– Дуреха, – расхохоталась Маша. – Конечно, ты нам приятна. Но иногда мужу с женой хочется остаться наедине, особенно по ночам. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Маша встала, Ю помогла надеть ей на спину рюкзак и тихонько сказала:

– Хорошо, я буду спать в лагере.

***

Станция Стромино была средних размеров. Кирпичные стены, выкрашенные толстым слоем белой краски, и синяя крыша из металлочерепицы. Справа, как и на станции Ерелино, был козырек, подпертый тремя кирпичными столбами. Под ними напротив друг друга стояли две длинные скамьи.

Станция отличалась от других высокой крышей и вполне себе приличных размеров чердаком. На котором спали выжившие бродяги. Сзади ставилась деревянная лестница, а на ночь смотритель ее убирал. Места на чердаке стояли на порядок дешевле, но и спать приходилось на полу, правда, имелся тонкий настил соломы.

Друзья добрались до места позже, чем думали. Останавливаться приходилось много. Под самый конец Борис Валентинович уходил вперед, оставлял там рюкзак и возвращался за грузом Марии.

Метров за триста до конечной точки Ю отделилась от отряда и пошла опушкой леса. Борис и Маша сели на скамью и поставили перед собой рюкзаки.

Никто не подходил. Двери убежища то и дело открывались, и в них заходили и выходили незнакомые люди. Причем люди эти никогда не бывали на станции Бякино. Борис очень беспокоился, что его узнают бродяги, и старался надвинуть козырек кепки на глаза.

Время шло, никто не обращался за грузом. Друзья уже начали переживать, они хотели вернуться дотемна, но, вероятно, придется ночевать в Стромино. Проблема в том, что никто ничего с собой не взял и платить за ночлег нечем.

Еще через полчаса на соседнюю лавку присела бабушка лет семидесяти и попыталась завязать шнурок на своем ботиночке. Бабка кряхтела, и вся покраснела от натуги. Борис встал, подошел к пенсионерке и, присев на корточки, помог завязать узел бантиком.

– Спасибо, внучок, – поблагодарила старушка дрожащим голосом. – Откуда путь держите? Что-то я вас раньше тут не видела.

– Дела у нас тут, бабуль, – отмахнулся Борис Валентинович. – Скоро уйдем.

– Ну раз дела, тогда «Нахнагель», внучок, – улыбнулась бабушка.

Борис от удивления открыл рот, попятился назад и, наткнувшись на скамейку, присел.

– «Нахфогель», – ответил мужчина и тихонько толкнул Машу в бок.

– Где мои правнуки? – нахмурила брови пожилая женщина. – Вы должны были привести их с собой.

– У нас только эти рюкзаки, – пульс Бориса участился, и вена на виске заметно пульсировала. – Открывай.

Друзья нервно расстегнули молнию и ужаснулись от увиденного. В больших черных рюкзаках лежали дети. Два мальчика лет десяти. Кожа их имела сине-фиолетовый оттенок, волосы повылезали, и губы наполовину оборваны.

От дневного света маленькие зомби начали шевелиться, шипеть и обнажать зубы.

Борис сидел в кустах и ждал, когда несколько зомби отойдут подальше. Выждав нужный момент, мужчина выскочил и, не оглядываясь, побежал за домом вдоль стен панельной пятиэтажки.

– «Следующий дом мой», – мысленно произнес Борис, держа в руках автомат. – «Еще немного, и я вам помогу».

Мужчина осмотрелся, никого возле подъезда не было. Борис быстро добрался до двери и проник внутрь. Поднявшись на свой этаж, снял с шеи тонкую веревочку, на которой висел ключ от квартиры. Вставил в замочную скважину и открыл замок.

Дома было всё как три года назад. Мебель, компьютерный стол, телевизор – всё как до этой чертовой эпидемии. Мужчина открыл дверцы верхнего ящика шифоньера и достал из него целлофановый пакет с цветными и черно-белыми фотографиями.

Борис лег на кровать, на которой когда-то спал с супругой, и, положив одну подушку на другую, принялся их рассматривать.

Тут он совсем еще ребенок, а на этой уже в школе, в старших классах. На этой в армии сидит на БТР, а эта сделана в ЗАГСе. Тут он дочку забирает из роддома, а здесь ведет ее за руку в первый класс. Одинокая слеза скатилась по щеке, глаз защипало, и мужчина вытер его рукавом.

Затем Борис покопался в других ящиках. Достал картонную коробочку, которая использовалась как домашняя аптечка, и высыпал всё содержимое в свой рюкзак.

Заглянул на кухню, забрал спички, сахар, чай и два больших ножа для мяса.

Зашел в комнату дочери и взял из ее письменного стола несколько школьных тетрадей с ее писаниной.

Упаковал в рюкзак свежие носки, майки, трусы и, посмотрев на себя в зеркало в прихожей, взял в руки плоский топорик с гвоздодером на конце, лежавший на кухне для рубки мяса. Вынул несколько гвоздей, заколоченных не до конца, снял автомат с предохранителя и открыл дверь.

Двое зомби, один повыше, другой пониже, стояли к мужчине спиной и не шевелились. Борис прицелился… В квартире прозвучало два одиноких выстрела, от которых наставник проснулся.

Борис Валентинович проснулся в холодном поту в своём кресле на станции Бякино. На лице его лежал один из читаемых им журналов. Опытный выживший сглотнул накопившуюся во рту слюну и вышел на перрон.

– Все в порядке? – подошел сзади Сережа.

– Напомни мне больше не спать после обеда, – тихо ответил Борис и, теребя в руках маленький ключ, висящий на веревке на его шее.

***

Борис Валентинович и Маша быстрыми движениями застегнули рюкзаки. Бабка сняла с плеча маленькую дамскую сумочку, открыла и достала револьвер.

– Вы убили моих мальчиков? – выдавила сквозь зубы старушка.

Лицо ее побледнело и скривилось, будто откусила половину лимона.

– Вы обещали вернуть их живыми, – продолжила бабушка, направляя оружие на мужчину.

– Тише-тише, без нервов, – Борис медленно достал свой ПМ. – Ты же понимаешь, что в руках у тебя травмат. А вот у меня настоящий. Столько бед сейчас можно натворить, лучше не стоит торопиться.

Бабка опустила револьвер, достала из сумочки носовой платок и, широко открыв рот и закатив глаза, громко в него чихнула. Оказалось, это был сигнал, и из-за станции с разных сторон вышли двое крепких мужчин с ружьями в руках.

– Никакого отношения к смерти твоих правнуков мы не имеем, – поспешил оправдаться Борис Валентинович. – Просто носильщики.

– Вы все пособники этого Сидоровича, – произнес один из стрелков и, уперев приклад ружья в свое плечо, прищурив левый глаз, прицелился в Бориса.