Анри стал убегать на улицу и подолгу не возвращался. В те дни Эмма отдала ему свой медальон c целебным бальзамом. Она хотела как-то защитить сына, когда он не рядом. «Если что-то случится, он хотя бы сможет сразу приложить лекарство», – думала Эмма, но это слабо успокаивало.

Между тем Анри все меньше хотел бывать дома, где его ждала бедная обстановка и строгие правила, которые якобы пристали хорошему мальчику.

Он очень хотел прибиться к одной семье, где было много детей, добрая и мягкая мать, а отец весельчак и балагур. Женщина иногда тайком подкармливала Анри, но в дом не приглашала. А дети так прямо и сказали: «Не крутись тут! Твоя мать родила тебя неизвестно от кого. И сама явилась неизвестно откуда. Еще не хватало, чтобы ты ходил в наш дом и бросал тень на честных людей. Так говорит наш папа. А мама говорит, что он прав. И что ты – позорище». Маленькому Анри было горько, что его не принимают люди, к которым он искренне тянулся, с которыми хотел быть рядом. Он не делал ничего плохого. Почему? Ответа не было…

Однажды в городок приехала шумная ватага бродячих жонглеров. Все соседи ходили смотреть, как они играют, читают кансоны, шутят и показывают акробатические прыжки. И только Эмма не пошла на представление. У нее было много работы. Она видела, как Анри страдает от бедности и тянется к зажиточным, но невежественным и грубым соседям. Она старалась изо всех сил дать Анри достойную жизнь.

Эмма работала, а больше никому не было дела до Анри, поэтому никто не заметил, что за жонглерами, которые уехали по дороге на юг, в Столицу, увязался мальчишка. Сами бродячие артисты тоже не заметили худенького Анри, который забился в угол повозки и накрылся соломой. Сам не зная того, мальчик поступил, точь-в-точь как когда-то его мать, бежавшая из монастыря ради его спасения.

Отъехав подальше от городка, ватага остановилась на ночлег. Молодые музыканты развели костер. Их мать достала лепешки, которые были куплены в городе перед отъездом. Отец распряг и пустил пастись лошадь.

– Что думаете? Как будто новые песни публика принимает лучше? – обратился он к сыновьям.

– Пожалуй, – басом отозвался меланхоличный старший сын.

– Да просто чудо, как хорошо принимают! Это же гениальная музыка! – Младший вскочил, поднес к губам флейту и стал наигрывать. Старший поддержал его на виоле.

– Да скажешь тоже… гениальная… Обычная музыка, – засмущался отец.

Анри счел момент подходящим и вышел из своего укрытия к костру, по пути потирая глаза и доставая соломины из темных взлохмаченных кудрей.

– Ты… Ты что это?.. Откуда?.. – старик пытался подобрать слова.

– Гляди-ка, матушка. У тебя еще один нахлебник нарисовался. Эдакий розовощекий купидончик! – Насмешник сыграл руладу на флейте.

Все засмеялись. А мать сложила руки в жесте отчаяния. Ей жалко было мальчишку, но кормить еще одного человека на их скромный заработок… Все четверо ждали объяснений. Анри молчал.

Наконец женщина отломила кусок от своей лепешки и протянула мальчику:

– На-ка вот. Поешь. И переночуешь с нами, так и быть.

– Только завтра, чтобы я тебя здесь не видел! – подхватил отец семейства.

– Разрешите… мне с Вами остаться, – выдавил из себя Анри и поперхнулся, потому что в горле у него пересохло.

– А зачем ты нам? Что ты умеешь?

– Я… Я умею играть на лире… – неуверенно сказал Анри.

– Ха! На лире! На лире я и сам бы играл! – снова рассмеялся парень с флейтой и выдал пассаж. – Нет у нас лиры! Но мы и так справляемся. Без сопливых.

– Пожалуй, – старший брат поддержал младшего.

После простого ужина все стали укладываться спать. Мать подозвала Анри и выдала ему охапку соломы, указав место, где можно устроиться. Вскоре костер догорел, все уже спали. И только Анри ворочался, вытаскивая из-под бока то одну колющую соломину, то другую. Глядя на звезды, он мечтал, как станет артистом. Никто не будет его дразнить и упрекать. Ему будут лишь аплодировать и удивляться ловкости и мастерству. Так думал беглец, в очередной раз уминая свою колючую с непривычки постель. Он уснул уже под утро.

На рассвете весельчак-флейтист выдал заспанному Анри кожаное ведро:

– Давай, сгоняй за водой. Хоть какая-то польза от тебя будет. Вот по этой тропинке. Видишь там колодец? Давай. – Парень хлопнул Анри по плечу и тот радостно помчался, размахивая по пути ведром.

«От меня будет польза! Я останусь с ними! Мы будем ездить по городам, я научусь играть на виоле! Я буду сочинять музыку! Очень хорошую музыку! Мы станем зарабатывать много денег! Я буду любить добрую матушку! И своих новых братьев! Они такие замечательные!»

Когда Анри с полным ведром повернулся к дороге, он увидел, что повозка жонглеров укатилась, оставив после себя почти уже осевшее облако пыли.

Наверное, мальчик смог бы догнать их, если бы бросил ведро и быстро побежал вслед. Но он стоял на месте, глядя то на ведро, то на дорогу перед собой.

Анри почувствовал себя преданным. Первый раз в жизни. И поскольку он был сыном Великого короля и настоящим принцем, хоть и не знал об этом, Анри испытал не желание бежать за повозкой бродячих артистов, умоляя не бросать его. Он испытал гнев. И ненависть. Но еще он был восьмилетним ребенком. Поэтом он испытал растерянность. Он так и стоял с полным ведром воды в руке, совсем один, озираясь по сторонам.

– Э, пацан! – Анри оглянулся и увидел двух мальчишек чуть старше себя.

Король Эдмунд, несмотря на то что у него не было жены и детей, ни на секунду не сомневался, что предсказание Книги Сивилл было сделано для него. Ведь это в его библиотеке хранилась книга пророчеств.

«Одному из детей короля суждено преодолеть самое сложное – то, что предопределено. Он должен быть готов», – так написано в Книге Сивилл. Уж я позабочусь, чтобы мой сын был готов выйти победителем из этой схватки!» – рассуждал Эдмунд и начал самым последовательным образом двигаться к цели.

Первым шагом был выбор невесты. Юный, порывистый король в деле женитьбы вдруг стал очень рассудительным. Сначала он с сенешалем составил список всех благородных невест, о которых было известно. Потом Эдмунд вычеркнул несколько кандидатур.

Так, он не захотел родниться с королем, потерпевшим крупную неудачу в битве, попавшим в плен и только недавно вернувшимся в свои владения.

Еще один король этой весной собственноручно вспахал поле в окрестностях своего замка. После двух лет неурожая и болезней в селении не осталось ни одного крестьянина, имеющего силы это сделать. И тогда король нарушил вековые обычаи. Эдмунд не хотел иметь дело с человеком, который работает руками, как простолюдин.

И еще четверых он вычеркнул, потому что у них были неблагозвучные, на его взгляд, имена и титулы. Все-таки живой нрав Эдмунда давал о себе знать, даже когда король пытался подходить к делу хладнокровно и практично.

К оставшимся в списке королевским и княжеским дворам были отправлены посольства с заданием собрать сведения о характере, уме, образовании юных дам, привезти их портреты.

Некоторые дворы не пожелали сближаться с Эдмундом. Все же он был не самым могущественным государем. Отказы стали неожиданным ударом для молодого короля, который не брал в расчет такое развитие событий. Он сказался больным и некоторое время провел в комнате с затемненными окнами. Впрочем, Эдмунд довольно быстро решил, что эти недостойные правители просто глупы и сами не понимают, чего хотят.

Три королевских двора согласились рассматривать Эдмунда в качестве жениха. Они приняли послов и предоставили им описания невест. Каждая из девиц характеризовалась с наилучшей стороны в превосходных степенях.

В итоге Эдмунд получил три портрета, как будто написанных с одной и той же девушки, и три превосходных описания ее же. Некоторое время поколебавшись, он выбрал принцессу из королевства, что лежит за морем. То ли заморский художник был искуснее, то ли так пал жребий.