Мы уже распрощались с ним, когда Роман, сделав несколько шагов, внезапно остановился, словно что-то вспомнив, и, обернувшись ко мне, сказал:

-Да, насчёт своего погреба можешь не беспокоиться: я уже всех наших предупредил!

День 21 Как мне удалось пообедать в Звонарёвке, но не удалось напиться воды в Мельниково, а также о том, почему неудобно играть в прятки в темноте

Первая моя мысль, когда я проснулась, была: необходимо сходить в Святошино. Бегство оттуда фактически лишило меня связи с внешним миром. К тому же, мы с цыганом съели вчера всё сало, в то время как бабушкин погреб ломился от продуктов. Женькин будильник показывал семь часов утра и нужно было торопиться. Надев джинсы и голубую рубашку, я забралась на чердак и, приоткрыв дверцу, осторожно выглянула наружу. Там, как мне показалось, всё дышало спокойствием. Спрыгнув с чердака, я огородами вышла на околицу и направилась к лесу. Благополучно добравшись до деревни, я решила, на всякий случай, проникнуть в дом через чердак. Но едва успела забраться туда, как во дворе послышались чьи-то голоса. Приникнув к щёлке, я увидела Димку и Вадима.

-Она не приходила? – поинтересовался мой сосед у Синеглазого.

-Нет, я всю ночь в саду караулил.

-Тогда, может, она в Чижово?

-Возможно… Хотя я в этом не уверен.

-Ты думаешь, что Марина с ним в таборе? – побледнев, взволнованным голосом произнёс Алёнкин брат.

Вадим нахмурился:

-Нет, я думаю, она на это не решится… Впрочем, нужно сходить в село.

И они ушли. Тем не менее, я передумала спускаться вниз из опасения, что меня может увидеть кто-нибудь из деревенских, и, улёгшись на сено, решила немного поспать. Снова проснулась я уже около двенадцати. Солнце ярко светило сквозь чердачное окно и в его лучах в воздухе плясали пылинки. Хорошенько всё обдумав, я пришла к выводу, что мне необходимо сходить в Звонарёвку и навестить маму с Толиком. Обратно же в Святошино можно будет вернуться, когда стемнеет.

Однако в Звонарёвке я застала дома только тётку. При виде меня она заулыбалась:

-Здравствуй, Марина! А твоя мать с братом на речку ушла загорать. Сейчас Катюшку отправлю за ними: обедать пора.

-Не нужно, я сама их позову!

Мама лежала на берегу на одеяле и читала книгу, изредка покрикивая на Толика, чтобы не лез в воду, хотя речка в Звонарёвке была очень мелкая и в некоторых местах её можно было перейти вброд.

-Это ты, Марина? – удивилась мама.

После чего озабоченно добавила:

-Ты там, у бабушки, всё прибрала? Вещи собрала?

-Собрала, - солгала я, вспомнив, какой погром устроил в доме Женька с дружками.

После обеда я решила познакомиться с окрестностями и, таким образом, забрела в Мельниково. Это было небольшое село, примерно такое же, как Святошино. Зато дома там все были на высоких фундаментах и огорожены двухметровым забором. За ними тянулись на несколько гектаров сады. Слышно было, как лаяли собаки. В связи с этим я невольно вспомнила дядькины слова о том, что хотя люди в Мельниково живут зажиточные, у них снега среди зимы не выпросишь. Между тем солнце припекало изрядно и мне захотелось пить. Возле одного из домов стоял парень лет семнадцати и, опершись плечом на забор, с улыбкой смотрел на меня. Остановившись напротив, я вежливо поздоровалась и попросила:

-Дайте, пожалуйста, водички.

Окинув меня оценивающим взглядом, тот ответил:

-За воду надо платить!

«Ну, погоди, куркуль!» - мысленно пригрозила я ему и, отвернувшись, пошла прочь.

Возвратившись в Чижово около трёх часов дня, я заметила, что некоторые Женькины вещи были в спешке вынуты из шифоньера и разбросаны по стульям. Вероятно, это дядька собирался в командировку. Аккуратно сложив все вещи обратно в шифоньер, я взяла с собой старую книжку «Милицейские были» и полезла на чердак. Там было много сена, сушившегося для бычка Чижика, единственной скотины, которую держал дядька. Вернее, не он, а баба Тоня, лелеявшая надежду сдать бычка в колхоз и на эти деньги купить корову. Устроившись с комфортом на сене, я начала читать. Но постепенно мне это надоело. Тогда, подняв голову от пожелтевших страниц и устремив взгляд на чердачное окно, я вновь задумалась о Романе.

Его личность была окутана какой-то тайной. Недаром он всячески избегал разговоров о себе. Несмотря на то, что в его речах чувствовался своеобразный ум, получил ли он хоть какое-нибудь образование? Хотя Марица и Яшка учились в школе. Ещё я никак не могла представить себе, что Роман, как многие из цыган, живёт воровством и обманом. Казалось, его гордая осанка и открытый взгляд убеждали в обратном. Поведение моего Защитника тоже отличалось от повадок соплеменников. Взять хотя бы его брата, Ваську-цыгана. И ещё меня смущал его акцент, который отсутствовал у его родственников и тех цыган, с которыми я общалась. Но больше всего меня поражала в Романе его опрятность. В любой ситуации одежда смотрелась на нём, как с иголочки, и по его внешнему виду совсем не было заметно, что он ведёт кочевой образ жизни. Что же касается его обращения со мной, то оно отличалось какой-то удивительной нежностью, присущей сильным и добрым людям, когда они общаются с детьми и женщинами. Затем вспомнив, каким взглядом он смотрел на Вадима, я невольно подумала о том, что не хотела бы быть на месте его врагов.

Так за чтением и размышлениями прошло ещё часа три. Потом мне захотелось есть и я спустилась вниз, дабы пошарить в буфете. Однако ничего там не нашла. Идти же в деревню за продуктами ещё было рано. Достав из буфета кусок рафинада, я стала в задумчивости прохаживаться по комнате. Внезапно мне в голову пришла блестящая идея: а что, если переодеться? Ведь моя сумка с маскарадными костюмами до сих пор лежала под Женькиной кроватью.

Первым делом я нарисовала себе карандашом на лбу и в уголках глаз морщины, нацепила нос и накладные волосы и обсыпала их сверху пудрой, чтобы казались седыми. На голову же повязала чёрный с розами платок точно так, как это обычно делают цыганки. Теперь в старом Женькином пиджаке, из-под которого выглядывал ворот пёстрой кофты, в длинной ситцевой юбке до земли и в резиновых сапогах я выглядела как заправская старая «чавела». Однако меня выдавали белое лицо и руки. Недолго думая, я вынула из ящика стола акварельные краски и развела коричневую краску с водой. После чего натёрла ею кожу, которая сразу приобрела цвет загара.

Выломав затем во дворе из куста орешника крепкий сук и прихватив с собой сумку, я огородами выбралась на дорогу, ведущую в Святошино. Теперь только случайные прохожие могли видеть одинокую старуху-цыганку, которая куда-то брела, опираясь на клюку. Где-то на середине пути я неожиданно повстречала Чижевского. С задумчивым видом он двигался в противоположном мне направлении. Стараясь говорить немного нараспев, я окликнула его:

-Внучок!

Юрка остановился и удивлённо посмотрел на меня.

-Подскажи, как пройти в Святошино?

-Идите по этой дороге, бабушка, и попадёте прямо туда, - вежливо ответил тот.

Поблагодарив парня, я поковыляла дальше. Таким образом, мне удалось пройти первую проверку. Правда, Чижевский ко мне особо не присматривался. Уж очень он был какой-то рассеянный. Прямо сам на себя не похож. Когда я добралась до деревни, было уже где-то около семи часов вечера. Святошинские сидели на своей скамейке и что-то вполголоса обсуждали. При этом они выглядели как-то подавленно. Не было слышно ни обычных шуток, ни смеха. На Вадима было вообще страшно смотреть: он сидел туча тучей и даже не курил. Димка с Федей вяло перебрасывались односложными фразами. И даже притихшие девки не хихикали и не шептались. Поравнявшись со скамейкой, я остановилась и, опершись на клюку, сказала:

-Добрый вечер, детки!

В ответ все нестройно поздоровались.

-Не вынесите ли старухе кружку воды? Весь день по жаре шла, устала.

-Садитесь, бабушка, отдохните! – вежливо предложил, поднявшись, мой сосед.

Остальные тоже потеснились, уступая мне место. Кто-то побежал домой за водой.