных дорогие наряды, хватая попутно все, что попадало под руку. Сперва Гарри это позабавило: простой люд принял брошенный им вызов за щедрое приглашение поживиться чужим богатством. Он хохотал, видя смятение своих придворных.

Но ситуация быстро выходила из-под контроля. Одежду рвали в клочья, украшения сдергивали, невзирая на то, что при этом могли поранить владельцев, нескольких джентльменов жадные до поживы громилы повалили на пол. Началась невообразимая свалка! Гарри заметил испуг на лице Кейт. В этот момент двое неотесанных мужиков сорвали с него гаун[11], и он остался в разодранном дублете и в чулках. Так он и стоял, хохоча от беспомощности, а его добрый народ, плотно обступив лордов, лишал их дорогих нарядов. Смешно было видеть испуганные и возмущенные лица придворных!

Екатерина с дамами нашла убежище на помосте, где к ней запоздало присоединился Гарри.

– Не пора ли остановить их? – с тревогой спросила королева, но король только рассмеялся и воскликнул:

– Пусть получат свои щедрые дары в честь принца! Я прокричу это! Налетайте! Берите! Матерь Божья, вы только посмотрите!

Екатерина устремила взгляд в ту сторону, куда указывал король, и увидела сэра Томаса Найвета, канцлера казначейства, который забрался на колонну, чтобы избежать хищных лап толпы, совершенно голый. Дамам были прекрасно видны все мужские части его тела. Гарри почувствовал, что сам заливается краской, но не мог удержаться от хохота.

– Ну уж это слишком! Стыдно! – возмутилась Екатерина и встала.

Бурлящая толпа начала приближаться к помосту. Гарри заметил выражение ужаса на лице королевы, когда двое дюжих мужиков потянули свои лапищи к платьям дам, отчего те подняли дикий визг.

– Довольно! – крикнул король громким, как труба, голосом и дал знак йоменам гвардии.

Мигом в толпу врезались вооруженные пиками люди, стали толкать людей назад к дверям и выпихивать их из зала, а Гарри и его потрепанные придворные молча глядели друг на друга ошалелыми глазами. Кто-то кинул бедняге Найвету разорванное платье. Генрих громко расхохотался. Возникла пауза, а затем его примеру последовали остальные; гогот стоял оглушительный, звуки общего веселья эхом отдавались под стропилами крыши.

– Да, вот так живая картина! – воскликнул Гарри, переводя все в шутку. – Пусть наши горести обращаются в смех и игру! Пойдемте, милорды и леди, на банкет – в таком виде!

Взяв Кейт за руку, Гарри направился к своим личным покоям, не дав никому времени на возражения. Вскоре, как он и рассчитывал, его придворные, хотя и с ощипанными перьями, поспешили за ним, треща языками и посмеиваясь. Они, без сомнения, потешались над несчастным Найветом, который остался совсем без одежды.

Столы были уставлены блюдами с лучшими сластями и прекрасным вином.

– Угощайтесь! – сказал Гарри, делая знак слугам удалиться, затем сам взял тарелку и положил себе конфет, марципанов, желе, печенья, сахарных помадок и силлабаба.

– Не ешьте слишком много, Гарри, – с лукавой улыбкой пробормотал Комптон. – Они все афродизиаки!

– Королева это оценит. – Король прыснул со смеху, беря тарелку, на которой горкой лежали яблоки с семенами тмина и засахаренные пряности.

Комптон взял в руку одно из угощений:

– Ваши повара сегодня превзошли себя.

Гарри едва слышал его; гомон голосов стоял оглушительный. Придворные смеялись и выпивали, некоторые, перемещаясь между гостями по залу, уже слегка пошатывались. Не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался. А потом он уложит Кейт в постель. Внутри ощущалось какое-то странное волнение. Может, Комптон был прав насчет афродизиаков. Поддавшись наплыву чувств, Гарри даже исполнил перед восхищенной компанией одну из написанных для Кейт любовных баллад. Увлеченный пением, Гарри не обращал внимания на подошедшего к нему Суррея, пока граф не склонился к его уху.

– Простите за вторжение, ваша милость, но есть новости из Ричмонда.

Надрывная нотка в голосе вестника насторожила Гарри. Что-то было не так. Извинившись перед гостями, он увел Суррея в свой кабинет. Там на столе лежали планы строительства нового дворца, которые он набросал днем, а рядом с ними – ножницы, циркуль, фильерные доски[12] и стальная ручка для письма.

– Ричмонд? Что-то с принцем? – Голос Гарри затих, когда он взглянул в лицо Суррею.

– Ваша милость, мне страшно говорить вам это, но принц отправился к Господу, – срывающимся голосом сообщил граф.

– Нет! – вырвался у Гарри дикий вопль. – Нет! Он был здоров! Господь не может быть так жесток… – Весь в слезах, король повалился в кресло.

Дверь тихо открылась, и на его плечо легла чья-то рука. Это был Уолси.

– И Господь осушит слезы на их глазах; и больше не будет ни смерти, ни печали, ни плача, и никакой боли не будет: прошлое останется в прошлом. Благословенны плачущие, ибо они утешатся.

Гарри поднял глаза. Он едва расслышал слова утешения. Мир обрушился на его плечи всей своей тяжестью, и жизнь никогда уже не будет прежней. Его сын, его маленький сын, надежда Англии, умер. Он пробыл на этом свете всего шесть недель! Какой жестокий удар для Кейт…

– Отчего? – спросил Гарри. – Отчего?

– Лихорадка, которая уносит многих младенцев, – сказал ему Суррей. – Врачей вызвали немедленно, но никто уже не мог ничего сделать.

– Королева! – выпалил Гарри. – Она знает?

– Еще нет, – мягко произнес Уолси. – Мы подумали, будет лучше, если эту новость сообщите ей вы, ваша милость. Я приведу ее сюда. И вы сможете разделить свое горе наедине.

Гарри сглотнул. Как ему найти слова, чтобы сказать Кейт о таком ужасном несчастье?

Кейт пришла, и весь ее вид выражал недоумение.

– Генрих, гости удивляются, куда вы пропали… – Увидев лицо мужа в свете зажженных свечей и его дрожащие руки, она осеклась и покачала головой. – Нет! Нет!

Гарри потянулся к ней:

– Кейт… – Дальше он говорить не мог. – Наш мальчик умер.

Ему никогда не забыть, как она кричала, пока он крепко держал ее в своих объятиях.

Он не знал, откуда взять слова, чтобы утешить ее. Еще ни разу с момента смерти матери не испытывал Гарри такого глубокого горя. Он лежал с Кейт на постели, тщетно пытаясь успокоить ее.

– Малыш не страдал, – сквозь слезы произнес Гарри. – Его душа сейчас среди невинных у Бога. У нас будут другие дети.

Но ничего не помогало. Они барахтались в своем горе, не зная, как из него выбраться.

– Мы не должны подвергать сомнениям мудрую волю Господа, – пробормотал Гарри. – Случайность, простуда… Он был совсем еще мал. – Король едва мог говорить.

– Лучше бы Господь забрал меня! – вскричала Кейт, пронзая мужа в самое сердце. – Как мне жить без него! Такую боль я не вынесу. Мой малыш…

Гарри старался как мог скрывать свое горе. Он провел с Кейт самые мрачные дни, успокаивал ее во время сильнейших приступов плача, пытался отвлечь музыкой и другими приятными занятиями.

– Траура при дворе не будет, – распорядился король.