Едва различимое теплое мерцание, в выбитых окнах третьего этажа, сообщило Леониду, что этой ночью он будет не один. На что он рассчитывал? Когда он еще даже не открыл конверт, а только взял его в руки, то сразу почувствовал, что пустое здание, как и старательно забытый ритуал, ждут его.

Все усилия, все вершины, все возможности и даже то каким человеком Леонид теперь стал – всё меркло по сравнению с событиями пятилетней давности.

Скривив рот в приступе невнятного отвращения, Леонид ощутил нарастающую боль в ноге. Успокоив нервно колотящееся сердце долгим выдохом, Леонид стиснул ручку своего портфеля, и прихрамывая, на ранее сломанное колено, направился внутрь. Давно стоило покончить с этим.

Территория заброшенного здания, как и раньше, была огорожена забором. Кажется, за эти годы ничего и не изменилось, словно время не властно над этим местом. Двигаясь вдоль забора, Леонид уже начал думать о том, что проход, которым они пользовались еще детьми, заделали, как вдруг наткнулся на знакомый, оторванный, практически вырванный, кусок профлиста. Торчащие во все стороны загнутые края выглядели так, будто дикий зверь вырвался наружу. Леонид взглянул на дышащее оранжевым теплом окно третьего этажа. А может зверь никогда и не покидал свою обитель?

За забором встречает поросль, достающая до груди. Фонарик в телефоне тут же тухнет, но времени разбираться нет. Кажется, что поросль таит немало опасностей, поэтому торопясь и нервничая, Леонид выставляет вперед руку с портфелем и пробирается к мрачному зданию.

Раньше, когда они были еще детьми, они не знали, что это за здание. Родители говорили ни в коем случае не приближаться к нему и не пытаться попасть внутрь, но кто же в пятнадцать лет слушает родителей. Так и появился этот, закончившийся трагедией, ритуал.

Скрипящие, словно призраки, старые двери; хрустящие, как кости под ногами, разбитые окна; вековая пыль и плесень, заползающая в твои легкие; выцветшие потрескавшиеся стены, обнажающие свои кирпичные внутренности с цифрами и имена прошлых смельчаков – это здание будто специально создано для ритуала. Странно почему здесь нет извечных обитателей любой, самой темной бездны – омерзительных насекомых или червей. Леонид двинулся с вытянутыми пальцами вдоль стены едва не касаясь её, словно он мог одной только кожей читать надписи. Найдя свое имя, он вложил палец взрослого мужчины в выскобленное еще подростком слово на стене. Прямо под “Леня” значилось с таким трудом стертое из памяти, но отдающееся болью в колене “Артем”.

Леонид достал свой телефон. Несмотря на попытки оживить экран, он оставался глянцево черным куском стекла. На самом деле он ожидал чего-то в этом том духе.

Сейчас ему кажется, что сердце раньше никогда в жизни не билось с такой силой. Это какой-то вздор, ведь он бывал здесь раньше. И не раз. Он был подростком. И… никогда так не боялся.

Чего он, собственно, боится? В самом худшем случае здесь можно заработать столбняк или подцепить какой-нибудь вирус, который быстро задавят современные антибиотики. О, если бы это было возможно! Заразиться неизлечимой болезнью и умереть в муках через несколько лет. Да, он бы согласился на многое, лишь бы не проводить ритуал.

К удивлению Леонида, когда он поднялся на третий этаж и увидел теплый свет разведенного костра, на душе стало немного легче. Но спокойствие было недолгим, ведь нигде не было того, кто развел этот костер. Это ничего не значит. Скоро он вернется, а пока нужно занять свое место. Нужно приготовится.

Пройдя к металлической бочке с горящими внутри досками, Леонид остановился на краю тьмы. Внутри бочки лежал, облизываемый пламенем, белоснежный козлиный череп.

Леонид посмотрел под ноги. В первый раз, десять лет назад, подростки начертили пентаграмму мелом, в последний, она была нарисована баллончиком с черной краской, но сейчас, поверх кривых покрытым толстым слоем пыли линий, бежала тонкая извивающаяся струйка густой красной жидкости. Кто-то уже обновил рисунок.

Наклонившись, Леонид, протянув руку к линии на полу, и замер в нескольких миллиметрах от неё. Пока он размышлял стоит ли касаться тонкого красного ручейка, его рука устала (а может затряслась от понимания чем является эта жидкость) и палец, самым кончиком, нечаянно коснулся красной линии. Растерев маленькую каплю на пальцах, он поднес их к носу. Вместо запаха ацетона в нос проник запах ржавого железа.

Внезапно, кожа покрылась холодным потом, ведь Леонид ощутил чье-то присутствие: дыхание на своей шее и легкий толчок воздуха в ухо, сопровождаемый безобидным “Бу”, – заставил сердце уйти в пятки. Упав вперед, на ладони, Леонид одновременно оцепенел, не в силах пошевелиться, и в тот же миг задрожал от страха, словно его тело прошибло молнией в миллион вольт.

Худой человек в черном худи обошел Леонида и бросил охапку досок в костер.

– Живой?

Когда приступ страха прошел Леонид осознал глупость своего положения. Быстро поднявшись, он обнаружил, что его руки, как и колени, в красной жидкости.

– Мать твою! Это что кровь?

– Да.

Леонид с отвращением посмотрел по сторонам и решив, что самым чистым здесь были его испачканные брюки начал вытирать об них руки.

– Надеюсь не человеческая?

Человек в черном замер. Лишь рука поигрывала куском арматуры.

– Свиная. Взял утром на рынке. Это было проще чем я думал.

Отчаявшись оттереть руки Леонид сдался и посмотрел на Романа. С их последней встречи прошло пять лет. Тогда Леонид думал, что они больше никогда не встретятся, но судьба – глупая стерва – свела их вновь. Роман сильно изменился за это время: и без того узкое лицо осунулось еще больше, то ли с возрастом, то ли от нервов. Волосы выглядели так будто их никогда не моют, а ставшие стеклянными глаза смотрели или куда-то в сторону или сквозь Леонида, словно он не живой человек, а призрак.

– А что краска больше не устраивает?

Леонид произнес это пренебрежительным тоном, из-за которого ему стало неудобно перед явно старающимся сделать все как надо Романом.

– Для ритуала так лучше. Раз ты уже испачкался, вот, держи.

Роман протянул белую пластиковую бутылку из-под молока. Леонид затянул нечто не членораздельное, не зная, что ответить, но бутылку взял. С сосредоточенным выражением лица Роман вернулся к костру и принялся распихивать доски в бочке. Глядя на бутылку с кровью в своих руках, Леонид попытался проглотить вставший в горле кирпич.

Внутри него вдруг вспыхнуло отчаянное чувство фатализма в мгновение, обернувшееся злостью.

– А может я не собираюсь участвовать?!

Эти слова удивили Романа. Он даже перестал перемешивать угли и замер на несколько секунд. Металлический прут в руке, оставшись над огнем, быстро нагрелся, и Леонид услышал запах паленой плоти. Словно очнувшись от транса Роман вскрикнул и выронил прут в бочку.

– Ты же пришел? Значит собираешься участвовать. Если бы не хотел, можно было бы не приходить и не звать никого. Если бы тебе не было это нужно, если бы ты мог обойтись без ритуала, то я бы не встретил тебя здесь сегодня.

Леонид ничего не ответил. Он знал, что Роман прав. Ритуал нужен им, необходим, поэтому они и встретились здесь. Опустившись на колени, Леонид открыл бутылку и начал восстанавливать линии пентаграммы, нарисованной ими когда-то давно ради забавы.

Отличный прут канул в огне и теперь Роману был нужен новый инструмент. Этой ночью им понадобиться много огня. Предупредив Леонида, он отправился на поиски древесины.

Время, замершее в этом месте, одновременно пожирает само себя и все, что находится внутри здания со страшной силой. Роману казалось, что каких-то пять лет назад это здание еще напоминало заброшенную школу, больницу или какое-нибудь предприятие. Чем бы оно ни являлось на самом деле, в прошлый раз они находили старые столы, стулья и шкафы – обычные атрибуты заброшенных зданий. Сейчас, здесь был лишь голые стены и чувство тревоги.