Чтобы разобраться во всем этом, Алька все время задавал вопросы то маме, то Рите, ему, конечно, объясняли, но зрители впереди начали жаловаться, что им мешают смотреть фильм, и шикали на них. Мама уговаривала Альку помолчать, а когда кто-то сказал, что таких маленьких детей вообще нельзя водить в кино, Алька благоразумно замолчал, глядя на экран, и к концу начал уже сам разбираться, что происходит на экране: немцы гонялись за «нашими» и стреляли в них, «наши» стреляли в немцев, но не могли победить. Потом наши бойцы ворвались к немцам на танках и освободили «нашего брата», а «не наш» брат был застрелен самими немцами, когда хотел с ними убежать.

Справедливость, таким образом, восторжествовала, чем Алька был очень доволен, но поведение героев фильма и людей в кино возбудило в нем столько вопросов, что, когда его вели обратно домой (взяв за руки, мама слева, а дядя Гриша справа), он только и делал, что задавал эти вопросы направо и налево, пока не разобрался с сюжетом полностью. Но главное, что он понял из объяснений, было то, что взрослые, оказывается, вовсе не такие простые и очень разные не только внешне, но и в своем поведении, и война вовсе не такая простая штука, как ему представлялось раньше.

Из рассказов о войне дяди Пети (одноногого инвалида с крыльца, который уже был хорошо знаком Альке) получалось, что война – нечто грандиозное и такое далекое, что не стоило даже мечтать о том, чтобы когда-нибудь на ней побывать, а немцы – это нечто среднее между человеком, медведем и танком.

– А он на меня лезет – огромный, гад!.. Волосья коричневые из рожи торчат!.. Эх, думаю, где наша не пропадала?.. Как саданул его прикладом по пасти, он так гусеницы и распустил. Лежит, клыки наружу торчат, – рассказывал дядя Петя, покуривая на крыльце. – А то раз как начал в нас снарядами садить, а потом как покатит, как покатит, аж земля дрожит. Тут уж не об чем думать было, кто куда! Только и успевай головой в землю зарываться…

Алька тогда представил себе, как дядя Петя зарывается в землю, и подумал, что он, видимо, до конца зарыться не успел: одна нога осталась снаружи, и поэтому немец ее оторвал.

Но теперь оказалось, что немцы – это тоже люди, похожие на остальных, хотя и несколько странные, со звериными манерами, а война – это что-то вроде нескончаемой огромной драки между нами и немцами с применением танков и самолетов, поэтому и говорят, что она идет и идет, но никуда не приходит.

Потрясло Альку еще и то, что, оказывается, взрослые бывают такими плохими. Конечно, Алька уже знал, что не все взрослые одинаковые, потому что одни взрослые ему нравились, а другие не очень, но все же все взрослые сливались для него в некую малопонятную, но единую касту, которую надо было обязательно слушаться и подчиняться ей: «Слушайся старших», «Делай, что говорят взрослые». А теперь оказалось, что взрослые, как и дети, не просто разные внешне, а еще способны совершать поступки, совершенно не оправданные с точки зрения его морали, и даже гораздо худшие, чем совершали дети. Почему один брат пошел к немцам, хотя они враги, став предателем, и почему он выдал немцам своего брата, ведь это был его брат? Объяснения «плохой – хороший, добрый – злой», конечно, что-то давали, но возбуждали много других вопросов, и в первую очередь, почему одни хорошие, а другие плохие и как различить, кто перед тобой – плохой или хороший. Почему, например, тот дядя впереди сказал, что не будет прятать голову в карман из-за того, что она кому-то мешает, ведь и так всем понятно, что сделать это невозможно, и никто его об этом не просил?

Однажды в коридоре, когда детвора каталась на его велосипеде, рядом с Алькой остановился тот малознакомый мужчина из их барака, который когда-то просил его пробежаться, и, покачиваясь, глядя на Альку сверху вниз, сказал:

– Алька!.. А ты вырос!.. А где же твой отец?..

То, что Алька вырос, услышать было приятно, но почему этот мужчина покачивался и какая связь существовала между Алькиным ростом и местонахождением отца, было загадкой.

Алька остановился, с недоумением глядя на мужчину снизу вверх своими круглыми глазами, но мужчина тоже молчал, в упор глядя на Альку, потом хмыкнул и так же серьезно спросил:

– Ну ладно… А где же твой велосипед?

Связи между отцом и велосипедом Алька тоже не усмотрел, но сам вопрос был довольно простым: на велосипеде как раз катался Вовка-Свистун, сын тети Дуси, которая жила напротив их комнаты, тот, что умел свистеть лучше всех в бараке, был на голову выше Альки и вообще относился к Альке несколько свысока, снисходя к нему только потому, что у того был велосипед.

Алька решительно указал пальцем в конец коридора:

– Вон лесипед.

– Не лесипед, а велосипед, – возразил мужчина, нетвердо держась на ногах, – скажи: «Велосипед».

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.