Заготовку кормов и уборку зерновых я проводил уже уверенно. После опыта со всевозможными официальными отчётами уже со знанием дела участвовал в составлении производственно – финансового плана по растениеводству. За зиму завез необходимые удобрения, семена высоких репродукций зерновых культур, кормового люпина, урожай которого на наших бедных землях в разы перекрывал настойчиво внедряемые посевы кукурузы.
Пользуясь межсезонной передышкой, я регулярно собирал механизаторов со всех отделений на агроучёбу, сочетая с анализом ошибок предыдущего сезона. Сначала это ими воспринималась как чудачество, а потом все втянулись в учебный процесс. А в завершение был принят план весеннего сева после бурного и заинтересованного обсуждения.
И как я сожалел, что самому не удалось осуществить этот план. У меня назревала свадьба. При определении места жительства семьи после долгих колебаний мы с женой решили ехать в посёлок Студенец, где и работала жена. Меня там ждала вакансия агронома – семеновода, а в моей деревне свободных учительских мест не было.
Совхоз «Свобода»
Совхоз «Свобода» относился к областному объединению «Скотопром». На первом этапе создания хозяйств этого объединения из бюджета государства выделялись большие деньги, на которые обустраивались центральные усадьбы с конторами, с производственной базой, с детскими садами. Большими темпами строили жильё. Поэтому сюда стекались семьи трактористов, животноводов, специалистов из отдалённых деревень. Совхозы должны были заниматься откормом телят и поросят, но практически большую долю прибыли они получали от закупки скота у населения и реализации его на мясокомбинат.
Нам выделили двухкомнатную квартиру в двухэтажном кирпичном доме с индивидуальным подъездом. Жена работала учительницей математики в местной школе третий год, да и мне в новом коллективе был кое-кто знаком. И я быстро адаптировался на новом месте.
Специфика производства предполагала, что основной задачей отрасли растениеводства должна быть создание прочной кормовой базы. Работа агронома при такой узкой специализации, да ещё и на вторых ролях, трудностей не представляла. Как более молодой часто ездил в командировки. Как и раньше, вёл подготовку семян зерновых и луговых трав. Мой начальник, главный агроном, была одинокой женщиной, безумно любящей своего единственного сына, прилюдно называла пятнадцатилетнего парня «мой сладенький», чем приводила сына в смущение. Сначала она ревностно относилась к моей «кипучей» деятельности, потом переложила на меня и свои обязанности, поняв, что я не собираюсь с ней конкурировать.
В совхозе «Свобода», в отличие от «Судимирского», была чётко отлажена организационная структура ещё при прежнем руководителе Некрылове, которого перевели завотделом растениеводства в областное управление сельского хозяйства. Основное влияние на производство распространяла главный зоотехник Гулина. Но на ежедневных планёрках решающее слово всегда было за главным бухгалтером Артуром Генкелем. Что касалось финансов и учёта – в этом он никому не передоверялся. Директор Николай Корнеевич Коломиец был в этой должности только второй год. Своё предыдущее место главного экономиста он оставил за Надеждой Ивановной Володиной – выпускницей нашего Костромского сельхозинститута. С ней мы были знакомы по первым годам учёбы. В общении Николай Корнеевич был сух и немногословен, чем раздражал собеседника. Вот начнёт он отчитывать тракториста:
– Ты почему не закончил сегодня обработку кукурузы?
– Бензовоз не подъехал с заправкой, полдня простоял, – отвечает тракторист.
– А почему? – нажимает директор.
– Я докладывал бригадиру.
– А почему? – не унимается грозный руководитель.
– Мне даже с поля пришлось ехать несколько километров, – оправдывается кукурузовод.
– А почему?!
И уходит тракторист, смахивая пот со лба, так и не поняв, что от него требовал директор.
Как-то лет через двадцать на курсах повышения квалификации мы поселились с Н.К. Коломийцем в одной комнате. Это был совсем другой человек: озабоченный семьянин, интересный собеседник, добросовестный слушатель курсов, усердно готовящийся к экзаменам. И куда подевалась начальственная спесь?
Однажды пришлось отстаивать перед директором свои интересы как специалиста. На откормочную площадку привезли клеверную массу, а под кормушкой полы сплошь усеяны дефицитными семенами трав с отведённых мной накануне семенных участков. Пришлось на планёрке убеждать и директора, и зоотехника, что они рубят сук, на котором сидят.
Здесь, в посёлке Студенец, родился сын Дима. Росли семейные расходы. Как-то школьный товарищ В.М. Панфилов пригласил меня в гости в Перемышльский район, где он к тому времени работал в одном из колхозов. Я попал как раз на отчётное собрание, на котором было всё интересно и необычно в моём понимании. Что-то я пытался по ходу собрания записывать в блокнот. Председатель колхоза обратил на это внимание. После собрания мы с ним познакомились, и он меня пригласил на должность агронома-луговода, входившую по стране в моду. Здесь были уже другие масштабы: полтысячи колхозников, пять тысяч гектаров земли, полтысячи гектаров заливных лугов в пойме Оки. Поголовье скота в колхозе по количеству мало отставало от поголовья всего Жиздринского района. Решение на переезд нам с женой далось нелегко. Но сборы были недолги…
Певкин бугор
Глава 2. Певкин бугор
Грусть расставания
Как-то по телевизору транслировался сериал о Паганини. Фоном звучала незамысловатая, но навсегда запоминающаяся мелодия. Нанизывая фразу за фразой, мелодия лилась непрерывным ручейком по долине жизни без конца и без начала. «Дорога без конца…». Примерно такое настроение, настроение грусти расставания и новых ожиданий вызывало путешествие, о котором я сейчас рассказываю.
Первого марта 1974 года мы катили по раскисшей в лучах весеннего солнца дороге из Жиздринского района в конечный пункт нашего прибытия – деревню Сильково Перемышльского района. Мы – это я, жена и сын, которому через десять дней исполнится годик. Разместились на двух бортовых «газонах» со всем своим домашним скарбом. Председатель колхоза Оконечников выделил для перевозки семьи обходительных молодых водителей колхоза имени Ленина Костю Трайнёнкова и Сашу Воеводского.
Тогда ещё прямая дорога Москва – Киев от Калуги до Брянска была недостроена, и наша трасса извивалась латинской буквой «S» от посёлка с красивым названием Студенец, который мы покидали навсегда, через Зикеево, Жиздру, Букань, Брынь, Сухиничи, Козельск, Перемышль до конечного пункта – деревни Сильково.
Грусть – тоску навевало расставание с мелькающими за окном машины знакомыми местами Жиздринского района, в котором за детство и юность исхожен, изъезжен каждый уголок. Позади центральная усадьба совхоза «Свобода». Слева остались карьеры трепельного завода с «Маргарином». Переехали железнодорожный переезд, и пару километров дорога идёт по Зикееву мимо вокзала, который много лет был промежуточной остановкой между родным Младенском и Жиздрой, мимо конторы отделения совхоза, средней школы, кладбища, откормочной площадки. Дальше тянутся до самой реки Жиздры поля с посевами озимых и многолетних трав. На этих полях приходилось не раз в период уборки задерживаться с комбайнерами чуть не до полночи.
За рекой – уже город Жиздра. Справа виден дом инвалидов, окружённый густым лесом, вдоль которого с началом зимы пробивалась лыжная трасса до кургана предполагаемого толстовского князя Серебряного. И мы, школьники Жиздринской средней школы №1, проводили здесь соревнования. По центральной улице Коммунистической выезжаем из города в сосновый лес. В этот лес мы с городскими ребятами ходили за грибами или просто беззаботно проводили там время, когда я бывал на школьных каникулах в гостях у тёти Дуси. Запомнилось обилие мясистых сочных грибов – козлецов. В этот лес я бегал влюблённым юношей, чтобы нарвать последних осенних цветов на букет для избранницы моего сердца.