Блузка моя промокла под мышками, а в животе ныло, как я его ни поглаживала. Я сидела под дверью два часа, испытывая отвращение к самой себе. Я перетерпела, пока меня обсасывал мамин бойфренд, и что толку? Все равно все были в классе, а я нет. Наконец дверь открылась и вышли мои соученики. Кое-кто украдкой поглядывал в мою сторону, и мне казалось, что они знают, чем я занималась с Липом. Я съежилась от стыда и постаралась не встречаться с ними взглядом.

Два года назад, в восьмом классе, нас отобрали в программу «Взлет». Там нас готовили к колледжу – предоставляли наставничество и субботние дополнительные занятия, а еще на протяжении всей старшей школы прогоняли нас через сложные тесты. Все это служило подготовкой к колледжу. Двенадцать лучших и самых умных учеников состязались за две полные стипендии в колледж. Десятерым, которые останутся без высшей награды, полагалась только скромная стипендия на учебу в профессиональном училище и помощь при поиске работы. Я не могла себе позволить оказаться в десятке проигравших, жить и дальше в нищете вместе с Инес, выпрашивать деньги у Пышки, служить добычей Липу. Это был мой единственный шанс. Не могло быть и речи о том, чтобы не получить стипендию.

Наконец мимо прошествовали последние участники программы, не замечая меня, будто я невидимка. Но я, слушая их шаги, удалявшиеся по коридору, прекрасно представляла себе, что они думают: «Почему она вечно опаздывает? Нечего бояться, что стипендия достанется ей. Безалаберная. Глупая. Она мне не угроза».

– Мисс Пирсолл, – строго позвала учительница. Она увидела меня через стеклянную дверь.

Я перекинула сумку через плечо и зашла в класс. Миссис Томас тем временем принялась стирать надписи с доски. Жалюзи она не опускала из-за разнообразных гардений, папоротников и сансевьерий, которыми заставила подоконники. На улице бибикнула машина, в ответ ей залаяла сначала одна собака, потом другая. В классе пахло чаем с медом и ванильной свечой – она горела там всегда.

Миссис Томас закрыла за мной дверь, потом села за свой длинный деревянный стол. Ее темные волосы были убраны со лба и подняты наверх с шеи. На миссис Томас была нитка жемчуга с золотой застежкой, а в ушах такие же изящные жемчужные сережки. Миссис Томас была самая приличная и чинная негритянка, какую я только встречала, и разочарование, которое она излучала, делало мне больно, словно дырка в зубе.

– Мисс Пирсолл, вы понимаете, что на Восточном побережье множество негритянских школьников мечтали бы оказаться на вашем месте? – спросила она, жестом велев мне сесть.

– Да, мэм.

– Так в чем дело? Я вас предупреждала на прошлой неделе.

– Я помню, но…

– Никаких «но». – Она наклонилась ко мне, и ее голос словно вбивал в меня гвозди. – У нас не бывает вторых шансов. Если ты хочешь вырваться из тех обстоятельств, в которых живешь, нужно работать на полную.

Правое колено у меня задрожало, я прикусила нижнюю губу.

– Без сосредоточенности и полной самоотдачи никакой потенциал не принесет плодов.

– Да, мэм.

Она откинулась на спинку стула и переложила с места на место лежавшие перед ней бумаги.

– На следующей неделе вместо поездки в больницу Ханеман ты останешься здесь и отработаешь то, что пропустила.

– Нет, пожалуйста, не надо! Я все дома сделаю!

– Извини, Руби, но я не могу тебя допустить к поездке. Это будет выглядеть так, будто я оказываю тебе предпочтение перед теми учащимися, которые каждую неделю приходят вовремя. А теперь иди домой и подумай, действительно ли ты хочешь в колледж.

– Хочу, мэм. Больше всего на свете.

– Тогда приходи на занятия и работай так, будто от этого зависит твоя жизнь. Все, свободна. – Она встала, скрежеща ножками стула по полу, и указала мне на дверь.

Я вышла из класса с камнем на сердце. Эта поездка планировалась уже много недель. Наш класс должен был ходить с медиками на обходы. У меня был шанс познакомиться с настоящими врачами, а я все испортила.

Я захлопнула за собой дверь школы, но все еще ощущала, как шершавые пальцы Липа сжимают мою грудь. Я зашагала по Ломбард-стрит быстрее, словно пыталась сбежать от призрака. Сколько я ни сглатывала после того поцелуя, все равно его вкус оставался у меня во рту. Дойдя до светофора на углу Броуд-стрит, я откашлялась и сплюнула на тротуар, не тревожась о том, что веду себя неженственно и меня кто‐то может увидеть. Такую гадость вытерпела, и все зазря.

Я шагала на север по Броуд-стрит, пока в голове у меня не прояснилось. Идти обратно к Инес не было смысла – она наверняка все еще в бешенстве, плюс там наверняка будет Лип. Ни его, ни ее мне видеть не хотелось, а еще меньше хотелось слышать скрип кровати и стоны, когда Инес будет давать ему сладенького. Я села на трамвай, потом пересела на автобус и доехала до 29‐й улицы. Пока я шла к Даймонд-стрит, волосы мне слегка встрепал ветер, и я пригладила челку, чтобы она не топорщилась.

Дом моей тети Мари был третий от угла, рядом с магазином красок. У передней двери я оглянулась через плечо, как она меня учила, потом вытащила ключ, висевший на нитке бус у меня на шее. Я поднялась на три длинных пролета до ее квартиры, дважды постучала, чтобы предупредить о своем приходе, и только потом повернула ключ в замке.

От старой печки, горевшей посреди комнаты, пахло сыростью, и ароматическая смесь с корицей, гревшаяся на медленном огне на плите, не до конца скрывала этот запах. Тетя посмотрела на меня и жестом велела входить. Она сидела на провалившейся тахте, одетая в цветастый халат, и прижимала плечом к уху телефонную трубку. В руках у нее были ручка и блокнот.

– 644, 828 и 757. И никаких штучек на этой неделе, Джо, иначе ты об этом пожалеешь.

Тетя положила трубку и улыбнулась, продемонстрировав щербину между передними зубами. Инес она приходилась старшей сестрой, хотя между ними не было ничего общего.

– Твоя мать привезла твои шмотки.

– И что сказала? – поинтересовалась я, грызя ноготь. У стены я заметила три пакета, доверху набитых свитерами и шортами. Там были вещи, которые я много лет не носила. Похоже, Инес просто стряхнула в пакеты все, что у меня было, неважно, какого размера и на какой сезон.

– Что ты возомнила себя взрослой штучкой.

Тетя Мари провела рукой по коротким седеющим волосам и спросила меня, что случилось. Я расшнуровала туфли и рассказала, как мне нужны были деньги на дорогу для занятий и как Лип их мне предложил.

– За поцелуй? – Она присвистнула. – Он взрослый мужик – больше он ничего не сделал?

Я быстро кивнула, не упомянув про то, как он терся об меня своей штукой. Тете Мари случалось решать проблемы с помощью двадцать второго калибра, который она держала под кушеткой, и я не хотела ее лишний раз тревожить.

– Ну и хрень. А Инес еще что‐то там рассуждает, что нашла наконец хорошего мужчину. Чего хорошего в мужчине, который заглядывается на девчонку неполных пятнадцати лет? – Она рывком встала и раскрыла мне свои объятия.

Тетя Мари была полная, высокая и мощная, как дерево, и я утонула в ее колышущихся объятиях.

– Живи у меня сколько понадобится, ладно?

– Спасибо. – От облегчения я еще глубже зарылась в ее объятия.

– Все будет в порядке. – Она взяла меня за подбородок. – Ты ела?

– Немножко. Тост на завтрак.

Тетя Мари направилась в спальню, которая находилась в глубине квартиры.

– В холодильнике тунец есть. Ешь сколько хочешь.

Чтобы попасть из гостиной в то, что у тети считалось кухней, мне потребовалось два шага – на самом деле все это была одна большая комната. Я достала из холодильника тарелку, на которой лежала смесь из тунца с луком и крутыми яйцами, нарезанными кубиками, и сделала себе два бутерброда с белым хлебом. Откусив большой кусок, я унесла остальное к тете в спальню. Тетя опустила иголку проигрывателя на пластинку, и запела Дайна Уошингтон. Тетя уселась за туалетный столик, а я на край ее кровати. Она заговорила, глядя на меня в зеркало:

– Сегодня выступаю в «У Кики». Обещала прийти пораньше и помочь все подготовить. Ты не против побыть одна?