Среди этих особенностей – балканский контекст зарождения войны. Одним из белых пятен в историографии Июльского кризиса является Сербия. Во многих исследованиях убийство в Сараеве рассматривается только как предлог – событие, имевшее слабое отношение к реальным силам, взаимодействие которых привело к конфликту. В одной из недавних блестящих работ, посвященных началу войны в 1914 году, провозглашается, что «двойное убийство [в Сараеве] как таковое не значило ничего; к мировой войне привело именно то, каким образом было использовано это событие»[17]. Преуменьшение сербского и вместе с тем более общего балканского измерения этой истории началось уже в ходе Июльского кризиса, послужившего ответом на убийство в Сараеве, но позднее перешедшего в геополитическую фазу, в масштабах которой Сербия и ее действия заняли подчиненное место.
Изменение претерпел и наш «нравственный компас». То, что одним из государств – бенефициаров Первой мировой войны стала Югославия (где доминирующей нацией были сербы), казалось, косвенно оправдывало действия человека, спустившего курок 28 июня, безусловно, таково было мнение югославских властей, отметивших место, где он сделал это, отлитыми в бронзе следами террориста и мемориальной доской, прославлявшей это как «первые шаги к свободе Югославии». В эпоху, когда национальная идея еще казалась человечеству многообещающей, оно интуитивно сочувствовало южнославянскому национализму и не испытывало симпатии к громоздкому сообществу многонациональной империи Габсбургов. Югославские войны 1990-х годов напомнили нам о смертельной опасности национализма на Балканах. Сегодня, после событий в Сребренице и осады Сараева, нам сложнее думать о Сербии только как о жертве или объекте политики великих держав – и легче рассматривать сербский национализм как самостоятельный исторический фактор. С позиций сегодняшнего Европейского союза мы склонны более сочувственно – или, по крайней мере, менее презрительно – смотреть на ушедшую в небытие «лоскутную» Австро-Венгерскую империю Габсбургов.
Наконец, нам теперь уже не столь очевидно, что двойное убийство в Сараеве следует считать простым эксцессом, лишенным реального причинного влияния на последующие события. Атака на Всемирный торговый центр в сентябре 2001 года показала, каким образом единственное символическое событие – сколь бы глубокой ни была его связь с более масштабными историческими процессами – может безвозвратно изменить политику, делая прежние варианты развития событий устаревшими, а новым вариантам придавая непредвиденную актуальность. Вернуть Сараево и Балканы в центр мировой истории – не значит демонизировать Сербию или ее государственных деятелей. Равным образом, эта операция не освобождает нас от необходимости понять внутренние и внешние мотивы, двигавшие сербскими политиками, военными и заговорщиками, чьи поступки и решения определили последствия, к которым привели выстрелы в Сараеве.
Таким образом, эта книга стремится разобрать Июльский кризис 1914 года как современное событие, сложнейшее из современных событий, возможно, самое сложное на сегодня событие в истории. Автора волнует не столько почему началась война, сколько обстоятельства, вследствие которых она началась. Вопросы «почему» и «как» – логически неразделимы, но ведут в разные стороны. Вопрос «как» заставляет нас внимательно рассмотреть последовательность взаимодействий, которая привела к определенным результатам. Напротив, вопрос «почему» побуждает нас к поиску отдаленных причин, выраженных в таких категориях, как империализм, национализм, гонка вооружений, военные альянсы, крупные финансы, национальное достоинство и мобилизационные схемы. Подход с позиции «почему» добавляет аналитической ясности, но не лишен и искажающего эффекта, поскольку создает иллюзию неуклонного роста причинного давления. Факторы громоздятся друг на друга, подталкивая неизбежные события; политики становятся простыми исполнителями воли возникших задолго до них и неподконтрольных им анонимных исторических сил.
Напротив, история, рассказанная в этой книге, полна действующими лицами. Ключевые игроки, принимавшие судьбоносные решения, – короли, императоры, министры иностранных дел, послы, военачальники и множество менее важных официальных и неофициальных лиц – двигались навстречу катастрофе осторожными, продуманными шагами. Война стала кульминацией длинной цепочки решений, принимавшихся политическими актерами, которые преследовали осознанные цели, были способны к некоторой саморефлексии, выбирали из многих вариантов и формировали наилучшие оценки для принятия решения, какие только могли, на основе наиболее подробной информации, какой могли располагать. Разумеется, национализм, гонка вооружений, военные альянсы и крупные финансы были неотъемлемыми частями этой истории, но они могут рассматриваться как реальные объясняющие факторы лишь в том случае, если мы будем видеть, как они влияли на формирование отдельных решений, которые – взятые вместе – привели к началу Первой мировой войны.
Недавно один болгарский историк Балканских войн заметил: «как только мы задаем вопрос „почему“, в центре внимания оказывается проблема вины»[18]. Проблема виновности и ответственности за развязывание войны была поднята еще до начала конфликта. Все документальные источники наполнены попытками авторов снять с себя бремя вины (агрессивные намерения здесь всегда приписывались противнику, а для себя декларировалась необходимость обороняться). Сохраняющаяся значимость вопроса о «виновности в развязывании конфликта» нашла юридическое подтверждение в статье 231 Версальского договора. В нашей книге сделан акцент на вопросе «как». Это предполагает альтернативный подход: анализ событий, обусловленный не стремлением предъявить обвинение тому или иному государству или индивидууму, а призванный выявить решения, которые привели к войне, и понять стоявшие за ними суждения и переживания. Это не значит, что мы полностью исключаем из обсуждения тему ответственности, скорее, наша цель в том, чтобы ответы на вопрос «почему» вырастали из ответов на вопрос «как», а не наоборот.
Эта книга повествует о том, как континентальная Европа скатывалась в пучину войны. Она показывает ее движение к катастрофе на многослойном материале, охватывающем главные центры принятия решений в Вене, Берлине, Санкт-Петербурге, Париже, Лондоне и Белграде, и сопровождает рассказ краткими экскурсами в Рим, Константинополь и Софию. Книга разделена на три части. Часть I посвящена истории двух антагонистов, Сербии и Австро-Венгрии, чьи взаимные претензии разожгли конфликт; взаимодействие этих государств прослеживается вплоть до убийства в Сараеве. В части II мы на время оставим повествовательный подход, чтобы в четырех главах задать следующие четыре вопроса. Как произошла поляризация Европы с созданием враждебных блоков? Как вырабатывали свою внешнюю политику правительства европейских государств? Как очагом кризиса континентального масштаба стали Балканы – периферийный регион, далекий от европейских центров политического и экономического могущества? Как международная система, казалось, вступавшая в эпоху разрядки напряженности, породила всеобщую войну? Часть III описывает убийство в Сараеве и повествует о самом Июльском кризисе, исследуя взаимодействие между ключевыми центрами принятия решений и проливая свет на расчеты, недоразумения и решения, последовательно направлявшие ход событий от одной кризисной фазы к другой.
Одна из главных мыслей этой книги заключается в том, что события июля 1914 года можно понять лишь после того, как мы проследим весь путь, пройденный ключевыми фигурами, принимавшими роковые решения. Для этого мы должны не только вновь проанализировать развитие международных «кризисов», предшествовавших началу войны, – нам необходимо понять, как эти события переживались современниками, как они вплетались в исторический контекст, формировавший восприятие и мотивировавший поведение этих людей. Почему те, чьи решения привели Европу к войне, поступали именно так и смотрели на вещи так, а не иначе? Как чувство страха и предчувствие беды, пронизывающие многие дневниковые записи, связаны с проявлениями высокомерия и бахвальства, которые мы зачастую встречаем у одних и тех же людей? Почему такие экзотические темы довоенной истории, как Албанский вопрос и «Болгарский заем», так много значат и как они были связаны между собой в сознании тех, кто обладал политической властью? О чем думали люди, принимавшие важные решения, когда они обсуждали международную ситуацию или внешние угрозы? Видели ли они нечто реальное – или проецировали собственные страхи и желания на своих противников – или то и другое вместе? Цель автора состояла в том, чтобы как можно нагляднее представить крайне изменчивые позиции «деятелей, принимавших решения», – как накануне, так и непосредственно летом 1914 года.
