Страницу и огонь, зерно и жернова,

секиры острие и усечённый волос —

Бог сохраняет всё; особенно – слова

прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьётся рваный пульс, в них слышен костный хруст,

и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,

затем что жизнь – одна, они из смертных уст

звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря

за то, что их нашла, – тебе и части тленной,

что спит в родной земле, тебе благодаря

обретшей речи дар в глухонемой вселенной.

Друзья мои, ко мне на этот раз.

Вот улица с осенними дворцами,

но не асфальт, покрытая торцами,

друзья мои, вот улица для вас.

Здесь бедные любовники, легки,

под вечер в парикмахерских толпятся,

и сигареты белые дымятся,

и белые дрожат воротники.

Вот книжный магазин, но небогат

любовью, путешествием, стихами,

и на балконах звякают стаканы,

и занавеси тихо шелестят.

Я обращаюсь в слух, я обращаюсь в слух,

вот возгласы и платьев шум нарядный,

как эти звуки родины приятны

и коротко желание услуг.

Всё жизнь не та, всё, кажется, на сердце

лежит иной, несовременный груз,

и всё волнует маленькую грудь

в малиновой рубашке фарисейства.

Зачем же так. Стихи мои – добрей.

Скорей от этой ругани подстрочной.

Вот фонари, под вывеской молочной

коричневые крылышки дверей.

Вот улица, вот улица, не редкость —

одним концом в коричневую мглу,

и рядом детство плачет на углу,

а мимо всё проносится троллейбус.

Когда-нибудь, со временем, пойму,

что тоньше, поучительнее даже,

что проще и значительней пейзажа

не скажет время сердцу моему.

Но до сих пор обильностью врагов

меня портрет всё более заботит.

И вот теперь по улице проходит

шагами быстрыми любовь.

Не мне спешить, не мне бежать вослед

и на дорогу сталкивать другого,

и жить не так. Но возглас ранних лет

опять летит. – Простите, ради Бога.

Постойте же. Вдали Литейный мост.

Вы сами видите – он крыльями разводит.

Постойте же. Ко мне приходит гость,

из будущего времени приходит.

Теперь покурим белых сигарет,

друзья мои, и пиджаки наденем,

и комнату на семь частей поделим,

и каждому достанется портрет.

Да, каждому портрет. Друзья, уместно ль

заметить вам, вы знаете, друзья,

приятеля теперь имею я…

Вот комната моя. Из переездов

всегда сюда. Родители, семья,

а дым отечественный запах не меняет.

…Приятель чем-то вас напоминает…

Друзья мои, вот комната моя.

Здесь родина. Здесь – будто без прикрас,

здесь – прошлым днём и нынешним театром,

но завтрашний мой день не здесь. О, завтра,

друзья мои, вот комната для вас.

Вот комната любви, диван, балкон,

и вот мой стол – вот комната искусства.

А по торцам грузовики трясутся

вдоль вывесок и розовых погон

пехотного училища. Приятель

идёт ко мне по улице моей.

Вот комната, не знавшая детей,

вот комната родительских кроватей.

А что о ней сказать? Не чувствую её,

не чувствую, могу лишь перечислить.

Вы знаете… Ах нет… Здесь очень чисто,

всё это мать, старания её.

Вы знаете, ко мне… Ах, не о том,

о комнате с приятелем, с которым…

А вот отец, когда он был майором,

фотографом он сделался потом.

Друзья мои, вот улица и дверь

в мой красный дом, вот шорох листьев мелких

на площади, где дерево и церковь

для тех, кто верит Господу теперь.

Друзья мои, вы знаете, дела,

друзья мои, вы ставите стаканы,

друзья мои, вы знаете – пора,

друзья мои с недолгими стихами.

Друзья мои, вы знаете, как странно…

Друзья мои, ваш путь обратно прост.

Друзья мои, вот гасятся рекламы.

Вы знаете, ко мне приходит гость.

По улице, по улице, свистя,

заглядывая в маленькие окна,

и уличные голуби летят

и клювами колотятся о стёкла.

Как шёпоты, как шелесты грехов,

как занавес, как штора, одинаков,

как посвист ножниц, музыка шагов,

и улица, как белая бумага.

То Гаммельн или снова Петербург,

чтоб адресом опять не ошибиться

и за углом почувствовать испуг,

но за углом висит самоубийца.

Ко мне приходит гость, ко мне приходит гость.

Гость лестницы единственной на свете,

гость совершённых дел и маленьких знакомств,

гость юности и злобного бессмертья.

Гость белой нищеты и белых сигарет,

Гость юмора и шуток непоместных.

Гость неотложных горестных карет,

вечерних и полуночных арестов.

Гость озера обид – сих маленьких морей.

Единый гость и цели и движенья.

Гость памяти моей, поэзии моей,

великий Гость побед и униженья.

Будь гостем, Гость. Я созову друзей

(пускай они возвеселятся тоже), —

весёлых победительных гостей

и на Тебя до ужаса похожих.

Вот вам приятель – Гость. Вот вам приятель – ложь.

Всё та же пара рук. Всё та же пара глаз.

Не завсегдатай – Гость, но так на вас похож,

и только имя у него – Отказ.

Смотрите на него. Разводятся мосты,

ракеты, киноленты, переломы…

Любите же его. Он – менее, чем стих,

но – более, чем проповеди злобы.

Любите же его. Чем станет человек,

когда его столетие возвысит,

когда его возьмёт двадцатый век —

век маленькой стрельбы и страшных мыслей?

Любите же его. Он напрягает мозг

и новым взглядом комнату обводит…

…Прощай, мой гость. К тебе приходит Гость.

Приходит Гость. Гость Времени приходит.