Я кивнул и улыбнулся. А что я должен был сказать? Что тоже не возражаю? Я и не возражал. Могу дать честное слово, мне было глубоко наплевать.

Однако, сказав «никто», Р.Л. несколько преувеличил. Кое-кто все-таки возражал.

Час спустя Присцилла выскочила из кабинета и обнаружила осиротевший стол вместо Джолин. Она попыталась скрыть раздражение. Понятное дело, если весь день носишься как угорелая и вопишь, то энергия рано или поздно иссякнет. Кроме того, возможно, Присс также забеспокоилась за сохранность своей двери.

– Ах да, – вздохнула она, не слишком убедительно изобразив улыбку. – Сегодня же среда.

Присс пошуршала бумагами, которые держала в руках, – она явно намеревалась отдать их Джолин.

– Какой-то странный день для сокращенного рабочего дня, – небрежно заметил я. – Среда – не самый распространенный выходной, не правда ли?

Меня все это ничуть не волновало, просто хотелось поддержать разговор, но Присцилла посмотрела на меня так, словно я предлагал отменить Рождество.

– По средам Р.Л. всегда уходит раньше. – От голоса Присс могла бы замерзнуть кружка с пивом. – Все равно к этому часу у меня для Джолин уже нет работы.

«А что это за бумажки у тебя в руках, дорогая?» – так и подмывало меня спросить, но я благоразумно промолчал.

Присс невозмутимо посмотрела на меня и неожиданно объявила:

– Знаешь, мне надо в туалет. Ты ведь не собираешься притаиться в соседней кабинке?

Пока Присс отсутствовала, я по телефону Джолин позвонил Мельбе на тот случай, если земля вдруг перевернулась и она действительно нашла документы Рипа.

– Нет, я их не нашла. – Тон Мельбы ясно давал понять, что с моей стороны было глупо об этом спрашивать.

Я же не мог не спросить себя, а искала ли она их вообще. Мельба не привыкла работать без присмотра. Хотя, если подумать, она вообще не привыкла работать. Наверное, Мельба услышала мое учащенное дыхание, поскольку поспешила сменить тему:

– Зато я приняла для вас сообщение.

Она сказала это так, словно только что вернулась из каменоломни, где целый день махала киркой.

– Правда? – Я попытался убрать сомнение из своего голоса.

– Вам звонила какая-то женщина!

– Какая-то женщина?

Ощущение было такое, словно я только что хватил того самого острого перца, которым пару часов назад поперхнулась Присцилла. Поскольку у Мельбы все сообщения на один лад. Какая-то женщина. Какой-то мужчина. Тот парень. Иногда хочется, чтобы она вообще ничего мне не говорила.

– Да. Какая-то женщина, жутко расстроенная. Я стиснул зубы.

– Мельба, а имени ее вы не узнали?

– Не-а. Я решила, раз она расстроена, то обязательно перезвонит.

Ну разве поспоришь с такой логикой?

Вскоре вернулась Присцилла, и я снова обосновался на своем стуле с садистскими наклонностями. Меня грызло чувство вины за то, что я желаю смерти матери пятерых детей. В последнее время мне все чаще хотелось убить Мельбу.

Когда час спустя Присс отворила дверь вновь, при ней был портфель и дамская сумочка.

– Пожалуй, на сегодня хватит! Ты же не собираешься ко мне домой?

Боже всемогущий! Неужели все снова?! Я набрал побольше воздуха в легкие.

– Полагаю, твой отец желает, чтобы я сопровождал тебя везде, где бы ты ни находилась.

Так обычно телохранители и работают. Не столь уж сложная для понимания система.

Однако Присс, похоже, не желала ее понимать.

– Это уж слишком! Это переходит все границы. Это просто невозможно!

– Послушай, Присс, я знаю, ты расстроена, что твой отец поручил Р.Л. руководить компанией, но…

– Слушай, ты! – заорала она, ткнув мне пальцем прямо в лицо. – Да ты понятия не имеешь, что я испытываю! Понял? И теперь я тебе говорю – ты уволен! Не нужен мне телохранитель. И никогда не был нужен! Не хочу, чтобы ты следовал за мной по пятам, словно полоумный щенок!

Постойте-ка. Она преподнесла это так, словно я следую за ней по пятам по собственному желанию, как будто потерял от нее голову. Как же. Меня всегда безумно привлекал звук хлопающей двери. Она что, шутит? Я не смог сдержаться. Прежде чем я спохватился, уже мой палец тыкал ей в лицо.

– Послушай, милая Присс, ты не можешь меня уволить! Меня нанял Джейкоб, и только он может меня уволить!

Несколько секунд рот у Присс открывался и закрывался, словно у рыбы, выброшенной на сушу. Затем, к сожалению, к ней вернулся звук.

– Да? Что ж, посмотрим!

Она ринулась к кабинету Джейкоба, но на этот раз врасплох меня не застала. Я сорвался с места и прыжками помчался следом. Я даже обогнал ее!

Инес по-прежнему сидела за столом и увлеченно читала «Справочник секретаря». Когда мы ворвались в приемную, голова ее дернулась. Присцилла, не сбавляя темпа, проскочила мимо секретарши, пинком распахнула дверь и затормозила. Я вильнул влево, чтобы не врезаться в нее, и едва устоял на ногах.

– О боже…

Больше Присс не сказала ничего. Лишь короткое и мрачное «О боже…»

Я разъяренно уставился на нее:

– Какого черта ты…

Глаза Присциллы расширились. Я проследил за ее взглядом, и во рту у меня пересохло.

Там был Джейкоб.

Старик сидел, накренившись в кресле, руки его безвольно висели. На груди расплылось темно-красное пятно. А посредине пятна торчала деревянная рукоятка.

Должен признаться, не сталкиваясь последние одиннадцать месяцев с убийствами, я, видимо, немного отвык от вида людей в том состоянии, в каком теперь пребывал Джейкоб. Дыхание мое участилось, и несколько томительных мгновений я не слышал ничего, кроме стука своего сердца, которое колотилось в ушах подобно волнам, разбивающимся о скалы. Мне даже начало казаться, что оставшуюся жизнь я так и проторчу на месте, таращась на темно-красное пятно, расплывавшееся на рубашке Джейкоба.

Джейкоб тоже таращился. В каком-то смысле. Голова его свесилась набок, а широко распахнутые глаза внимательно изучали потолок. Немигающим взглядом.

Наконец я вышел из столбняка, бросился к неподвижному телу и пощупал пульс. Но и так было ясно, что ничего тут уже не изменишь. Бифштексы в моем холодильнике теплее, чем был Джейкоб.

Бедняга. Джейкоб определенно не выиграл бы конкурс на звание Мистер Любезность, но такого обращения с собой он не заслуживал. Никто такого не заслуживал.

Теперь я видел, что, помимо красного пятна на груди, у Джейкоба что-то не так еще и с головой. Если уж быть до конца точным, правая сторона походила на развороченную котлету. Не понадобилось много времени, чтобы установить, откуда взялась эта рана, – на полу позади стула валялась бронзовая статуэтка куриной Моны Лизы, которой Джейкоб размахивал сегодня утром. Полуоткрытый клюв был заляпан красным. Видимо, Джейкоба не только зарезали, ему еще и врезали его собственной курицей.

Я мрачно смотрел на старика. Убийца Джейкоба постарался сделать все, чтобы у того не было никакого шанса выжить.

За моей спиной раздался дрожащий голос Присс:

– Он… он…

Прежде чем ответить, я шагнул к ней. Если она разразится рыданиями или упадет в обморок, мой долг поддержать ее и утешить.

– Боюсь, что так, – вздохнул я и изготовился, чтобы в случае необходимости действовать быстро.

Как оказалось, от меня требовалось не совсем это. Рыдания и обмороки в списке возможных проявлений чувств у Присс не значились. Свои чувства она проявила тем, что посмотрела на меня твердым, бесстрастным взглядом, потом шагнула вперед и вгляделась в лицо Джейкоба. В глазах не было ни слезинки.

– Ты уверен?

Похоже, она все-таки потрясена. Я, конечно, не судмедэксперт, но если Джейкоб жив, то ему следует вручить «Оскара» как актеру года.

– Уверен.

– О боже…

Видимо, у Присс это универсальная фраза, которая годится на все случаи жизни, например на случай обнаружения бездыханного тела собственного папаши.

Я продолжал пялиться на нее. Люди после сеанса «Унесенных ветром» и то выглядят более расстроенными. А ведь это всего лишь кино.